Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова

известной степени как пустая форма различенности» (4922–29). Отсюда возникает-де и форма «единства» (Einheit). «Когда мы осуществляем счет в строгом смысле этого слова, т. е. осуществляем числовую абстракцию, то мы подводим сосчитываемые вещи под понятие единства; мы рассматриваем их как нечто Одно (Eins). А этим сказано лишь следующее: мы рассматриваем каждую вещь как нечто тождественное самой себе и отличное от других вещей» (4932–37). Гуссерлю особенно не нравится в описываемой концепции псевдо-объяснение пути возникновения понятия числа: оно как бы «выскакивает» из само́й «пустой формы различенности» (504–7).

Гуссерль разъясняет далее, что типологически разбираемая им концепция развита в «логических (!) работах» Шуппе, Джевонса и Зигварта. У Шуппе отстаивается сам ранее описанный принцип различения-отождествления и приводятся некоторые примеры. Возьмем, говорит Шуппе, – высказывания: красный цвет – не зеленый и не синий; а – это не в и не с. И когда мы, далее, говорим, что красный, зеленый и синий – три цвета, то имеем в виду именно их различенность и тождественность каждого самому себе. «Можно сказать, – пишет Шуппе, – что это три различных цвета, но это уже будет излишним, ибо два суждения: “имеется три цвета” и “(имеется) три различных цвета” – выражают одно и то же. Там, где я не могу отличить одно от другого, я не могу и считать».[181] Или – другое определение: «Число, соответственно, высказывание о множестве (Mehrheit) благодаря определенным или неопределенным числовым словам “только утверждает различенность (Verschiedenheit), не называя различий”[182]» (ФА, 5024–26). Гуссерль приводит также соответствующие цитаты из Джевонса.

Концепция, придающая различениям и отождествлениям центральное значение в происхождении понятий множественности и числа, разбирается подробно и основательно. Опущу детали и приведу лишь главные контраргументы Гуссерля. Общее замечание Гуссерля: понятия «различия» (Unterschied) и «различенности» (Unterschiedheit) в разбираемых им теориях остаются смутными, плохо проясненными, из-за чего возникает немало ошибок.

Правда, некоторые центральные тезисы критикуемых теорий Гуссерль формулирует достаточно добросовестно, чтобы затем отделить то, что он в них считает правильным, от того, что, по его мнению, неправильно. Один из тезисов звучит так: «Различия между предметами некоторой множественности должны быть замечены как таковые; иначе мы в нашем представлении никогда не вышли бы за пределы непроанализированного единства, и о множественности не могла бы идти речь; следовательно, представления о различенности (Verschiedenheitsvorstellungen) должны эксплицитно содержаться в представлении множественности» (5719–24). Гуссерль в данном случае согласен с тем, что множественности не было бы, если бы содержания не имели отличий друг от друга (5724–25). Но он считает совершенно ошибочным допущение, согласно которому каждое содержание будто бы бывает эксплицитно, специально осознанно, подмечено в свете особенности своих свойств, их отличенности от других содержаний – в случаях, когда осуществляется употребление числовых понятий.

Между тем, по Гуссерлю, понятия различия, различенности и тождества (Identität) «возникают из рефлексии на деятельность по осуществлению суждений (Urteilstätigkeit) – такую деятельность, которая в практической жизни обладает широким значением и которая идет параллельно с процессами представления некоторого множества (Mehrheit)» (583–7). А вот в критикуемых Гуссерлем теориях такая логическая по природе (потому что относящаяся к суждениям) деятельность, осуществляемая на высоких этажах специальной рефлексии, как бы непосредственно выдается за нечто изначально (urspünglich) заключенное в содержаниях и их объединении (5815–18).

Гуссерль как бы взывает к внутреннему опыту каждого из нас. «А последний со всей отчетливостью показывает, что ни представление конкретной множественности, ни представление соответствующего числа не включают с необходимостью эксплицитное представление о различиях между сосчитываемыми единичными содержаниями (Einzelinhalten)» (5837–591–3).

Совершенно ясно, признает автор ФА, что мы можем специально обратиться к теме различий и тождества, сделать её фундаментом какого-либо анализа. Но не менее ясно и то, что «в случае счета она не является положенной, “имеемой в виду” (das Gemeinte)» (5817–18). Здесь Гуссерль, кстати, делает любопытный выпад против неких не называемых по имени «друзей бессознательной психической деятельности» (Freunde unbewuβter psychischer Tätigkeit), которые могли бы перенести такие различающе-отождествляющие процедуры в «туманную сферу бессознательного» (5825–26)… Гуссерлю такое решение не подходит принципиально, ибо он уверен: «Такие бессознательные психические механизмы не вносят какой-либо вклад в формирование содержаний наших сознательных представлений о числе, и они не обладают ни малейшей способностью что-то объяснить относительно возникновения этих представлений» (5928–31).

Считаю необходимым отнести к материалу II главы ФА то резюме предшествующей критики, с которого Гуссерль начинает следующую, III главу своей книги. Здесь автор четко говорит о своих главных устремлениях, резюмирует суть ряда теорий, выделяет правильные, с его точки зрения, утверждения, но в основном формулирует пункты своего решающего несогласия с теориями, которые защищали, не забудем этого, философы, логики с достаточно известными, если не с громкими именами. (Попутно замечу, что собственно психологов в этом ряду почти не было.)

Приведем гуссерлевское резюме почти полностью.

«Наша цель состояла в том, чтобы раскрыть происхождение понятий множественности и числа. Для этого замысла было необходимо точно проанализировать конкретные феномены, от которых эти понятия абстрагированы. Таковые феномены ясно выступают в качестве конкретных множественностей или совокупностей. Между тем, по-видимому, особые трудности встречаются на пути перехода от них к всеобщим понятиям. С самого начала стало ясно, что особые свойства отдельных объектов, которые объединяются в форму некоторого множества, не могут внести ничего [в такое понимание]. Единственное, что могло быть принято во внимание при образовании понятий – это объединение (Verbindung) объектов в единое представление о данной совокупности. И речь шла о точной характеристике такого объединения. Но это оказалось не таким уж легким делом. Действительно, мы познакомились с рядом теорий о происхождении и содержании понятий множественности и числа (Anzahl), – и все они потерпели неудачу из-за ошибок, недоразумений в том, что касалось данного синтеза. Первая из них характеризовала коллективное соединение как простую принадлежность к одному сознанию. Она оказалась очевидно несостоятельной, однако обратила наше внимание на важное психологическое предварительное условие: всякое коллигируемое (объединяемое) содержание должно быть особо (für sich) замечено. Нам уже стало ясно, что объединение содержаний надо рассматривать как опосредуемое особыми актами сознания. Нас ещё больше укрепила в этой мысли критика трех следующих теорий, согласно которым предполагалось, что к нашим понятиям можно прийти благодаря “формам созерцания” времени и пространства. Мы тем самым познакомились со временем как предварительным психологическим условием числа. Последняя теория, которую мы рассматривали – и единственная, в которой есть подлинная научность, – была теория различий» (646–30 – 651–6).

Теперь, когда хотя бы частично прояснились позиции – и самого Гуссерля, и критикуемых им авторов – и