Город бездны - Аластер Рейнольдс

Строго говоря, рептилии Окраины Неба рептилиями не были. Впрочем, земные рептилии — лишь один из бесконечного множества путей, которым может идти эволюция.

Самые крупные беспозвоночные Земли — спруты и им подобные — обитают в морях, но на Окраине Неба беспозвоночные завоевали не только море, но и сушу. Никто не знает, почему местная эволюция пошла по такому пути. Наиболее правдоподобной выглядит версия о некоей глобальной катастрофе, в результате которой океаны «съежились» примерно до половины прежней величины, обнажив шельф. Формы жизни, обитающие на их периферии, получили мощный стимул к адаптации на суше. Но поскольку эволюция на тот момент еще не дошла до «создания» позвоночника, ей пришлось обходиться без него. Это был трудный и долгий процесс. Однако животный мир Окраины Неба представлен исключительно беспозвоночными. У гамадриад — самых крупных обитателей планеты — форма тела сохраняется лишь за счет давления, возникающего при циркуляции внутренних жидкостей, которые перекачиваются чуть ли не сотней сердец, разбросанных по всему объему тела. Эти твари хладнокровны — то есть температура их тела изменяется вместе с температурой окружающей среды. На Окраине Неба не бывает зим, при которых могли бы выжить лишь создания типа млекопитающих. Что же касается рептилий, то они, как и полагается хладнокровным, двигались медленно, питались редко и жили очень долго. Самые крупные из них, королевские кобры, даже не умирали в обычном смысле. Они просто изменялись.

По коридорам мы пришли в подвальное помещение, где содержались молодые особи. Изначально оно предназначалось для семейства крокодилов, но те пока что пребывали в анабиозе. Юная гамадриада едва помещалась в террариуме. К счастью, она успела не слишком подрасти в неволе. Но нам наверняка придется построить новое помещение, если Кагуэлла всерьез намерен отловить почти взрослую рептилию.

Я не видел нашу пленницу уже несколько месяцев и, откровенно говоря, она меня не слишком интересовала. В конце концов я понял, что эта тварь, по сути, вообще ничего не делала. После кормления аппетит у нее почти пропадал. Тогда она, как всегда, сворачивалась в кольцо и впадала в состояние, близкое к смерти. У гамадриад нет естественных врагов, поэтому они могли позволять себе спокойно переваривать пищу и сохранять энергию.

Мы осмотрели глубокий сухой бассейн с белыми стенами, в котором когда-то должны были обитать крокодилы. Один из моих подчиненных, Родригес, склонился над резервуаром и подметал дно десятиметровой метлой. Именно на такой глубине находился пол, окруженный вертикальными стенами, отделанными белой керамической плиткой. Иногда Родригесу приходилось спускаться в бассейн, чтобы что-то наладить, — и не могу сказать, что я ему безумно завидовал, хотя кобра и находилась по ту сторону барьера. Есть такие места, куда лучше не соваться, и террариум со змеями — одно из них. Родригес улыбнулся мне сквозь усы, извлек из ямы свою метлу и водрузил ее на полку у стены, где размещался набор подобных длинномерных инструментов — клещи, гарпуны для анестезии, электрошокеры и прочее.

— Как поездка? — спросил я. Родригесу было поручено съездить в Сантьяго, чтобы прощупать почву для заключения новых сделок.

— Рад, что наконец вернулся, Таннер. Там куда ни глянь — одни высокородные задницы. Их хлебом не корми, только дай почесать языком и сказать что-нибудь доброе в наш адрес. Военные преступления… При этом они от души надеются, что война никогда не кончится — какое-никакое разнообразие. Просто с жиру бесятся.

— Но кое о ком из присутствующих они не только говорят, — заметил Кагуэлла.

Родригес очистил щетину метлы от листьев.

— Ага, слышал. Только сегодня ты военный преступник, а через год — спаситель народа. Или я не прав? И вообще, людей убивают не пушки, знаете?

— Верно. Людей обычно убивают маленькие металлические снаряды, — с улыбкой произнес Кагуэлла, любовно поглаживая шокер для скота, — возможно, он вспоминал, как с его помощью загонял гамадриаду в транспортировочную клетку. — А как поживает моя малышка?

— Кажется, у нее какая-то кожная инфекция. Меня это беспокоит. Эти твари линяют?

— Черт их знает. Возможно, мы будем первыми, кто об этом узнает.

Кагуэлла перегнулся через парапет — он доходил ему до пояса — и заглянул в бассейн. Он выглядел недостроенным. Кое-где торчали растения — то, что осталось от попыток озеленения. Мы быстро обнаружили, что окружающая среда почти не влияет на поведение пленницы. Она дышит, чует добычу и изредка ест. В остальное время гамадриада просто лежит свернувшись, точно бухта перлиня на большом корабле.

Спустя некоторое время это наскучило даже Кагуэлле. Впрочем, рептилия по меркам своего вида была еще мелкой и могла умереть задолго до того, как достигнет величины взрослой особи.

Гамадриады видно не было. Я тоже перегнулся через барьер, но бассейн выглядел пустым. Прямо под нами, в стене, есть прохладная темная ниша, в которой эта тварь обычно прячется от посторонних глаз.

— Спит, — сказал Родригес.

— Ну да, — согласился я. — Можешь вернуться через месяц, и, быть может, она шевельнется.

— Ничего подобного, — сказал Кагуэлла. — Вот, смотрите.

На стене висел белый металлический ящичек, который я не заметил раньше. Кагуэлла откинул крышку и извлек из него нечто вроде переносной рации с антенной и кнопками управления.

— Вы, случайно, не шутите?

Кагуэлла встал, чуть расставив ноги и держа пульт управления в вытянутой руке. Пальцем другой руки он неуверенно потыкал в кнопки, словно сомневался, что помнит комбинацию. Однако его действия возымели эффект. Снизу до моего слуха донесся характерный сухой шелест — змея разворачивала кольца. Такой звук издает брезент, который волочат по бетону.

— Что происходит?

— Попробуй догадаться.

Он наслаждался от души. Наклонясь над бассейном, он наблюдал, как тварь выползает из своего убежища.

Вполне возможно, она относилась к молодняку, но ее размеры не внушали мне ни малейшего желания подойти поближе. От головы до хвоста — добрых двенадцать метров, и почти по всей длине ее туловище было толщиной с мою грудную клетку. Разумеется, она двигалась как нормальная змея — как еще может двигаться тварь, не имеющая конечностей, да еще и весом больше тонны? Тело рептилии казалось бескровным — она пыталась маскироваться под белые стены бассейна — и бесформенным. Эти существа могли не бояться хищников, но мастерски нападали из засады.

Змея была безглазой. Неизвестно, каким образом они ухитряются маскироваться, будучи слепыми. Подозреваю, что у них на коже есть какие-то клетки, не связанные с центральной нервной системой, которые реагируют на длину волны. Нет, гамадриады не слепые. У них есть глаза — невероятно зоркие, с широким полем, к тому же они обладают бинокулярным зрением. Только глаза у них находятся на верхнем небе — наподобие тепловых сенсоров в пасти земных змей. Эта тварь видит окружающий мир в течение нескольких секунд — когда разевает пасть перед броском. Однако масса других сенсоров — в основном инфракрасного излучения и запаха — позволяют ей выбрать и выследить подходящую добычу. Глаза во рту — это средство для точного прицела, необходимое лишь для того, чтобы нанести последний удар. Понимаю, это может показаться противоестественным. Но я слышал о мутации у лягушек, при которой глаза появлялись у них в пасти без серьезного ущерба для здоровья особи. Можно также вспомнить о земных змеях, которые действуют вслепую ненамного хуже, чем зрячими.

Змея полностью выползла из ниши и замерла, свернувшись с элегантной небрежностью.

— Отличный трюк, — заметил я. — Не поделитесь секретом?

— Контроль над мозгом, — отозвался Кагуэлла. — Мы с доктором Вайкуной усыпили ее и слегка поэкспериментировали с нервной системой.

— Этот упырь опять здесь?

Вайкуна — местный ветеринар. А еще он был когда-то специалистом по допросам и, по слухам, совершил немало военных преступлений, включая медицинские опыты над заключенными.

— Этот упырь — эксперт по организации нервной системы. Именно Вайкуна определил, где находятся главные контрольные бугорки центральной нервной системы гамадриад — кстати, довольно примитивной. А также изобрел простые электрошоковые имплантаты, которые мы разместили в стратегических точках — откровенно говоря, по всему мозгу этой твари.

Кагуэлла рассказал мне, как они экспериментировали с этими имплантатами, пока у змеи не закрепился ряд простейших поведенческих рефлексов. Впрочем, особенной изощренности не потребовалось — рефлексы змеи вообще весьма просты. Какой бы огромной ни выросла королевская кобра, по сути своей она остается машиной для охоты, у которой есть еще несколько довольно простых дополнительных функций. С крокодилами было то же самое, пока мы их не заморозили. Они опасны, но работать с ними легко, когда поймешь, как у них работают мозги. Каждый стимул вызывает у них строго определенную реакцию. Гамадриады реагировали иначе — они были приспособлены к жизни на Окраине Неба, — но не намного сложнее.