Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было много иностранных делегаций. Повсюду звучала английская, французская, итальянская, греческая речь. Православные общины со всего мира прислали на форум своих представителей. Среди них были очень заметны сербские женщины своей контрастной красотой. Их волосы были не просто черными, они были иссиня-черными, к тому же они блестели, как искусственные. Вороное крыло — это про них. Они были похожи на цыганок из табора, только одеты были не в цветные шали и цветастые юбки, а в непривычные для цыганок городские офисные костюмы. Одна колдунья сменяла другую. Они куда-то уводили делегации, рассаживали, кому-то раздавали бейджи, угощали кофе, прохладными соками. Но меня ни на секунду не покидало ощущение, что рядом со мной — не секретарши-помощницы и переводчицы, а ворожеи. Мне все время казалось, что они вот-вот вытащат карты и начнут гадать на них, предсказывая гостям их судьбу.
Много позже я поняла, что моя интуиция меня не подвела. Оказывается, для многих сербок книги о колдовстве и магии — чуть ли не настольные. Они знают массу привораживающих рецептов, свойства разрыв-травы, лунные календари и гороскопы, а гадальные карты используют даже чаще, чем книги о вкусной и здоровой пище. Колдовство в Сербии — такое же житейское и обыденное дело, как приготовление пищи.
Моя знакомая, известнейшая оперная певица, которая пела и с Каррерасом, и с Доминго, и с Паваротти, и с Хворостовским, однажды рассказала мне историю, в которую трудно поверить. Как-то на одном ужине, разговорившись с ней, я сказала, что не верю в экстрасенсов, в черную магию и в гадания и что я совсем не суеверна.
— И я была не суеверной, пока в моей жизни не случилось такое, что не дай бог испытать никому, — сказала Наталья. — Когда я уехала из Советского Союза, у меня было много приглашений и выступлений в разных странах. Но настоящий триумф пришел ко мне после того, как я вышла замуж. А мужем моим стал югослав. Я переехала к нему в Белград. Однажды перед концертом, когда я готовилась к выходу, раздался звонок в дверь. Открываю дверь — никого, только лежит конверт. В конверте была короткая записка: «Убирайся из Белграда! Оставь мне моего Слободана, иначе умрешь!» Посчитав это бессильной бабской угрозой, я поехала на концерт. Я была счастлива, мне все удавалось в то время. Я пела в Милане, пела в Мюнхене, получала премии в Барселоне и Лондоне. Мне аплодировали во всех прославленных оперных театрах мира. И казалось, что после долгих испытаний и страданий эмигрантской жизни судьба наконец вознаграждает меня. В хорошем настроении и «в голосе» я ждала, когда погасят свет, раздадутся первые аплодисменты. Уже почти на выходе из гримерки я решила взять несколько нот из своей любимой «Аиды», которую мне предстояло спеть. И ужас сковал мое тело: у меня не было голоса! Он не просто пропал или сел, или я «пустила петуха», у меня просто не было голоса! Я не зазвучала. С безумными глазами, хватая режиссера сцены за руки, я пыталась ему объяснить, что случилась катастрофа. Но, кроме сипа, из моего горла ничего не исходило. Концерт отменили через несколько минут, и через несколько же минут появилась скорая помощь, потому что меня лихорадило и казалось, что высокая температура сожжет всю меня изнутри. В госпитале, куда уже примчался мой муж, меня осмотрели самые лучшие белградские врачи, собрали консилиум. У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ НАШЛИ… Слободан настаивал на повторном обследовании. На этом же настаивала и я. У меня брали кровь, проводили компьютерные исследования, УЗИ — все показывало норму. Но ведь зашкаливающая температура была! Ведь весь театр видел, как меня колотило в ознобе, как я не могла говорить. Но приборы по-прежнему выдавали норму. И все начало казаться ночным кошмаром.
С Сергеем Лавровым. Два выпускника одного вуза
Мы вернулись домой. К утру недомогание как рукой сняло. Все стало как прежде. Голос вернулся, и я должна была вернуть зрителям оперный спектакль — «Аиду». Я обожала Верди. А Аида была моей любимейшей из ролей. В день следующего концерта, когда муж уехал на работу, раздался звонок, и измененный женский голос произнес: «Ты еще здесь, русская б…? Смерти не боишься? Тебе было мало? Оставь моего Слободана! Убирайся из Белграда!» Я поняла, что эта женщина говорит в банку, чтобы голос был неузнанным, но для меня он звучал как голос из преисподней. У меня опять за считаные минуты поднялась температура. Я вызвала Слободана, с ним примчалась моя сербская подруга Зорька. Концерт опять был отменен, я тряслась в истерике, Слободан звонил в какие-то службы, чтобы выяснили, откуда был звонок, а Зорька спросила только одно: «Ты можешь срочно со мной уехать? Мы спасем тебя!»
Я не могла оставаться в квартире, не могла видеть Слободана, из-за которого мне была обещана смерть. Я села в машину Зорьки, и мы поехали в город Нови-Сад.
По дороге меня всю растрясло, и мне казалось, что именно там я и встречу смерть. На подъезде к Нови-Саду мы стали петлять среди маленьких частных домов и остановились у покосившегося забора. На скрип калитки в дверях показалась немолодая черноволосая сербка. Она пригласила нас войти. В темной комнате она проводила надо мной какие-то манипуляции, что-то шептала. Горел огонь, на голову мне была поставлена миска с холодной водой, в которую лили горячий воск. В воде возникали причудливые фигурки, потом она долго рассматривала их и наконец сказала, обращаясь к Зорьке: «Я здесь не смогу помочь. Твою русскую подругу заговорили на смерть. И снять это проклятие сможет только та, которая это сделала».
Поздно ночью мы вернулись в прежде столь любимый мною Белый город. Я чувствовала, как эта любовь поминутно вытесняется ненавистью. Я не знала, как посмотрю в глаза своему мужу. Зорька все ему рассказала.
«Я ее найду. Я всех найду. Ты будешь петь. С тобой ничего не случится. Я все сделаю», — клялся в темноте мой муж. Мой
