Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский

На Лидию набросились двое в таких же нелепых, усатых, теперь казавшихся не смешными, а страшными, масках. Она изо всех сил стала отбиваться ногами, пыталась кричать, звать на помощь, но рот ее зажимали все крепче.

— Виконт, может, бросим ее, а? А то нагорит всем. Пошутили, и хватит, — как в кошмаре, услышала Лидия жиденький ребячий тенорок.

— Молчи, размазня! Отшивайся к черту! Трус! — злобно ответил другой голос.

В следующий миг чьи-то руки втолкнули Лидию в машину, больно ушибив о дверцу ее колени. Лидия закричала, но рот ее опять зажали.

— Теперь тебе никакая мораль не поможет, — приглушенно пригрозил чуть гнусавый голос и скомандовал: — Гони!

«Москвич» сорвался с места и помчался во весь дух, петляя в глухих переулках. Мимо мелькали то темные, то освещенные дома, — подъезды, потом черные перелески, дачи. Лидия все еще отбивалась и кусалась. Все тот же, казавшийся знакомым, голос прозвучал, как сквозь вату:

— Да пырни ты ее, ну ее к дьяволу… и выбрось! Возиться тут с ней!

И черная ночь сомкнулась над Лидией…

…Во втором часу ночи в необычной тревоге проснулась Серафима Ивановна. На тумбочке тихо светил под синим колпачком электрический ночник.

— Миша, Миша! — позвала Серафима Ивановна мужа. — Проснись же, Лиды до сих пор нет.

Михаил Платонович пробудился от первого, крепкого сна, непонимающе огляделся.

— Лида еще не пришла, слышишь? Где она могла так поздно задержаться? — спросила Серафима Ивановна.

Михаил Платонович почесал грудь, зевнул:

— В институте. Где же еще? А может, у подруги. Придет. Не волнуйся.

Они замолчали, прислушиваясь, не послышится ли звонок. За окном тишина — спит Москва, спят окраинные улицы, переулки, отдыхают люди, троллейбусы, трамваи, отдыхает под землей метро.

Михаил Платонович опять задремал, но его снова разбудила Серафима Ивановна. Лицо ее было бледно, озабоченно. Старинные, похожие на теремок часы на стене продребезжали три раза…

Серафима Ивановна встала, села у стола, напряглась в ожидании. Не спал теперь и Михаил Платонович. Тревога за дочь сменилась досадой, негодованием: вишь, стыд потеряла — загулялась, что ли, с девчонками, а может быть, и с парнями, вроде этого, привязавшегося как репей, франтика Страхова…

В тягостном ожидании Нечаевы так и просидели до утра. Едва забрезжило осеннее скучное утро, Михаил Платонович, еще раз успокоив жену: «Придет, наверное, заночевала у подруги», — ушел на службу, а Серафима Ивановна, кое-как одевшись, чувствуя слабость в ногах, страх за судьбу дочери, поехала в институт. Там прождала до восьми часов, пока собрались студенты, профессора и преподаватели, обегала все аудитории, опросила всех — Лидии нигде не было.

Серафима Ивановна решила подождать, просидела в вестибюле минут сорок, пока закончится на факультете лекция… В перерыве ее окружили студенты и преподаватели.

— Нету? Не было? Странно. Да вы ищите ее у знакомых…

Несмело подошел Олег Табурин. Он, Кирилл Дубовцев и Петрушин по-настоящему встревожились, побежали к Федору Ломакину, потом все вместе отправились к директору.

— Вы поезжайте домой, Серафима Ивановна, она, наверное, уже дома, — посоветовал Табурин. — А мы, если Лида появится, тотчас же вам сообщим.

И Серафима Ивановна, еще более встревоженная, отправилась домой. Подъезжая к дому, она чувствовала, как сердце ее бьется — чуть не выскочит. Какая большая была бы радость, если бы ее доченька оказалась дома. Серафима Ивановна вошла в квартиру — пусто!

Она побежала к автоматной будке, позвонила на работу, попросила передать начальнику, что ее задерживают дома очень важные семейные обстоятельства — она все еще не решалась назвать причину, — поехала к знакомым и предполагаемым подругам Лидии, но всюду ее встречали с изумлением, а находились и такие, что притворно-сочувственно качали головами: «Ох, эта нынешняя молодежь! Так волновать мать».

Один и тот же ответ был всюду:

— Не было. Не видели.

Тогда Серафиме Ивановне посоветовали позвонить в милицию. Но и оттуда отвечали: несчастного случая с гражданкой такой-то не зарегистрировано…

Когда она услышала слова «несчастный случай», страх, ничем не истребимый, сразил ее. Потом опять он смягчился надеждой. Она знала адрес Страховых и поехала к ним. Ей открыла Перфильевна.

…Валентина Марковна отнеслась к Серафиме Ивановне не только приветливо и ласково, но и по-матерински посочувствовала ей. Выяснилось, что к Страховым Лидия не заходила с тех пор, как перед отъездом у них состоялась вечеринка. Ноги Серафимы Ивановны подкашивались. Она еле доплелась домой. Придя в пустую квартиру, опустилась на стул и так просидела до прихода Михаила Платоновича. И тут начались для обоих муки бесчисленных догадок, поисков….

Следующая ночь прошла в метаниях, полных ужаса и отчаяния. Михаил Платонович успел с утра съездить на электричке в деревню к Фекле Ивановне и привез оттуда нерадостную весть: после того как гостил у них Максим Страхов, Лидия не приезжала… Серафима Ивановна объездила чуть ли не все больницы, клиники, амбулатории, морги — напрасно! Лидия как в воду канула…

После перекрытия прорана Максим вновь занял свой пост на шлюзе, где завершалось бетонирование судоприемной коробки. В тот же вечер, придя с работы, он написал Лидии:

«Дорогая моя! Вчера я узнал, вернее почувствовал, что такое настоящая работа. Если бы ты видела эти лица, эти глаза людей, нашу трудовую ярость! Река перекрыта, и вместе с ней перекрыт во мне путь к тому, что еще мешало шагать прямо и смело… Каким маленьким вижу я себя в прошлом! Теперь у меня работа, ты, моя любимая… Через труд и любовь к тебе я пришел к пониманию того, что сейчас чувствую. Скорее бы с тобой встретиться. Теперь, пожалуй, я смогу приехать в Москву дней на пять. Начполит Березов обещает это устроить. Лида, мы скоро увидимся!»

Максим сделал в письме несколько приписок — ему казалось, что он не все высказал, — и запечатал конверт. В эту минуту в комнату вбежал Черемшанов, размахивая бумажкой:

— Тебе извещение, с телефонной станции. Пляши.

— Брось дурачиться… — сказал Максим и вырвал из рук Саши извещение: «20 октября в 22 часа будьте на переговорной, с вами будет говорить Москва».

Сердце Максима дрогнуло радостно и тревожно. Неужели Лидия? Ведь он в предыдущем письме писал, что она может вызвать его по телефону, предварительно послав извещение. А может быть, дома случилось что-нибудь — опять свалился в сердечном припадке отец или заболела мать? Он едва дождался указанного в извещении часа, прибежал на переговорную.

Максим сидел в помещении почты, то и дело вскакивая и прохаживаясь от нетерпения. Письмо к Лидии он уже опустил в ящик, думая, что написал главное, а сейчас по телефону скажет о близкой встрече. Березов, конечно, ему поможет. Молва о его чуткости ходила по всей стройке. Одному начполит помог устроить новое жилье, другому, рядовому рабочему, когда тяжело заболела его жена, вызвал, самолет и отправил в Степновск на операцию…

Голос телефонистки известил в репродуктор:

— Страхов Максим Гордеевич! Вас вызывает Москва. Кабина номер два.

Максим очутился в душноватой тишине кабины, снял трубку. Вот сейчас он услышит голос Лидии, не той суровой и непреклонной, которая жестоко обошлась с ним в день разрыва, а другой — милостивой и любящей… Но сквозь шумы расстояния он услышал голос матери, такой же близкий, но в эту минуту менее всего желанный. Она торопилась, нанизывала слова и излишне громко кричала в трубку. После приветов и поцелуев голос ее стал более отчетливым:

— Отец опять заболел. Но ты не волнуйся и приезжай. Обязательно отпросись на несколько дней. С Лидией неприятность… Что? Да, да… Странное и непонятное. Она куда-то пропала…

Пропала?! Что такое? Не ослышался ли он? Максим продул трубку, крепче прижал к уху:

— Мама, что ты такое говоришь? Лидия уехала? Куда?

— Неизвестно. Ее везде ищут, но безрезультатно. (Максиму послышалось «бестактно»). Она ушла вечером из института и не вернулась домой. Два дня ее нет. Нечаевы думают, не уехала ли она к тебе?

В голове Максима все спуталось: «Поехала ко мне? Пропала? Всюду ищут?»

Он уже плохо слушал, о чем говорила мать. Руки его дрожали, он заикался, задавал беспорядочные вопросы, хотел знать все, все… Но телефонистка равнодушно предупредила:

— Кончайте. Ваше время истекло.

Мать еще раз повторила:

— Приезжай скорее. Завтра получишь телеграмму. Тебе надо обязательно приехать! Обязательно!

О Лидии больше ни слова.

— Хорошо. Приеду! — успел крикнуть в трубку Максим, и линию разъединили.

Максим побежал в общежитие к Гале. В таких сложных вещах она была его лучшей советчицей. Он рассказал ей о странной вести, Галя встревожилась, а Славик сказал, как всегда, невозмутимо-спокойно: