Стихотворения и поэмы - Микола Бажан

Повесть вторая

НОЧЬ ПЕРЕД БОЕМ

Каспийская степь,                         вся в прах сожжена и горбата.Сады Карталинии                               в цвете, в росе и соку.Нерушимые, тяжкие озера Эйбата.Перекрестные ветры Баку.Этот ветер в знамена широкие КироваВрывался прибоем, шелка разметав,В эту жесткую настороженность травУпрямо ступала нога командира.Короткий он тут разбивал бивуак,Расстилая пропахшую порохом буркуНа синий и рыхлый, как снег, солончак.Товарищ и вождь,                            командир и кунакМенгрелу, лезгину, донбассовцу, тюрку.Темнело. Приглушенный шаг патруля.Бесшумные сумерки стлались над миром.Он шел, поднимался на взгория Киров.Текло омраченное море, гремя,И яростным жаром чадила земля —Князей нефтяных, властелинов, банкиров.Он глянул на желтых вершин рубежи —Он видит             от вышек Баку                                     и сквозь Кюрдамир                                                              до Гянджи,Там скопища глиняных сакль,Овалов и кубов сцепленье:            то ящики сна и еды,            хранилища зла, угнетенья,Рожают там в войлок, в кизякИ мрут в лишаях от вши,Там скрашен отчаяньем сыр,            замешаны болью коржи.Он слышит рождение слов,            он видит прозренье конурок,Годами закопанных в грязь,            веками не знавших про свет.Он слышит, как молвит теперь            слова необычные тюрокГортанным своим языком:            «мандат», «большевик» и «совет».Он издали видит            спирали ветров,                               что идут круговертно,Простреленного офицера            последний, отчаянный взмах.Дашнацкого маузера в сакле            доносится выкрик предсмертныйИ волчье шуршанье в кустах            мусаватистских папах.Бои завершались над степью,            расколотой и пробитой,Пронизанной визгами сверл            до жирных ее глубин,Где в залежах олигоцена                   ползет и сдвигается битум,В расщелинах снятого грунта,                   в разломах глубоких ложбин.То кровь геологии.                   Сало,                   растопленное веками,Засосанный в литосферу,                   процеженный недрами жир.«…A сверл не хватает и ныне,                   ведь столько работ перед нами,Так нет же — и нефть бюрократы                   заносят в низший ранжир!»То — посвист форсунок, то — натиск,                   дыханье моторов, движеньеЭнергии, влитой в глубины,                   идущей на помощь труду.«Еще и еще услыхать бы                   струи говорливой биенье,В цистерны швырнуть с размаху                   живую ее быстроту».Упрямо расправились плечи,                   спружинили мускулы сразу,Ремень затянувши на сумке                   с привычным походным добром —Блокнот для отрывистых формул,                   нужнейших заметок, приказов,—Он четок, как штрих астронома,                   и точен, как метроном;Вчетверо сложенный номер                   майской «Правды» белеет —С воззванием к закавказцам,                   с ленинским мудрым письмом.О пенсильванской нефти                   обтрепанный том Менделеева,И верный участник досуга —                   Некрасова избранный том.Мужская обычная ноша                   с амуницией боевою…Бойца, командира припасы —                   спутники всех передряг.Маленький смуглый подчасок                   ноги поджал под собою,Сторожевой с наганом,                   сунутым прямо за пояс,С продымленным карабином                   над гребнем английских касок,Оттягивает шаровары                   синеватой бомбы кулак.Тишь напряглась. А вечер                   расцвечен, как украшенья,Что в древних пергаментных списках                   сокровищем вправлены в вязь.Иранских писцов гололобых                   химера воображеньяВбирала многообразье,                   стоцветным узором вилась.В сияющих медных воротах,                   тугой синеве наслоений,В пролет колоннады отвесной                   багрянца замедленный взмах.Мозаика яшмы, порфира                   вплавлена в блеск светотени,—Как Шемахинское царство,                   солнце сходило в мрак.Былая земля Ирана,                   пласты вековечных аулов,Где прадед, и внук, и праправнук                   сдыхал на проклятых полях,Где раб-переписчик над текстом                   склонялся спиною сутулой,—Уже Шемахинское царство                   над нею падало в мрак.Былая земля кумирень                   огнепоклонника гебра,Христа, Магомета, Ормузда —                   не выйти из круга никак —И бой, и резня, и убийство,                   петля и железо под ребра —Бесчинство Шахсея-Вахсея                   кровавое шло во мрак.Былая земля губернаторств,                   и негоциантов, и беков,Где тысячи рук поднимались,                   где громом звучало в ушах,Как в лад забастовке бакинской                   вздымалось путиловцев эхо,—Дебелое царское солнце                   над нею падало в мрак.Былая земля магнатов,                   что сверлами всех калибровПробита насквозь, чтобы нефтью                   насытился мир и пропах;Чтоб Кокарев, Нобель, Шибаев                   на бирже победу вырвал —Над нею Шибаево солнце                   бесславно падало в мрак.Былая земля «Мусавата»                   взята детердинговским чеком,Замасленным нефтью чеком                   продажных и жадных бродяг.Исхлестанная, рассеченная                   сухим интервентским стеком,Как ханский бунчукодержец,                   солнце падало в мрак.«Навеки!» — промолвил Киров.                   Внезапно явилась гордость —И он утвердил эту землю,                   ее укрепил рубежи.И крикнуть хотелось навстречу                   крутому кипенью нордов:«Эх, черт побери, по правде,                   так хочется жить и жить!»И он, расстегнувши ворот                   выцветшей гимнастерки.Вслушивался, как пульсом                   по телу волна текла,Ритмичным движением мысли                   и щедро отпущенным токомВеселой и верной крови,                   мужества и тепла.В коричневых, ржавых навалах                   катились просторов периодыИ разбивались у ног,                   разбрызгавши щебень и шум.В песках закружили ветры,                   в шипучих разводах и выводах,Как ящерица — пески,                   невзрачный, как змейка, самум.Меж горами эхо росло,                   и звуки шли между склонами.О чем-то кричал часовой                   над вбитым в оковы селом.И рядом, почти что о дол,                   о грунт, как сухарь надломленный,Внезапная птица легла,                   царапая землю крылом.Всходила каспийская ночь,                   насыщена серным раствором.Продымлена злым углеродом,                   вспышкой нефти обагрена.Путем этим, сотнями орд,                   разбитым, искромсанным мором,Прошли Тамерлан и сельджук,                   фельдфебель и аргонавт.Плавучий, обугленный ил,                   огня подземного гул.Вкованный в конус горы,                   как в золото шлем, колчедан.Равномерно качанье холмов…                   Волнистой земли караван.За горою гора и гора,                   за аулом аул и аул…«…Я слышу, как ты встаешь,                   земля моя ста языков,Я слышу, как ты идешь.                   Я слышу, приходишь ты.Для моря твоих людей                   не хватает уже берегов,Для роста твоих людей                   мало уже высоты.Идет отовсюду народ,                   из всех городов и сел,И подписи ста городов                   под рубрикой „делегат“.Пришел Зангезур и Баку,                   Карабах и Тифлис пришел.И возле московских бойцов                   стоит торжественный тат.Астраханский матрос и лезгин                   читают одно и то жАлфавитом разных рас,                   у одной и той же стены.Я слышу, как ты встаешь,                   я слышу, как ты идешь,Как люди твои растут —                   пулеметчики и чабаны.Пыль менгрельских дорог                   стряхивая с подошв,Расспрашивает грузин                   донбассовца про Перекоп.Я слышу, как ты идешь,                   я слышу, как ты растешь,Твое поколенье встает —                   архитектор и рудокоп.Армянских пословиц текст,                   что на родной похож,Читает усатый тюрк                   на языке азери.Я слышу, как ты растешь,                   я слышу, как ты встаешь,Как люди твои идут —                   виноградари и косари.Идут в наилучший дом,                   какой только в городе естьСредь ржавых особняков,                   купцами построенных здесь.Собираются люди твои                   говорить о грядущем твоем,Люди, что знают смерть,                   люди, что знают труд.Слышны на дорогах шаги                   шахтера и кузнеца,Спешат из аулов и сакль                   сквозь горные рубежи —К высоким трибунам несут                   земли дорогие сердца,Драгоценнейшие слова                   из всех, что узнали за жизнь.Тесно таким словам                   среди карнизов и ниш,В проходах крутых анфилад,                   под лепкою гулких зал.Рождаешься ты в тишине,                   ты входишь в мир и звучишьИстории первый такт —                   наш „Интернационал“!Пели мы тебя перед сраженьем,                   пели в день восстания отряды,Пели мы тебя и перед смертью                   и в лицо смеялись палачу.С корабля сходила ты последней,                   ты крепила наши баррикады,Первою врывалась ты в редуты,                   с нами в битву шла плечом к плечу.Так, в безлюдных ли дворцах империй,                   в каменных ли панцирях хоромовИль в костлявой готике соборов,                   в капищах рукастого креста,В слепоте камней и алебастра,                   в прозреванье арок и проломовНет тебя достойного величья,                   и твоя не в этом простота.Вот твой дом — просторный и прекрасный,                   дом, в который входит наша песня,—И колонн гранитных вереница                   перед ней, гремящая, встает.Сотни тысяч мастеров проходят,                   в блеске стен, среди озер чудесныхВ мраморе отбиты. Каждый молвит                   из творцов: „Всё — наше. Всё — мое“.Каждый имя мастера врезает                   в великаньи грани обелиска,Класс в кристалле вечности и славы                   начертал победный ряд имен.И флагшток звенит, врезаясь в небо,                   пламенем объятый исполинским,В первый раз восходит наше солнце,                   встав в победный караул знамен!»

Метались ветра, пламенели созвездьяВ такие часы, у веков начеку,Речь родилась для народного съездаВ тысячелетнем славном Баку.Уже у гранитных лесов Сураханов,Где всажены в корень алмаз и корунд,Внезапно ударило в дрогнувший грунтОгромное пламя, взрывы фонтанов.Оно, прорывая пространство, шагнуло,Как сполох комет, устремленных вперед.И отсвист и свист в перекатах и гулах,Смещенье просторов, движенье пород.И в мерном шатании тучи мелькнулаТревога. И окрик, шаги караула,И врезанный в камень и пущенный в лётВдруг выстрел меж гор. Над квадратом аулаТоченая тень минарета встает,И горечь сухого, как дым, саксаула,И ночь перед боем…                              — Вперед!

Повесть третья