Его строптивая любовь - Ирина (Иринья) Коняева

могла. Поддержать добрым словом, рекламой, потрясти связями. Как–то мы с Танькой нашли крутую работу моей подписчице. Совершенно случайно, просто так совпало. Но это натолкнуло на интересную мысль. Я написала пост о хобби, на которых можно зарабатывать, спросила у читателей, чем бы они хотели заниматься, что умеют и любят, но не делают, что их останавливает. Предложила просмотреть комментарии друг друга и, возможно, помочь другому с реализацией мечты.

Шутки шутками, но люди откликнулись и с энтузиазмом принялись за дело. В последствии я неоднократно рекламировала совместные проекты и публиковала реальные истории из жизни моих подписчиков, помогая продвигать их такой незамысловатой рекламой. И невероятно гордилась, что смогла сделать простой девичий блог по–настоящему полезным. Но, увы, менее популярным. От молодой красивой девушки ждали совсем другой контент.

На ум пришла до боли знакомая фраза, что мир несправедлив, да только я вдруг поняла, что всё совсем по–другому. Если я по своему рождению и призванию — меняющая мир, вдохновляющая и… что там ещё писал каад?

— Сметающая преграды, меняющая расположение сил, — пробормотала себе под нос в глубокой задумчивости. — Ласковая рука для мира — тоже интересно.

Закрыла глаза, вдохнула свежий воздух, прислушалась.

Рагнар как–то сказал, что нужно задавать правильные вопросы, если хочешь получить содержательные ответы, и я поделилась с миром предположением, задав единственный вопрос, права ли я.

— Да, — прошептал на ухо тёплый ветер. — Докажи, что достойна, и ты получишь ключи и от Эрмида и от сердец его жителей.

«А мы тебя уже любим», — добавил Огонёк, выдавая, что прекрасно слышит даже ментальное общение с другими стихиями.

Эрмид показался мне недоверчивым, многое повидавшим старичком. Его так часто разочаровывали, что он рад бы поверить хоть кому–нибудь, да не может. И, наверное, не хочет. Только я выросла на земных сказках и знаю, что до любого, даже самого заиндевевшего или каменного сердца можно достучаться! И возможно именно я, со своими ужасными по мнению тёмных рас слабостями, вроде доброты, скромности и альтруизма, способна на это.

Выпрямилась. Выдохнула напряжение. Посмотрела, как прекрасен мир вокруг, а я вновь отвлекаюсь и не ловлю момент. Упускаю то самое «здесь и сейчас».

Непорядок.

Расслабилась, улыбнулась ветру, морю, полёту. Прижалась щекой к костяному гребню дракона, наслаждаясь его ровным теплом.

Чтобы слушать мир нужно меньше думать и больше открываться ему, отдаваться. Делиться своими переживаниями, умножать позитивные эмоции. Не прятаться за размышлениями.

А мир как на ладони. На небе ни облачка, яркий диск луны освещает всё на много километров вокруг. Дракон летит неспешно и плавно, позволяя рассмотреть, проникнуться красотой Эрмида, полюбить его.

— А давай побыстрее! — прошу дракона задорно и весело. Я не испытываю этих эмоций после тяжёлых мыслей, связанных с Огоньком. Но очень хочу. Хочу вновь испытать непередаваемую бурю эмоций, пропитаться адреналином.

Дракон ускоряется, но больше не выделывает кульбиты в воздухе, мчится стрелой над подсвеченной белым золотом луны морской гладью. Казалось, мы скользим по воде, словно изящный спортивный парусник. До шума в ушах. До бешеного стука сердца.

Душа трепещет, наслаждаясь скоростью и тем особым чувством опасности, что острой специей приправляет коктейль из эмоций и впечатлений.

И я оживаю. Чувствую себя единым целым с мощным и сильным драконом: его крыло — моё крыло, его глаза — мои глаза. Чувства обнажены, эмоции — на грани. Я вижу так, как никогда не видела — до морского дна, до далёких городов, слышу скрип мачт и гомон в порту, оставшемся давным–давно позади, ощущаю ароматы лесных трав и пропитанных свежестью древних ледников, хотя нахожусь посреди океана. И чувствую предвкушение. Не своё — дракона. Предощущение сюрприза.

«Не открывай глаза и призови внутренний огонь так, чтобы потёк по венам, словно это Тьма Первозданная. Если не выйдет, я помогу», — подсказывает Огонёк.

Стихия, которой я почти не пользовалась из–за Огонька, вспыхивает моментально, будто радуется, что о ней вспомнили. Но она обиженно и даже с толикой злорадства жжёт кости и мышцы, не желает подчиняться, вредничает. Прошу по–хорошему — кожа пылает, будто я — сжигаемая на костре инквизиции ведьма. Угрожаю живой стихией — боль затихает, превращаясь в жидкое пламя, мягко струящееся по венам.

«Молодец. Что бы ни случилось ни в коем случае не открывай глаза до моей команды», — инструктирует Огонёк и тоже ныряет в кровоток, заставляя моё тело вспыхнуть диким костром, превратиться в пламя.

Голод. Всепожирающий. Жадный. Жестокий.

Разрушительный.

В нём нет ни грана добра и любви. Нет желания согреть, спасти от холода и одиночества. Это чистое зло, полыхающее, потрескивающее, повизгивающее от нетерпения.

Я обескуражена, смущена, испугана осознанием того, что это и есть истинная стихия огня, без прикрас, без облагораживающей огранки человеческого влияния. Без купюр, как говорят на Земле. Но сейчас мы — единое целое, а значит, она подчинена мне, бояться нечего. Я не допущу безумного произвола.

«Закрой глаза руками!» — велит Огонёк, и я моментально исполняю требование. Зажмуриваюсь посильнее, прижимаю ладони вплотную, не пытаясь подглядывать. И всё равно чувствую, как слепит нечто запредельно–яркое, опасное.

Минута, вторая, третья…

Мне становится дурно. Огонёк старается обнять меня, удержать, закрутить в кокон спасительного огня, рассеять безжалостный Свет. Только кажется, что и на коже есть глаза, на кончиках ногтей, волос… Нет возможности спастись. Не выдерживаю. Сил почти нет, потому я ложусь на дракона и пытаюсь хотя бы не потерять сознание.

— «Ещё немного», — шепчет Огонёк. — «Потерпи, моя хорошая, так надо. Он это делает для тебя, только для тебя».

Цепляюсь за мысль, словно утопающий за спасательный круг. Держусь. Из последних сил.

И вдруг всё исчезает. Нет ни света, ни тошноты, ни выламывающих кости ощущений.

Мы во тьме. Исцеляющей, родной Тьме, которая просачивается под кожу, охлаждает тело, дарит силы, стирает неприятные воспоминания и ощущения.

«Открывать глаза можно?» — уточняю у Огонёчка.

«Да», — произносит он тихо. Тоже устал мой маленький, тоже пострадал. Только лечить его некому. И тут же понимаю, что неправа, зажигаюсь спасительной огненной тьмой, смешивая ослабевшего друга с Тьмой–матушкой. И становится