Бабочки по дебету - Екатерина Владимировна Кольцова

Как только добрались до места, Эдик взялся хлопотать по хозяйству и устанавливать палатки. Их было две: поменьше для Марго и побольше для троих парней. Фабричные туристы предлагали еще одну, но Петр отказался. Марго подозревала, что дело тут не в любви к аскетизму, а в том, чтобы не дать Нахову бесконтрольно уединится с Ильей.

На стоянке было жарко, поэтому она быстро потеряла интерес к суете с палатками, и пошла осматривать окрестности.

– Детка, рискуешь остаться без жилплощади, – прокричал ей вслед Нахов, но она только махнула рукой. Как можно вбивать какие-то колышки, когда вокруг такая потрясающая, первозданная красота! Она тут же устремилась к ближайшей скале, топорщившейся низкорослыми соснами и лиственницами. Вообще, деревья здесь были странные: с изогнутыми стволами, искалеченные сильнейшими ветрами, частично вытянутые из земли – особенно те, что росли прямо на песке. Стояли они на корнях, как на ходулях. Казалось, они пришли сюда ночью, и замерли в причудливых позах с первым лучом солнца. Они так и назывались – ходульные деревья.

Взобравшись наверх, Марго вспугнула чаек. Те с криком бросились вниз, рассекая воздух большими крыльями. Ах, какой со скалы открывался вид! Она подошла к краю, посмотрела на лазурную, переливающуюся на солнце воду, на бескрайнее чистое небо, вдохнула наполненный летними ароматами воздух и почувствовала себя счастливой и свободной, как птица. Раскинула руки в стороны, запрокинула голову.

– Не улетай, – тихо позвал Петр.

Марго оглянулась. Он стоял поодаль, меж лиственниц. Легкий бриз растрепал его волосы, отчего он казался совсем юным, воздушным эльфом. Чуть в стороне, тяжело дыша, взбирались на скалу Илья и Эдик.

– Боже, как красиво! – сказала Марго с восторгом. – Посмотрите, это бесподобно!

– Камни под ногами осыпаются, можно сорваться, – проворчал Эдик.

Впрочем, подойдя к ней и увидев бухту с высоты полета чайки он замолчал, глубоко вдыхая воздух. Не восхититься этим видом было невозможно.

– Сказочно, – сказал Илья.

– Изумительно, – откликнулся Петр.

Марго вдруг обуяла жажда ходить по тропам, лазать по скалам, сидеть на горячих камнях всевозможных причудливых форм, трогать их шершавые спины, спускаться к золотистым от солнца пляжам бухт. Она словно старалась вобрать в себя все великолепие этого потрясающего места. Эдик разделял ее энтузиазм не больше часа, и то, из-за птиц, на которых он то и дело обращал внимание друзей. Марго понравился большой черный баклан размером с гуся, с длинным клювом, загнутым на конце, и огромными лапами. Он стеснительно жался меж камней, но не улетел, пока его не сфотографировали.

– Короче, красоты-красотами, а не пора ли подкрепиться? – задал Нахов риторический вопрос после подъема на очередную возвышенность. Илья сразу согласился, Петр же проворчал, что кое-кто только и думает о жратве. Марго поняла, что если не поддержит Эдика – останется с Петром наедине. Она взглянула на него. Стоит и смотрит вдаль с задумчивым видом. Наверное, рисует в уме – альбом-то он не взял. Сердце сейчас же сжалось от желания его обнять. Вот бы он удивился. Сказал бы: «Что ты делаешь, Марго? Как тебе не стыдно?». Она глубоко вздохнула, задавив в себе неуместный порыв, и отправилась со всеми к месту стоянки.

Пришлось помогать ставить палатки и варить гречку.

– Папа рассказывал, что в Германии гречку не едят, это считается кормом для кур, – неожиданно для себя сказала она за обедом. Сама не думала, что вспомнит отцовские рассказы о загранице. А ведь она сейчас тоже в командировке, как отец. Наверное, в один прекрасный день он не смог противиться своим желаниям… Нет, она не такая. Или такая же?

– Какой он был? – спросил Петр.

– Я не помню, – коротко ответила Марго.

– Если так пересолить, то и куры есть не будут, – заметил Эдик.

После обеда Нахов пошел наблюдать за птицами к Бакланьему камню – одинокой скале, торчащей из воды на некотором расстоянии от суши, где гнездились одноименные пернатые. Петр уселся рисовать, а Марго с Ильей снова отправились путешествовать по окрестным бухтам. Марго хотела искупаться, но вода была настолько холодной, что стоило лишь зайти по колено, как сводило ноги.

Они загорали на мягком песочке и болтали о всякой чепухе. Между делом Илья рассказал и про деньги Игоря на арендный бизнес, и про аферистку Машу, и про долг, который пришлось отдавать Петру, и про его сорвавшиеся планы на учебу в Италии.

– Наверное, я эгоист и неспособный к эмпатии индивид, если рад, что Петька останется еще на год, – озабоченно сказал Илья. – Потом, правда, все-равно уедет. И не вернется. Как-то грустно расставаться с лучшим другом.

– Почему не вернется? – спросила Марго.

– Такой у него план. Говорит, что едет не столько учиться, сколько нарабатывать связи, и заводить знакомства. Считает, что современного искусства в России нет. Почему нет, Марго?

– Не знаю, – ответила она.

Ей тоже стало горько от того, что Петр собирается уехать навсегда. С другой стороны, это хорошо. Значит, у них точно нет никакого будущего.

– А мы только зажили по-человечески, – продолжал Илья. – Теперь у каждого по комнате. Раньше Петька спал на кухне, потому что в своей комнате устроил мастерскую. Там жить было невозможно – краской пахло. Теперь у него мастерская на съемной квартире. Он там сутками пропадает. Я иной раз ему еду ношу, чтобы с голоду не умер. Он же увлекается, и забывает поесть. Один раз пришел, а там голая старуха, страшная как смерть. И Петька ее рисует во всех позициях. Ужас.

– Как во всех позициях? – спросила Марго.

– Ну, справа, слева, сбоку, даже сверху. Петька говорит, ему все-равно на ком упражняться, а так он