Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943 - Хейнц Шрётер

Всю эту тишину нарушил испуганный крик: «Русские идут!» Возникла паника, тот, кто еще был в состоянии двигаться на перевязанных бинтами и отмороженных ногах, пытался уйти в сторону Сталинграда. Священник вышел из своего земляного убежища и по дну балки отправился навстречу русским. Из-за поворота неожиданно появились пятнадцать молодых солдат-сибиряков и остановились в пятнадцати метрах от него – на всех была превосходная зимняя одежда. «Я священник, Христос воскрес в войне!» – прокричал он на ломаном русском языке.

В ответ на этот возглас русские опустили свои автоматы и произнесли: «Воистину воскрес!»

После этого они подошли к священнику, обняли его за плечи и поцеловали его по русскому пасхальному обычаю – в обе щеки и в губы.

Затем русские солдаты повели священника по балке на юг, где раньше находился санитарный блиндаж 76-й пехотной дивизии. Перед входом в земляное укрытие, в котором прежде располагалась полевая кухня, лежал убитый русский солдат, за которым стоял молодой немецкий солдат с поднятым карабином. Из укрытия на священника с испуганными лицами смотрели еще два молодых солдата.

– Товарищи, – обратился к ним священник, – русские нам ничего не сделают, пойдемте со мной, надо помочь раненым.

– Ты – русский! – прокричал солдат, стоявший у входа, и направил на священника свой карабин.

Легкораненый, помогавший священнику при раздаче последних кусков хлеба, бросился на него со словами:

– Слушай, не будь идиотом! Это же священник 76-й дивизии!

Русский старший лейтенант отдернул священника назад, в этот момент около мертвого русского, лежавшего у входа в укрытие, рухнул легкораненый солдат, бросившийся на помощь. Русские, захватив священника с собой, быстро отошли на сто метров и направили ствол орудия на вход в укрытие. Прежде чем прогремел выстрел, священник отвернулся.

«Само слово Сталинград нельзя просто произносить или написать. Его можно упоминать только в молитве!»

Танк лишился гусениц, но пушка и пулемет еще могли стрелять. В танке сидели пять человек, устроившись в нем кто как мог. Танк был остановлен прямо на передовой в том месте, где раньше располагался командный пункт командира полка, поэтому отсюда был проведен телефонный провод в дивизию. Командир полка был уже далеко, и теперь здесь прочно обосновались пятеро солдат, принадлежавших соседнему полку.

«Пока весь мир не рухнет».

Они проверили пулемет – он стрелял, они развернули пушку и загнали разрывной снаряд в ствол – прогремел выстрел, они нашли телефонный аппарат и покрутили ручку – на том конце провода ответили, назвав позывные дивизии. Целую неделю они оставались на этом месте, и русские не смогли их обнаружить до тех пор, пока их части не нанесли повторный удар. Пятеро солдат подпустили русских на пятьдесят метров и только после этого открыли огонь, обеспечив себе тем самым передышку на двадцать четыре часа. На следующий день подошли танки – дело принимало серьезный оборот. Они стреляли на глазок и подстрелили три «Т-34». Вечером они передали в дивизию сводку о результатах боя. Об этих одиноких пяти солдатах можно было бы написать отдельную книгу, но остановимся лишь на том, как все закончилось. Сначала кончились патроны к пулемету, затем солдаты достали последние крошки хлеба из карманов шинелей, после чего вновь связались с дивизией и спросили, что им делать. Помощи от друзей ждать не приходилось, но ответ они получили: «Вспомните о русских у силосной башни».

История о русских у силосной башни была такова.

71-я пехотная дивизия окружила склады зерна, которые обороняли советские солдаты. Через три дня после окружения русские передали по рации на свой командный пункт, что им больше нечего есть.

На что получили ответ: «Боритесь, и вы забудете о голоде».

Еще через три дня солдаты вновь передали по рации: «У нас нет воды, что нам делать дальше?» И вновь получили ответ: «Пришло время, товарищи, когда еду и питье вам заменят ваш разум и патроны».

Оборонявшиеся подождали еще два дня, после чего передали последнюю радиограмму: «Нам больше нечем стрелять».

Не прошло и пяти минут, как поступил ответ: «Советский Союз благодарит вас, ваша жизнь не была бессмысленной».

Об этом вспомнили пятеро солдат в танке, когда прогремел их последний выстрел, перевернувший противотанковую пушку в четырех сотнях метров от них. Против огнеметов они были бессильны. Когда взошло солнце, на командном пункте 506 никто уже не отзывался, но Германия их не благодарила, и никто не думал о том, был ли какой-либо смысл в их смерти.

Сложно описать тот момент, когда приходила почта, когда приходили сотни и тысячи писем и открыток, преодолевших громадное расстояние. Если бы кто-нибудь посмотрел на лица людей, ожидавших почту в Сталинграде, то увидел бы в них лишь одно тяжкое напряжение от этого ожидания. Взоры всех были устремлены на эту небольшую гору бумаги.

Когда поступала почта, война как бы отступала на задний план, словно ее не было. Они слушали, как выкрикивали имена товарищей. В глотках пересохло, каждый надеялся и ждал, когда произнесут его имя, ждал, словно оправдательного приговора, избавлявшего его от смерти. Имена произносили, люди протягивали руки, чтобы получить долгожданный конверт, и тот, кому посчастливилось получить письмо, уже больше не плыл в бескрайнем море ожидания и неуверенности, он был на берегу, и под его ногами вновь была твердая почва.

Около походной кухни стоял человек с широкой грудной клеткой и головой без шеи, на бесстрастном лице – маленькие, близко посаженные глазки. Он держал себя высокомерно, у него были сигареты, и у него были деньги. Он был одним из тех, кто сразу же становился незаменимым в той или иной организации. На войне он заведовал кухней, а когда бои в Сталинграде закончатся, он наверняка станет комендантом какого-нибудь лагеря для военнопленных. Он вел учет банок с мясными консервами, взвешивал масло, разливал напитки по бутылкам. Так продолжалось восемь недель, и теперь он словно король восседал на своих «сокровищах», которыми можно было два раза накормить целую роту. У него были свои друзья, и он был у них. «Добрый день, господин оберцальмейстер (начальник финансовой части)». «Добрый день, Пауль». Друзья подыгрывали ему, а он – им, и это бесшейное чудовище признавало только те вещи, ценность которых сохранится и после Сталинграда. Он охотно принимал подарки, в общем, был порядочной свиньей.

Однажды к нему пришел солдат, покинувший свое убежище только после того, как от его роты ничего не осталось. Бедный малый не ел несколько дней, но три повара остались к этому равнодушными.

Тогда солдат пришел к Паулю. Он посмотрел на его расплывшееся от жира лицо и подумал, что разжирел тот не от снега. Не говоря ни слова, солдат повернулся и ушел, но через четверть часа вернулся с мешком. Пауль услышал следующие слова: «Пять буханок хлеба, десять фунтов колбасы, десять банок сала». Солдат ухмыльнулся, а Пауль рассмеялся, при этом лицо его покрылось морщинами, для которых на его расплывшемся от жира лице было значительно больше места. Солдат, просивший хлеба, смотрел на руку повара, размешивавшего пшенную кашу, а Пауль смотрел на руку солдата с перекинутым через плечо мешком.