Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943 - Хейнц Шрётер

Штрафбат предназначался для отправки на Восточный фронт. Шестьдесят солдат разместили в грузовых вагонах, а когда состав пришел в Изюм, во время высадки были обнаружены девять трупов. Батальон прибыл в Россию в качестве специального рабочего подразделения: солдаты обезвреживали мины и вели борьбу с партизанами, каждый четвертый имел автомат. Когда гибло определенное количество людей, 3, 5 и 8-й штрафбаты пополнялись новым составом. Через некоторое время они насчитывали две тысячи восемьсот солдат.

Расположившись в нескольких метрах перед передовой, солдаты ждали удобного случая, чтобы захоронить погибших, а могилой был весь фронт. Сначала они еще устанавливали кресты, под которыми могли лежать как один труп, так и сотня. Со временем они приобрели навык в рытье ям и рыли могилы не так, как этого требовал устав, а в зависимости от ситуации. Ноги укладывать в могилу было легче, чем туловище и голову, что позднее удавалось сделать лишь в том случае, если на это хватало времени. В январе командование решило, что солдаты штрафбатов заслужили того, чтобы «бороться с оружием в руках». Они были распределены в инженерно-саперные части и в качестве пехотинцев вошли в состав отделений истребителей танков: голодали вместе со всеми, окапывались, вгрызаясь в землю, и погибали. Земля принимала всех. Позднее стали возникать общие ямы, в которых лежали друг с другом мертвые солдаты. Ледяной ветер заносил могилы снегом.

Сегодня этих людей уже нет в живых, поэтому довольно трудно назвать их имена или сказать, сколько их было. Памятник следует ставить не войне, а ее жертвам. То, что они проявили храбрость в бою, отнять у них нельзя.

Следует вспомнить об обер-ефрейторе Цинке из зенитной батареи, который закрывал смотровые щели танков кусками брезента от палаток. На его счету девятнадцать танков.

Был один капитан, носивший Золотой крест за боевые заслуги. В то время ему было пятьдесят два года, сегодня его уже нет в живых. Он очистил три бункера и вернулся с шестью автоматами и двадцатью девятью пленными. Все это стоило ему четырех пальцев на левой руке.

Был один унтер-офицер, стоявший на тридцатиградусном морозе со своей 88-миллиметровой пушкой у железнодорожного полотна. Из двадцати танков, шедших на Гумрак, им было подбито семнадцать.

Были и еще капитан, и военный священник, и ефрейтор, и лейтенант, и рядовой, и…

В Сталинграде были и довольно странные солдаты. Следует упомянуть здесь три случая.

Ефрейтор Ферманн приехал в Германию из Бразилии 25 августа 1939 года. Теперь он был в Сталинграде в звании ефрейтора. Он носил с собой странный багаж – рюкзак, наполненный железнодорожными справочниками, атласами, расписаниями самолетов и пассажирских судов, планами городов, географическими картами, кроме того, у него был еще карманный глобус. Война интересовала его мало, а в учебном батальоне он обратил на себя внимание тем, что каждый свободный час посвящал разработке грандиозных планов путешествий в Африку, Азию, Америку. Он перелистывал справочники, составлял маршруты путешествий, определял время той или иной поездки и ее стоимость, принимая во внимание время года и погодные условия, изучал правила оформления паспортов и таможенные инструкции.

В одном портфеле он носил сорок девять заграничных паспортов, которые были изготовлены в Дрездене, Бреслау, Полтаве и Сталинграде. Целью его путешествий были Сирия и Ближний Восток, Дамаск и Тонкинский залив, Вальпараисо и какое-то небольшое местечко в Пиренеях с неразборчивым названием. Нет смысла перечислять здесь все его планы путешествий, так как сам Ферманн достоин того, чтобы написать о нем целую книгу. Он знал все бюро путешествий мира, мог указать их класс и агентов, которые в них работали, мог рассказать все о многих гаванях вплоть до борделей, которые можно там посетить. Ферманну было сорок два года, и он знал шесть языков.

В Сталинграде он входил в состав обоза. Снабжения уже никакого не было, но само подразделение еще существовало. Под второй приказ фюрера «об усилении фронта за счет свежей крови» он не попал, с повседневными военными тяготами справлялся легко: тот, кто привык спать в ящиках в машинах для перевозки мебели, мог освоиться и в России.

В один прекрасный момент Ферманн собирался разработать план поездки через Владивосток в Японию и далее на Филиппины. В это время Иван, или Константин, или кто-либо другой с подобным именем нажал на высоте трехсот метров над ним кнопку бомбосбрасывателя.

Когда товарищи нашли его, он уже был в пути, и это было его самое большое и самое длительное путешествие.

Унтер-офицер Михель был часовых дел мастер. Другие стреляли, ели, писали письма, копили деньги, накапливали опыт, а унтер-офицер Михель делал часы. Они были его страстью, один их вид уже будоражил его – карманные часы, будильники, маятниковые часы, может быть, даже башенные часы. Не важно какие – все они были главным делом его жизни.

С самого начала ему повезло – его подразделение располагалось вокруг Орловки. Его бункер напоминал музей. Михель бродил в округе в поисках часов, ремонтировал их даже в том случае, если поломка была самая сложная, искал среди развалин и в еще сохранившихся домах. И его поиски оказались не безрезультатными: девятнадцать великолепных экземпляров тикали, жужжали, издавали звон в его бункере, словно в игрушечном магазине. Удивительно, что в то время, когда весь мир кругом рушился, можно было встретить такого человека, который радовался подобным вещам и которому больше ничего не надо было, как ребенку, принесшему домой в пакетике сладкую булочку.

За ремонт ему, разумеется, никто не платил – это просто доставляло ему радость.

В январе никаких часов уже не было: они все лежали на земле, покрытые слоем грязи, или были настолько изуродованы, что для их ремонта не хватило бы никаких запчастей. Михель был в отчаянии, но там, в Сталинграде, произошло нечто невероятное: его другу Гансу в голову пришла потрясающая идея (здесь следует заметить, что Михель и Ганс вместе изучали точную механику в Техническом университете Дрездена).

Произошло следующее. Унтер-офицеру Михелю пришлось отлучиться по служебным делам на два дня. Когда он вернулся, то был потрясен тем, что увидел: это был уже не его прежний бункер, не раздавалось ни тиканья, ни жужжания, ни звона, часы на стенах больше не висели, и вообще часов как таковых уже не было, но все детали и механизмы часов вплоть до мельчайших колесиков и винтиков лежали на земле, аккуратно разложенные на девятнадцать больших и маленьких кучек – снизу циферблат, сверху все остальное.

Михель плакал как маленький ребенок, затем он успокоился и в течение четверти часа тупо смотрел перед собой. Трудно сказать, что происходило в тот момент в его голове, но результат его размышлений говорит сам за себя. Унтер-офицер из Манергейма вскочил, быстро прошелся по всем кучкам и собрал их все в углу бункера: 19 циферблатов, 38 стрелок, 19 пружин, 2000 колесиков и не менее 5555 винтиков. Это было 1 февраля 1943 года.