Гамбит некроманта - Светлана Алексеевна Кузнецова

— Несомненно, — согласился Вир. — Не покривлю душой, сказав, что жил ты именно ради этого мига: шага в вечность, Перехода. Однако я хочу тешить себя надеждой встать с тобой плечом к плечу.

— Или спина к спине.

— Это уж как получится.

— Посмотрим, — обронил Некр, вглядываясь вперед.

Золоченая колесница коснулась виднокрая, следовало поспешить, если он намеревался заскочить на подножку, ухватить поводья, промчать лабиринтом мира, лежащего по ту сторону Яви. Мгновение или вечность назад Некр переживал инициацию, как все юноши высоких родов, готовящиеся стать мужчинами, и едва не умер. Жрец, впрочем, утверждал будто, наоборот, родился. Будь у Некра выбор, он испытания не проходил бы, как никогда не заходил в храмы дабы преклонить колени и не чтил многочисленных божеств, встреченных на пути, предпочитая верить лишь в себя. Сколько жрецов он видел, кто только не пел ему в уши, отравляя ядом лжи о божественной воле, и не звал братом. Для Некра главенствовала только его воля и так будет всегда. Даже там — за горизонтом!

Закат совсем потух, ночь наступила слишком скоро, но свет впереди не померк. Вир остался в явном мире, не пошел с ним, но Некру и не требовалась поддержка. Тем более, колесница притормозила и явно ждала именно его. Не чувствуя более собственного тела, он сделал шаг, другой. Мгновение и вот он уже… не в колеснице, а верхом, будто дикий скиф, сжимает гриву огненного жеребца невероятной красоты с сапфировыми глазами. В единый миг все стало неважным. Почти. Слова Вира застряли в памяти намертво — от посмертного напутствия не отмахнуться.

Трагедия тех, кто посвящает себя загробному миру — в неопределенности последнего шага. Вначале жить человеком, как можно дольше, не допуская и мысли, чтобы не жить; учиться силе и заклятиям, не имея даже уголька дара — впрок; блуждать по тропам непрекращающихся сомнений; страшиться прихода старости и ждать мига вечности, не будучи уверенным в возвращении. Однако Вир, видно, слишком хорошо узнал того, кого назвал учеником трижды, первые пару раз будучи очень невежливо послан: сначала, практически беззлобно, к Ильапе, затем, более настойчиво, — к Супаю.

«Столь ли хорош оказался тот, кого нынче зовут Некром, для подобной настойчивости или просто задел самолюбие слишком сильно? — подумал он, но мельком. Мысль была неважной, но раздула угли любопытства: — Вир все равно не скажет. Или нет. Придется вернуться, чтобы спросить».

«Возвращаться следует в любом случае, не только из-за непрозвучавшего вопроса, — решил он, — но не оборачиваясь назад, а свершая полный круг».

За великими горами жило племя, зовущее себя детьми великой птицы. Они верили в радугу-змею. По ту сторону океана она же раз за разом убивала родного брата, которого неминуемо возвращала к жизни его невеста-жена-сестра. Кто знает, может, она станет поджидать и его. Оружия Некр не захватил, но в своих силах отбиться не сомневался.

Копыта ударили о землю в последний раз и понесли над пенными волнами. Все выше и выше. Вот уже и не понять. Все еще пена внизу или уже облака. Так ведь можно обогнуть все мировое яйцо… или яблоко — и так, и так можно, в зависимости от того говоришь ли о мире вообще, тверди и водах земных или мирах соседних. Из одного Некр вышел, в другой зашел. Третий же останется для него закрытым. Пусть! И с расколотой надвое душой жить тяжело, а если натрое — еще то противоестество будет, не сдюжит даже он.

Показалось или в небесах действительно легкими колокольчиками и невесомыми перистыми облачками заструился смех: нежный, девичий, от которого сладко заныло в груди? Некр запрокинул голову и действительно разобрал в вышине огненный крестик парящей птицы: Жар-птицы из странных легенд, рассказанных учителем, — преданий чужого народа, рожденных по ту сторону величайшего океана, но по сути повествующих о том же, о чем рассказывала Некру мать.

В уши влился тихий, успокаивающий шепот: не уговаривающий, не соблазняющий, а объясняющий. Если он пожелает повернуть, то непременно сделает это. Если захочет, останется здесь иль вновь родится. В Нави было хорошо, в Явь не хотелось, вот только Вир стремился встать с ним плечом к плечу. Вир посчитал его достойным Рубежа; назвал лучшим из лучших. И, в конце концов, разве не Некр хотел чего-то такого всю жизнь?

Он очень четко понял, что будет служить хозяйке этого смеха и не только ей, но не пожалел об этом. Владыки Нави не хотели ни храмов, ни поклонений, ни сокровищ или жертв. Они стремились сохранять равновесие и просили его о помощи. И Некр принес им клятву, не произнеся при этом ни единого слова.

Не описать как давно, не было ничего, кроме пустоты вечных вод величайшего океана. Однако прилетела утица, снесла яйцо, а его обвил змей, закусив собственный хвост, чтобы даже во время сна не развернуться, выпустив сокровище: грел и охранял, пока не вылупилось, а вместе с ним — все сущее. Некр был этим змеем, и некто до него — тоже, как являлся им один из Владык. Сам он, скинув кожу, явился править по другую сторону явного мира — один из четверых, кому Создатель-утица открыл смысл бытия.

— Вольно же тебе верить этой сказке!

Некр моргнул, выдирая себя из искусственно насланного сна, взглянул зло, до хруста сжав подлокотник кресла и знак уробороса, который так и не выпустил.

— Сказка?! — воскликнул он. — Многие народы с тобой поспорили бы.

— А вот это мы исправим, — пообещал собеседник. — Сам не успею, другим накажу. Впрочем, и без этого ясно, как добиться от людей повиновения.

— Когда мы ходили с тобой по дорогам, то, наоборот, освобождали рабов, — напомнил Некр с сожалением в голосе.

Зря он пришел. Стоило послушать Вира, однако он счел необходимым решить по-своему, а учитель не стал препятствовать. Отговорить попытался, конечно, только когда на Некра действовали слова?

— Много вод утекло с тех пор, страж и опора черного бога. Разрушитель!

В устах собеседника обращение звучало худшим ругательством, однако даже вся власть и сила хранителя знаний над умами внимающих ему не могла заставить Некра предать свою суть.

— Уничтожать отжившее — благо, дающее место обновлению, — заметил он и перехватил яростный взгляд, еще более непримиримый от того, что собеседнику посмели перечить.

— Ты забудешь мое имя!

Некр моргнул и… действительно более его не вспомнил.

— Фух… — собеседник перевел дух,