Гамбит некроманта - Светлана Алексеевна Кузнецова

— Взял. И выпил!

Некр отрешенно смотрел, как его рука поднялась, пальцы обхватили ножку кубка. Ему рассказывали, будто люди, внемля речам хранителей знаний… библиотекарей, как те сами назывались, безоговорочно верили, шли в огонь или воду, отдавая всех себя. И, если хранитель знаний жаждал познавать мир вокруг и делать его лучше, то его ученики шли по его стопам: возводили прекрасные здания и скульптуры, творили полотна, сочиняли, лечили и учили. Демиурги?.. Возможно. Почему бы и нет? Творцов в Нави приветствовали. Но не тогда, когда они стремились к власти над другими. За ними тоже шли, и их последователи вели себя хуже самых кровожадных хищников, зверея от вседозволенности. Однако Некр и не думал проникаться лживыми словами, он оставался в своем уме, здравой памяти, мог свободно мыслить, но вот управлять собственным телом — нет.

Зубы ударились о твердую кромку, в рот полилась прохлада, которую не удалось бы выплюнуть. Вкус оказался неожиданно приятным, насыщенным перечной мятой и оттенком лимона, легкой горчинкой. Некр улыбнулся, соскальзывая в небытие из сна-воспоминания, и открыл глаза в собственной спальне, лежа на широкой кровати и разглядывая потолок.

Хотелось ругаться. Хотелось выставить счет тому, кто подсовывает ему все эти видения прошлого. Наверняка, он гораздо лучше восстановился бы после приятно проведенной ночи с какой-нибудь красоткой. Мало ли их было? Попойки с друзьями. Победы. А еще до умопомрачения хотелось жить и, наконец, исполнить то, что обещал, но осуществить, как оказалось, сумел лишь частично.

Глава 24

В комнате было темно, толстые шторы прекрасно скрывали день, ночь или нечто среднее, сумеречное, расположенное между ними. Часы на стене… Некр бросил взгляд на электронное табло и вздохнул: опять встали.

— Вот так и живу, — посетовал он мрачно. Кажется, когда приборы учета времени являлись сплошь механическими, проблем с ними возникало меньше. А с песочными и солнечными — не появлялось совсем!

«Снова на них перейти?» — он представил натыканные по всему особняку склянки с песком, фыркнул и отмел эту мысль как несостоятельную: жить следовало, окружая себя вещицами века нынешнего, иначе слишком велик соблазн отстать от неумолимо несущегося вперед прогресса. Вначале на шажок, затем — на десяток. А там ведь можно и застрять. Догонять же придется долго, упорно, рвя жилы, и не факт, что удастся.

Он встал, глянул в большое зеркало в старинной раме, оценил помятое, но не столь и жутко выглядящее отражение и пожаловался ему, раз уж никого другого рядом не оказалось:

— Но сегодня как-то уж слишком погано.

Очередной сон-воспоминание злил и неплохо настраивал на рабочий лад. Теперь Некр убедился окончательно: с кем придется иметь дело. А ведь тогда… в легендарные по нынешним меркам времена он полагал, будто победил. Что ж, неплохой урок. Впредь следует проверять издох ли враг окончательно и пересек ли Рубеж, а не удовлетворяться смертью тела.

Вир никогда не рассказывал, как именно выкрал его из хрустальной пирамиды, а потом вернул к жизни. Эта тема не являлась табу, Некр спрашивал снова и снова, но в ответ получал шутку, отговорку, а то и указание направления, куда следует идти. Не то, чтобы Некра туда ни разу не посылали за всю его немаленькую жизнь, но слышать подобное от учителя, обычно не отказывающего в беседах на любую тему, было неприятно и даже обидно. В конце концов Некр оставил выяснения на потом, выбрал из предложенных направлений нужное — в библиотеку — и пропал на несколько месяцев.

Наверняка, он что-то ел и иногда спал, но память этого не сохранила. Навь держала его в ясном уме, а на тело Некру очень скоро стало наплевать. Он дочитался до нервного срыва и полного физического истощения, вплоть до прорезавшихся клыков. Вконец обессилев, посадив к Тикси Виракоча Пачаячачику зрение и доконав себя окончательно тремя самолично выдуманными зельями, повышающими выносливость, свалился в горячке и впервые осознанно пересек Рубеж, легко достигнув того, о чем самые могущественные соплеменники отзывались с уважительным трепетом. Уйдя в потусторонний мир, они часто не возвращались обратно, однако Некр подобной глупости допускать не хотел. Его целью являлось получение нового опыта, он хотел лучше понять, какой силой обладает, очертить границы возможного и приблизиться по могуществу к учителю хоть на чуть-чуть.

Некр был молод, преступно мало понимал в существах, живущих по ту сторону, об опасностях, там таившихся, вообще не знал ничего. Его захватил водоворот красок, звуков и запахов. Очарование потустороннего мира наложилось на его явное восприятие, став воплощением абсолютного счастья. Однако Некр не пожелал оставаться в Нави, слишком важна была цель и… обида на Вира. Доказать ему, что достоин большего, чем просто вечности, оказалось важнее блаженства. А потом он встретил ее — свою Жар-птицу — и, разумеется, поначалу не признал.

Он понятия не имел, как стоит обращаться к Владыне Нави, какие слова подбирать — тем паче. И не подумал кланяться ей или преклонять колени — Некр не привык к подобным телодвижениям вообще. Встретив на тропе неописуемо прекрасную женщину, он не пожелал узнавать, кто она такая: морок, его воплотившаяся мечта, чья-то душа или нечто совершенно иное. Он любил ее так, как никого до этого, отдавал себя и забирал всю ее в ответ. Сколько это продолжалось — вечность или мгновение — вряд ли возможно определить, но очнувшись однажды Некр понял, что ему пора возвращаться. И еще он сообразил, как именно стоит действовать.

Она улыбалась, она не удерживала, она просила не искать с ней встреч и даже обещала скормить дракону, если явится без веской причины (грозится поныне, а он плевать хочет на скрепы и правила, которым верны сверхи порой с не меньшим фанатизмом, нежели люди своим фанабериям, заповедям, суевериям и законам). Наверное, за несговорчивость его и полюбила сама Смерть и выделяет на фоне остальных стражей Нави до сих пор. А ведь Некр не обещал даже хранить ей верность в явном мире (и не хранил), но часть сердца отдал добровольно и непоправимо: навсегда.

Очнулся Некр в тиши и одиночестве отведенных ему покоев, поднялся, ополовинил содержимое кувшина — то ли вино, то ли молоко, то ли вода или даже чья-то кровь, он так и не понял — ухватил лежащую рядом виноградную гроздь и вместе с ней понесся в Библиотеку. Снова. Но вовсе не за описанием ритуалов и зелий, а за сборником сказок — тех, самых древних, что передавали из уст в уста в