Падение драконов - Кристиан Камерон

только он собрал силу, прочный золотой щит Габриэля вырвался из эфира. Сам Габриэль вскочил и взялся за меч.

Гость замер.

— Я не имею в виду ничего плохого! — воскликнул он на архаике с сильным акцентом.

Габриэль увидел, что и Бланш, и Кларисса держали в руках мечи. У Майкла был собственный небольшой щит; он явно учился.

— Магистр аль-Ширази, — сказал он — щит немного приглушал голос, — недопустимо призывать силу в присутствии императора без разрешения.

Магистр выпустил собранную силу.

— Приношу свои извинения, милорд.

Габриэль встал и поклонился.

— Я думаю, что мы все немного нервничаем, — признался он. Убрал свои щиты, снял потную руку с рукояти боевого меча и заставил себя улыбнуться. — Время сейчас трудное.

Магистр еще сильнее побледнел, но все же оставался непоколебимым.

— Милорд, — начал он снова, — мне бы хотелось провести несколько небольших демонстраций…

— Прошу вас, — сказал Габриэль. Он улыбнулся, как надеялся, дружелюбно, стараясь, чтобы руки не дрожали.

— Бин Маймум и я — астрологи. Мы смотрим на звезды. Мы читали труды госпожи Юлии.

Он произнес свое заклинание, и в воздухе возникло пятно, сияющее, насыщенно-черное, как мантия мага, и звезды на нем висели кристаллами.

— Милорд, когда я услышал, что вы в Древней земле, я захотел с вами познакомиться; но в Венике я понял, что у вас есть план дел. — Он часто трогал себя за нос — странный тик — и ножом для еды указывал на изображение небес.

— Вы не из Ифрикуа, — сказал Габриэль, наклоняясь вперед.

— Нет, милорд. Я из Джилана. Вероятно, это самое восточное королевство, принадлежащее людям. Рядом с нами живут Дикие, как и у вас, на Ильбе.

— Альбе, — поправил Габриэль, а затем подумал о Бланш.

«Как мы, люди, любим поправлять друг друга».

— Мой король Ростан Даббадж — великий рыцарь и великий воин.

Теперь стало понятно, почему бледный маг не походил на ифрикуанца.

Яхадут нахмурился.

— Разумеется, не самое восточное. Самое восточное королевство — Ку’ин.

Аль-Ширази нахмурился.

— Вестей из Ку’ина нет уже много столетий.

— Возможно, мой народ лучше умеет держать связь, чем ваш, — сказал бин Маймум.

— К сожалению, я никогда не слышал о Джилане, — сказал Габриэль, желая, чтобы они с этим покончили, и бросил испепеляющий взгляд на жену, которая приподняла бровь. — У меня действительно есть планы и расписание. — Он сопроводил эти слова жестом, который знали все в войске. «Давайте быстрее».

— Да, — сказал аль-Ширази, — я слышал в Венике от госпожи Су, что вы полагаете, будто врата откроются через… десять дней.

Габриэль кивнул. Внезапно ему стало нечем дышать.

— Милорд, — сказал яхадут, — я из Иберии, и мы не привыкли вмешиваться в дела князей. А госпожа Юлия была женщиной необычайного ума, королевой наших философов. Но вам следовало приказать кому-нибудь повторить ее наблюдения с помощью современных инструментов. Наша способность видеть Этерниум, эфир магистров, стала несравненно лучше за последние двести лет. Например…

Габриэль уже встал.

— Просто скажите.

Два магистра посмотрели друг на друга.

— Мы не уверены, — замялся аль-Ширази. — Это больше похоже на диапазон вероятностей, чем на конечную реальность, которая в каком-то смысле является аллегорией всего…

Габриэль хлопнул ладонью по столу.

— Господа!

Яхадут пожал плечами, как повар, которого не следует торопить.

— Некоторые аспекты этого вопроса не адаптируются к правилам ведения войны. Что такое бытие? Как составить расписание из астрономической метафоры?

У Габриэля не было времени. Он вошел в свой Дворец и сосчитал до пятидесяти. Посмотрел на великолепный, выложенный плиткой настенный фонтан, который метафорически взял из умирающего разума Аль-Рашиди, и погладил его бестелесной рукой. С ним нужно было поработать: он висел в темноте за зеркалом Гармодия и, несмотря на яркую плитку, казался черно-белым в цветной вселенной, потому что Габриэль не принял его.

Вернувшись в реальность, Габриэль вздохнул.

— Господа, у меня сегодня тяжелый день. Если мой план неверен, просто исправьте меня. Говорите.

Бин Маймум снова пожал плечами.

— Мы не хотим ошибаться. — Он зашаркал ногами. — Я наделся, что ко времени нашей встречи один из ваших магистров уже увидит это.

— Если только мы не ошибаемся, — сказал аль-Ширази, — но если мы ошибаемся, мы совершили одни и те же ошибки, разделенные тысячей лиг…

— Господа! — выплюнула Бланш, беря Габриэля за руку.

— Восемь дней, — сказал яхадут.

— Двадцать шестого сентября, — продолжил джиланский астролог. — В пять семнадцать утра по местному времени в Арле, по вашим церковным часам, которые немного отстают. Вот только…

— Возможно, существует альтернативное решение, — сказал бин Маймум и опять пожал плечами. — Может быть, врата не откроются еще три года. Или сто девятнадцать.

Габриэлю показалось, что его сильно ударили по голове. Колени подогнулись, в ушах зазвенело.

— Христос всемогущий. Господи Иисусе.

Бланш посмотрела на него. Он закусил губу.

— А что если врата не откроются? — спросил Майкл.

— Гэвину придется сражаться с Эшем в одиночку.

Глава 7

ЭДНАКРЭГИ — АНЕАС МУРЬЕН

Анеас разглядывал обрубок уха. Он вообще был тщеславен, а раны серьезнее и болезненнее этой он никогда не получал — болело сильнее, чем три сломанных ребра, которые будто сжимала холодная хватка смерти всякий раз, когда он вдыхал, смеялся или кашлял, сильнее, чем дыра в голове, которую он не мог описать даже самому себе. Он стоял посреди крохотной кормовой каюты, куда его проводили, — кажется, это была каюта первого помощника. Здесь было довольно темно, только в световой люк пробивались яркие солнечные лучи. Анеас позаимствовал маленькое зеркальце из вениканского серебра у капитана, казавшегося очень богатым человеком.

В непрочную переборку постучали, Анеас повернулся, наклонив голову, и ударился раненым ухом о балку. Выругался. Снова раздался стук, более настойчивый.

Анеас открыл дверь.

— Можно? — спросил Гас-а-хо и вошел. Анеас нахмурился — хотя бы потому, что был совершенно обнажен. Впрочем, соображал он плохо. Гас-а-хо толкнул его на койку и повернул к световому люку. Сотворил заклинание. На краю сознания Анеаса промелькнула бахрома зеленого света.

— Нет толку возиться с раной, быстрее она не заживет, — сказал шаман. — Мне нужно, чтобы ты впустил меня.

— Куда?

«Впусти!» — сказал шаман из-за Стены и коснулся раны.

Анеас распахнул глаза. Он отступил в свой Дворец воспоминаний и мгновение постоял под высоким кленом, увешанным артефактами. Он знал этот клен всю жизнь. В эфире Анеас оказался вовсе не нагим: на нем были чулки из оленьей кожи, вышитые подвязки и длинная рубашка из вышитого льна. Затем он протянул руку — в ней появился маленький кремневый нож.

Гас-а-хо в эфире был совсем маленьким и с головой совы. Это смущало Анеаса. Шаман огляделся и тихо одобрительно курлыкнул.

— Я мало кого