Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов

— Ты уверен, что эта штука сработает? — с сомнением спросил Кинни.

— Изготовлено для «Спешиал форсиз». Так что можешь не сомневаться, товар первоклассный. Он проспит двадцать четыре часа, как скунс[20].

Кинни осклабился.

— Столько времени не потребуется, ведь мы вылетаем в шесть.

Внизу послышался какой-то шорох, и в хижину вошел Бансамму. Старик приветливо кивнул американцам и сказал:

— Все в порядке.

Бейтс подошел к нему с наполненным до краев стаканом пива.

— О’кэй, Бансамму! По этому случаю надо утолить жажду баночкой «Сан Мигуэля».

Старик взял стакан и, как учили американские пилоты, выпил за их здоровье. В свою очередь, американцы также подняли стаканы, и Кинни не удержался от язвительного тоста:

— Итак, за благотворное действие прохладительных напитков!

Бейтс бросил на своего компаньона предостерегающий взгляд, но Бансамму пропустил эту фразу мимо ушей.

— Давай я налью еще, — сказал Бейтс и с открытой банкой подошел к Бансамму. Он налил в его стакан еще пива и внимательно взглянул в лицо старика, глаза которого уже начали смыкаться. Бейтс пододвинул ему стул, и Бансамму тяжело опустился на него. «В чем дело?.. Дьявольская усталость!.. Где мой стакан?..» — подумал старик и куда-то провалился.

Кинни поднял упавший на пол стакан, а Бейтс нагнулся к Бансамму. Он поднял за волосы бессильно склонившуюся на грудь голову и громко позвал:

— Эй, Бансамму! Что с тобой, старина?

Но старик молчал, губы его оставались неподвижными. Бейтс поднял сомкнутые веки Бансамму и взглянул на зрачки.

— Все! — лаконично констатировал он.

Кинни остолбенело стоял посреди комнаты со стаканом Бансамму в руке, пока Бейтс не крикнул на него:

— Сполосни стакан и быстро спустись в погреб.

— Пластиковый мешок может не выдержать, — выразил сомнение Кинни.

— Не говори ерунды, старик весит не более пятидесяти килограммов. Мешок выдержит.

— Ты уверен?

— Идиот! Ты что, никогда не летал на военных транспортных самолетах?

— Нет, не приходилось.

— Так вот, к твоему сведению, во время войны во Вьетнаме в таких мешках мы перевозили убитых.

Кинни молча взял лампу и полез в погреб.

С того момента как прибыл самолет, Сатханасаи внимательно следила за всем происходящим в деревне. Она видела, как бандиты из шайки Наутунга выгрузили из самолета ящики, а затем принесли из погреба Ло Вэна мешки с опиумом. После того как отряд шан ушел, Бансамму направился к пилотам. Еще некоторое время Сатханасаи напряженно смотрела через щель в стене, думая о том, что Бансамму не станет задерживаться у американцев долго. Это так же невежливо, как оставлять их одних, не узнав, как они устроились. Неожиданно ее мысли прервала появившаяся на пороге хижины Ло Вэна фигура пилота, который поспешно спустился по лестнице и полез в погреб. Сатханасаи насторожилась. Что он мог искать в пустом погребе? Ее недоумение еще больше усилилось, когда она увидела, что он понес в дом пустой пластиковый мешок. Мысли Сатханасаи разбегались, тело разламывалось от усталости, наконец так, сидя, она и заснула.

Когда девушка проснулась, было уже светло. Над плоскогорьем стлался тонкий слой тумана, постепенно рассеивавшийся в лучах восходящего солнца. Сатханасаи разбудил шум самолетных моторов. Значит, американцы собирались улетать. Но где же Бансамму?

Девушка осмотрела дом. Ничто не говорило о том, что Бансамму этой ночью был дома. Может, он остался в хижине Ло Вэна? Сатханасаи вышла из дома и увидела, как тяжелая серая птица, набирая скорость, катилась по плоскогорью.

Сатханасаи быстро вскарабкалась по лестнице в хижину Ло Вэна. Скатанные в рулон спальные мешки американцев небрежно валялись на лежанке Ло Вэна, вокруг в беспорядке стояло несколько пустых банок из-под пива, на грубо сколоченном бамбуковом столе были брошены остатки ужина. Бансамму нигде не было.

Тогда она побежала на другой конец деревни. В это время самолет оторвался от земли и стал набирать высоту. Когда девушка подбежала к плоскогорью, самолет уже скрылся в предрассветных сумерках, и лишь шум моторов, похожий на отдаленные раскаты грома, напоминал о нем. Не может быть, чтобы Бансамму ушел прямо отсюда на поля и не разбудил ее. Вчера он говорил ей, что собирается туда. Может, он там?

Сатханасаи быстро пошла по дороге, ведущей на поля. По пути она сорвала несколько диких бананов, не особенно приятных на вкус, и слегка утолила голод.

Придя на первое поле, она спросила у крестьян, не видели ли они Бансамму. Но никто из них даже не знал, что он возвратился из Чиангмаи. Пока она добралась до последнего поля, солнце уже было в зените. Бансамму нигде не было. Сатханасаи устало опустилась на камень на краю поля и задумалась.

Уилкерса удивила тишина, царившая за окнами отеля. Он проснулся примерно за час до восхода солнца. Ресторан при гостинице еще не работал, но это не очень его беспокоило. Профессор не имел привычки плотно завтракать, поэтому удовольствовался куском кекса, оставшегося от ужина. Возле отеля Уилкерс заметил такси с дремавшим за рулем шофером, который тут же проснулся, узнав, что «фаранг» — иностранец собирался совершить по городу экскурсию. Они быстро договорились о цене, и шофер повез его по широким новым улицам столицы, мимо многоэтажных современных зданий, в ту часть города, где сохранились клонги, лабиринт каналов с лодками, служившими их обитателям и жилищами, и лавками, и ресторанчиками. Глядя на этот зловонный остаток прошлого столицы, профессор вдруг отчетливо понял, почему его показывают иностранным туристам как аттракцион. Этот заповедник нищеты и отсталости страны воспринимался иностранными туристами как отголосок романтической эпохи. Отснятые в Клонге кадры у себя на родине турист приводил как доказательство того, что побывал в подлинной и самобытной Азии.

В этот ранний час жизнь в Клонге только начала пробуждаться. Мужчины и женщины мылись в мутной воде, в которой плавали отбросы и фекалии. У берегов плескались дети. То там, то здесь разжигались очаги, чтобы приготовить традиционные блюда из риса.

Более двух столетий Клонг был пристанищем бедняков Бангкока, которым не хватало средств, чтобы жить на земле. Однако нищета обитателей Клонга воспринималась сытой и праздной толпой туристов не более как экзотическое зрелище: от него веяло запахами ила, дымом очагов, рыбой, поджаренной с красным перцем, ароматами цветов в волосах девушек.

Покинув Клонг, Уилкерс отправился в храм Утренней зари, своеобразный символ Бангкока. Оттуда шофер повез его через Менам, где профессор осмотрел храмы Ват По и Ват Пра Кео, рядом с которыми высился великолепный королевский дворец. Уилкерс снисходительно улыбнулся, когда на Петхабури Роуд шофер доверительным тоном сообщил ему, что здесь можно найти самых лучших девочек для развлечения. Затем через Менамский