Лазурное море - изумрудная луна (СИ) - Евгения Кострова

Она посмотрела на человека, следящего за ней, и ей было интересно, боялся ли он ее так же, как страшились остальные. Он прикасался к ней, и то были первые прикосновения кожи человека, которые она ощутила на своем теле. Он смотрел на нее, и впервые за неимоверно долгое время, она чувствовала таинственное покалывание в позвоночнике, что дрожью рассекало каждое звено, такое знакомое чувство, когда некто смотрит, воздерживаясь от слов. Вслушивался ли он в мистерии о ее народе, о пугающих сказаниях, что блуждали мантией кошмарного говора вдоль земли; молву, что кружилась в танце вихрей огня над сожженными деревнями и древними городами, где ступала нога ее соплеменников. Страхи не покидали сердца людей о павшей Империи, несравненной и непобежденной, и глубокий шум отливов морских все еще бороздил песчаные берега у возносящихся белоснежных особняков с кристальными шпилями, нетронутыми и вечно сияющими в ночи.

— Оденься, — наконец-то сказал ей мужчина, устало прижимаясь к стене, и длинные волосы его озарились ониксом, когда сильные теплые ветры подняли прозрачные занавесы над широким распахнутым окном, и сложенные леопардовые шкуры на табурете осветились медными разводами, глаза же человека засияли таинственным изумрудным огнем.

— Я рассказал тебе это не потому, что желал напугать. Ты должна знать, что жизнь здесь будет куда лучше той, которая была у тебя в стенах, принадлежавших предыдущему твоему хозяину, и если тебе станет легче, то я скажу, что его тело было сожжено вместе с его приверженцами. Однако здесь, в столице есть свои правила, не отказывай им, и постарайся принять законы и кодексы, что чтит каждый чистокровный османец. Многие из твоего народа живут здесь под покровительством благих двенадцати домов. Это позволено, хоть и ведут они весьма аскетический образ жизни, не показываются на людях, и живут лишь по воле тех, кто оставил магические печати на их телах. Твой же новый Владыка, готов принять тебя под кров своих дворцов, потому что нуждается в тебе. У тебя будет жизнь, пища и вода в достатке, одежда, покой, — он помедлил, наблюдая, как девушка в молчании накидывает на плечи атласную материю, скользнувшую волной до самых кистей рук, как затягивает в аккуратный узел перловые завязки со свисающими лунными камнями.

— Но не вздумай что-то сделать с собой, не надейся убежать или противиться приказаниям, иначе последствия будут катастрофическими для тебя. Я не буду показывать тебе то, что может случиться с тобой, поэтому загуби в себе противостояние на корню в это мгновение, когда я произношу вслух эти слова.

Айвен старалась и вовсе не слушать его, хотя наслаждалась его голосом. У него была прекрасно поставленная речь, он говорил четко и размеренно, не проглатывая слов, как это делали многие, кто пытался изучить ее родной язык. Ради письменных знаний, что содержались в многочисленных библиотеках, ради бесценных и могущественных источников, что покоились в подземных лабораториях и многочисленных городах, построенных глубоко под землей и озерами, сокрытыми в непроходимых чащобах, что оберегали северные волки. Ее Империя подарила миру бессмертную жизнь и лекарство от всех болезней, воплотила из мечты в явь искусственный разум и построила армаду из белоснежных летающих кораблей, серебряные дворцы, что сияли, будто звезды в космосе. Многие дворяне, у которых был шанс на спасение, отправились в странствие в темное царство, озаренное лишь далекими, сверкающими планетами, оставив свой народ на растерзание и созданной погибели, чумы в образе кровавых фантомов, растекшейся по миру, словно холера.

— Сегодня я покажу тебе жизнь, которая может ожидать тебя, если твое послушание будет достойным, и если ты прилежно будешь исполнять заповеди, что налагаются на каждого жителя этой страны. Теперь ты не чернь и не проклятая, на тебе священные руны, что оберегают, и доказывают, что ты относишься к высокому дому. Против такого символа не посмеет выступить ни один дворянский род.

Арис оглядел ее с ног до головы, останавливая взор на молочных драконах, поднимающихся с подола, на чистых и опрятных ногах, тонких кивнув, сделал жест рукой, чтобы она последовала за ним. И когда они вышли в пестрящие буйством красок и запахов сады, Айвен ощутила, что у нее дрожат колени, просто от одного вида каменных беседок с застекленными золочеными стенами, окруженные бархатными розами. В широких и далеких аллеях журчала вода, белоснежные мраморные полы отражали голубое небо, и создавалось чувство, что она ступала по облакам. Снаружи стояла непередаваемая жара, солнце обжигало и пекло голову, жгло и жалило кожу, даже дышать было трудно, а волосы полыхали раскаленным железом, так воспламеняло их горячность багрового зрачка, но вода под ногами, льющееся и нежно протекающая вдоль стоп, была прохладной. Среди каменных веранд сновали слуги, неся серебряные подносы со свежими фруктами и чаем, взвешивали полотнища из белоснежной шелковой материи высшего качества с письмена из молитвенных рукописей или с вышитыми золотыми нитями батальными сценами. Жажда. Алчность новых оттенков и запахов, вкуса и ощущений. Айвен не могла налюбоваться разнообразием красок — фиалки с богатым, ярким и насыщенным желтым, распускающимся медом в сердцевине, окруженной темно-фиолетовыми окрасами; кусты восхитительной гортензии небесно-лазоревых и светло-голубых отливов, чьи древесные стебли поднимались по жадеитовым тонким столбикам с золотыми ромбами; кристальные лестницы с витиеватыми узорами анемонов на широких перилах, со статуями воспаряющих фениксов из белого нефрита и львов; звуки флейты и топота копыт черных и сизых коней с серебристыми подковами, тяжелого ржания белых жеребцов с лоснящимися гривами, что держали на своих спинах всадников в темных кожаных доспехах, облегающих мускулистые, загорелые тела; отзвук сандалий, когда подоспевающие оруженосцы помогали солдатам спешиться с седел и взять под узды строптивых лошадей.

Они проходили по долгим и бесчисленным коридорам, где стены шептались, где голоса неведомого ей наречия слагали заклятия, и потусторонние тени следили за ней, словно зная каждый ее шаг, впитывая зловещим дыханием каждый шелест ее длинного платья о каменные полы с мозаичными росписями.

Кристаллы на ее теле забирали в себя солнечный свет, и она чувствовала, как они горят сквозь легкую ткань. Асир подал ей руку, когда они взобрались на верхние этажи одной из башен, выходя на открытое пространство крыши. Она не помнила, как долго поднималась, не вспоминая о тяжести в ногах и волнительного головокружения, стучащего в венах, не замечая, что воздуха в легких становилось все меньше. Вода протекала по каменным лилиям, и изумрудным выгравированным стеблям, но плиты под ногами все были горячими, а вода теплой, будто парное молоко. Подол ее ночного одеяния был мокр до самых колен, и одежда липла к коже, тогда как солнечный свет впивался янтарными остриями в плечи и шею, а в вышине неба раздавались звуки сталкивающихся клинков и тяжелое натяжение тугих луков из черного дерева. Она слышала, как охотничьи ножи, прозрачные, как стекло и вода, рассекали воздух, врезаясь в камень и древесину, и когда Айвен опустила взгляд вниз, то увидела воинов, что обнажали сверкающие мечи, и затягивали тесьму на ладонях, и кровавые шрамы у висков, татуированные темные веки. Несколько сотен на одной площади. Айвен замерла, и не могла пошевелиться, не могла заставить себя дышать, околдованная сочетанием красного мрамора, темных одежд, что тенями расплывались в знойном воздухе, и темно-алого марева, опускающегося на статные фигуры солдат карательного отряда. Она подошла к самому краю, не боясь смотреть вниз с губительной высоты, когда горячие ветры бились в спину, яростно и усиленно сталкивая со скользких плит, горящих под ее стопами. Но Айвен стояла твердо и стойко на ногах, и глаза ее сияли, когда она наблюдала за резкими движениями мужских и женских тел, смотрела за быстрыми выпадами и изгибами, как чувствовали их тела приближение холодной смерти в клинках, слыша игру воздуха, как переливались туманной проседью одеяния. Они были рождены, чтобы убивать неверующих и проклятых, таких, как она. Скольких погубили стеклянные клинки, на лезвие которых были изображены чудесные цветы и узоры, что так не подходили для их искусства вездесущей погибели?