Когда ты перестанешь ждать (СИ) - Ахметшин Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поразмыслив, я озвучил вышеозначенное в виде вопроса:
- Слушай, как получилось, что мы здесь оказались?
- С тобой явно что-то не в порядке в последнее время, - покачала головой Александра. С заплетёнными в косы волосами, двумя ручейками, ниспадающими на грудь, она казалась ещё младше. На джинсах - цветные заплаты; я помню эти джинсы разодранными, с выглядывающими наружу белыми острыми коленками, и заплаты выглядели как заглушки между нынешней жизнью и жизнью прошлой, полной беззаботной весёлой беготни и шутливых состязаний.
- Ответь, пожалуйста, - попросил я. - Мне очень интересно.
- Ну, ты позвонил мне и назначил встречу. Тебе очень повезло, потому что я собиралась удалить тебя из записной книжки, а с незнакомых номеров я звонки не беру.
Меня внезапно посетила мысль: что, если сходить к себе домой, узнать, как давно родители в последний раз видели сына? Или, может, я найду их в счастливом неведении, уверенных, что я сижу в комнате и преспокойно читаю книжку...
В конце концов, я чуть на себя не разозлился. Это попахивает онанизмом, и не тем здоровым онанизмом, каким занимаешься за просмотром порнухи, а нездоровым, то есть, попросту говоря, насилием над мозгом.
- Я хотел бы, чтобы мы встречались чаще, - сказал я.
- Что изменилось? - Сашка раздражённо выпрямилась. - Я тоже думала покончить с собой, когда Томас погиб. Некоторое время всерьёз пыталась собраться с духом, и только когда подумала, что всю жизнь готовилась к худшему, предчувствуя, что Томас рано или поздно нас оставит, пошла к тебе. Плакаться, как самая настоящая девчонка.
Она хмуро посмотрела на меня.
- Да, Томас, - я вздрогнул, когда над нами прогрохотал грузовик. Здесь, под мостом, легко представить, будто ты в животе великана, но только зная, что всё это понарошку, можно прочувствовать мощь этих звуков. Такого не услышишь ни в одном кинотеатре, ни в одних наушниках. - Скажи, он был серьёзно болен?
Сашка вскинула на меня глаза.
- Так ты всё-таки узнал?
- Догадался. Чем?
- Это называется "болезнь Лу Геринга". Ты легко можешь найти информацию в интернете.
- Ты знала?
- Он никому не рассказывал. Только его отец и мама знали. Но я догадывалась. По тому, как часто он говорил о смерти, с каким снисхождением к ней относился. Мы общались каждый день, были... больше, чем друзьями, - Сашка смотрела на меня, но взгляд её, как отмеченная любимыми с детства ягодами лесная тропинка, уводил за собой в прошлое.
- Они смирились, - пробормотал я, имея ввиду родителей Томаса.
- У них было несколько больше времени, чем у меня. Они знали, что растят человечка, который вряд ли закончит даже школу. И Томас... конечно, он тоже знал. В некотором роде он был даже более стойким, чем Гуннарссоны-старшие. Вся его жизнь прошла под знаком близкой смерти, раннего увядания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Видела хоть раз Юю? - спросил я после недолгого молчания.
Сашка тряхнула чёлкой. В полутьме под мостом она казалась несколько длиннее, чем должно.
- Только Томас знал. Он, бывало, придумывал несуществующих животных, всяких монстров и существ, а потом красочно мне их описывал. Наверное, Юю - это квинтэссенция всего, что он вкладывал в свою болезнь. Он считал её врагом, который рано или поздно его одолеет.
- Поэтому он убил себя, - в тон сказал я.
Кто-то, проходя над нашей головой, выплюнул в канаву жвачку, и комок резины шлёпнулся на дно, будто свинцовый шарик. На солнце от него сразу же пошёл пар.
Сашка зябко передёрнула плечами.
- Может, почувствовал первые признаки ухудшения. Я читала, что у таких больных сначала отнимаются ноги. Потом, одна за другой, все остальные мышцы. Сознание до какого-то момента остаётся ясным, но как долго оно может быть таковым без возможности взаимодействовать с окружающим миром? Томас в конце концов превратился бы в овощ, который питается через трубочку, а ходит под себя. В таком состоянии больной может прожить ещё четыре-пять лет, прежде чем прекратятся функции пищеварения и дыхания.
- Почему ты мне не рассказала? - спросил я как можно ласковей. Не знаю, можно ли порвать полотно сна ножом эмоций или он только углубит краски, но мне не хотелось без нужды бередить сердце этой девочки. Поэтому я задал вопрос спокойным тихим голосом - таким, будто бы всё волновало меня в той же мере, что и события любого другого сна.
- Я собиралась. Но ты пропал и перестал доставать меня этой своей бредовой идеей. Я даже думала - не случилось ли чего?..
- Серьёзно? Думала?
Сашка несмело улыбнулась.
- Видишь ли, ты был другом Томаса. Был близок ему... не так, как я, не как ангел-хранитель, но как лучший друг.
Я ожидал, что она скажет что-то ещё, но она не сказала. Разговор иссяк; мы сидели и разглядывали друг друга, будто в первый раз.
- Пойдём на солнце, - предложила наконец Сашка, потирая себе локти. - Здесь прохладно.
Мы выбрались из-под моста, жмурясь, как только что прозревшие котята, стояли прямо в канаве и, касаясь рук друг друга тыльной их стороной, смотрели, как летают вокруг невесомые стрекозы. Я обнаружил у себя на голове бейсболку и повернул её козырьком вперёд. Это не так уж сильно помогло. Солнце было везде. По мосту проехала на велосипедах ватага подростков, мы услышали обращённые в нашу сторону смешки. Мне послышались голоса Джейкоба и Юсси, захотелось повернуться и помахать им, но я сдержался. Уж конечно, они посчитают меня странным после того, что я им заявил, и будут держаться на расстоянии. Потом я вспомнил, что мог бы рассказать Джейку о том, как его отец рано или поздно прекратит свои скитания, возьмёт, как он бы сказал, тайм аут и вернётся к семье, но момент был уже упущен. Всё равно тому будут предшествовать четырнадцать долгих лет, так что незачем раньше времени бередить сердце мальчишки. Всё случится, когда должно и, несомненно, как-нибудь обойдётся без наших напоминаний. 11111
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})