Красная Хазария и Гитлер. Кто «крышевал» сионистов? - Владимир Большаков

На плаху шли вместе и палачи времен «красного террора», и мастера пыток времен Московских процессов, и организаторы политических убийств и похищений, в том числе убийства Троцкого по заказу Сталина, и герои СМЕРШа, прославившиеся во время Великой Отечественной, как Судоплатов, и профессиональные отравители, такие, как Майрановский. За каждым из них стояли многие годы службы в карательных ведомствах и немалые, с точки зрения их начальников, заслуги. Это не помешало их коллегам из МГБ под руководством представителя ЦК ВКП (б) в этом министерстве С. Д. Игнатьева сделать из них, заслуженных чекистов, опасных заговорщиков и террористов. Таких, как А. Я. Свердлов, двадцать с лишним лет, служивший с благословления своего папаши «по чекистской линии». В его квартире был действительно обнаружен целый арсенал диверсанта. В нем находились несколько ампул сильнодействующего яда, взрывные устройства с часовыми механизмами, замаскированные в шкатулку, коробку духов, в пресс-папье, 5 пистолетов разных калибров, автомат, пару винтовок, патроны, гранаты… Сын первого Председателя Совнаркома, оправдывался тем, что это оружие было получено им в 1941 г., для организации диверсионной деятельности в Москве в случае ее сдачи немцам. Свердлову поручалось руководить такой группой, а оружие ему передали по распоряжению будущего начальника спецбюро МГБ Судоплатова. В 1946 г. были предприняты меры по сбору розданного оружия, но за годы войны оно растерялось. Сам Свердлов попытался объяснить факт наличия у него этого арсенала собственной забывчивостью и любовью к оружию. Но для следствия у Свердлова было несколько уязвимых страниц биографии, куда более подозрительных, чем найденный у него арсенал – его обвиняли в причастности к троцкизму в конце 20-х гг., в том, что его уже дважды арестовывали – в 1935 и 1938 гг. (АП РФ, ф.3, оп.58, д.218, л.29–30). У Судоплатова обнаружили большую недостачу сильнодействующих ядов. Видно, позаимствовал по дружбе в лаборатории Майрановского. К тому же Судоплатов был женат на еврейке и среди его друзей-евреев был не только Эйтингон, которого он активно продвигал по службе и не раз выгораживал. А тут все ложилось, как лыко в строку.

Когда в сентябре 1952 г. следователи Игнатьева допрашивали заместителя начальника следственной части по особо важным делам Л. Л. Шварцмана, одного из ближайших сотрудников Абакумова, он начал давать показания не только против Абакумова и других шефов карательных ведомств страны, но и против большинства руководителей государства и партии. Он, по выражению его следователей, «клеветал против Кагановича и Хрущева, против Меркулова, В. В. Кобулова, Мамулова и Фитина». Эти линии в тот момент не интересовали С. Д. Игнатьева, Г. М. Маленкова и Сталина. Более перспективной для них были признания Шварцмана о том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. В соответствии с докладом Игнатьева, побудительных причин для подготовки терактов у Шварцмана было две. Первой он назвал под пытками, конечно, «разгром (в 1950 г.) националистов, орудовавших под прикрытием еврейского антифашистского комитета», второй разоблачение в июне 1951 г. «Центральным Комитетом ЦК КПСС при участии Г. М. Маленкова вражеской деятельности Абакумова». И вот якобы, поэтому Шварцман, «в силу своего озлобления, вызванного националистическими взглядами и участием с 1937 г. в заговорщической организации» (АП РФ, оп.58, д.221, л.164–215), и решился на отмщение путем терактов. Этот офицер был обвинен в создании непосредственно в центральном аппарате МГБ террористической сионистской организации. В ходе допросов Шварцман назвал тридцать(!) фамилий чекистов-евреев из центрального аппарата, которые якобы состояли в его организации.

Конечно, цена этим «признаниям» известна – их вышибали многодневными «конвейнерными» допросами, когда подследственному не давали спать, жестоко пытали. Но, как видно из показаний, выбитых из Шварцмана, связь с левыми сионистами, оппозицией и 1937 годом прослеживалась в ходе следствия четко. И то, что в роли жертв оказались вчерашние усердные палачи, вполне вписывалось в кремлевский сценарий мирового антисоветского заговора масонов и сионистов…

Показания Шварцмана оказались настолько своевременными для Сталина, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы. Усиленно разрабатывалась версия о причастности Абакумова к «ленинградскому делу». Подобный вариант содержался и в «деле врачей». Доказать это было сложно: именно следователи МГБ «выколачивали» показания из Кузнецова, Попкова и родственников заместителя председателя Совмина СССР Н. А. Вознесенского. Кстати, одним из таких следователей был сам Шварцман. Тогда в ход пошло обвинение, что следователи МГБ под давлением Абакумова умышленно игнорировали связь обвиняемых по «ленинградскому делу» с иностранными разведками и международным сионизмом.

Расследование в МГБ затронуло и его разведывательную деятельность. Был арестован генерал-лейтенант М. Белкин, служивший ряд лет заместителем начальника 1 Главного управления МГБ. Будучи обвиненным в принадлежности к еврейской террористической группе в составе МГБ, Белкин под жестокими пытками дал показания о том, что по воле Абакумова на всех ключевых постах Министерства госбезопасности были расставлены лица еврейской национальности, и о якобы давнем сотрудничестве агентуры МГБ с западными разведками (АП РФ, ф.3, оп.58, л.58). Он же сообщил о связи с западными разведками начальника Управления госбезопасности Венгрии Петера Габора (там же, л.37). Кампания на исключение евреев из органов госбезопасности приобретала в этом случае характер кампании для всего социалистического лагеря. Началось преследование евреев во внешнеполитических службах, госбезопасности, в правительствах ряда восточноевропейских стран. Из редакционных пометок Сталина на проекте обвинительного заключения, очевидно, что он лично руководил следствием и определял степень виновности каждого «заговорщика». Он использовал дело Абакумова-Шварцмана для того, чтобы найти в нем объяснение и оправдание большинства политических репрессий послевоенного времени. Сталин непосредственно ориентировал следствие на то, чтобы особенно подчеркнуть роль Абакумова как человека, приложившего все усилия для того, чтобы «спрятать от следствия связи врага народа Кузнецова с иностранной разведкой».

Редактируя обвинительное заключение, Сталин намеренно подчеркивал личную виновность Абакумова. Вместо первоначальной формулировки: «Действуя как подрывники, Абакумов и его соучастники Леонов и Комаров – игнорировали указания ЦК КПСС о расследовании связей (вписано Сталиным – которые они стремились спрятать от следственных властей) – с иностранной разведкой врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате (вписано Сталиным – в Ленинграде). В преступных целях они (Сталин – он) ориентировали (Сталин – ориентировал) следователей на то, чтобы рассматривать дело Кузнецова и его единомышленников в виде отдельной локальной обособленной группы, не имеющей связей с заграницей» (там же, л.216). Абакумов также обвинялся в попытках организации убийства Маленкова (АП РФ, ф.3, оп.24, д.484, л.87). Таким образом, его напрямую связали с показаниями Шварцмана о якобы готовившемся им покушении на Маленкова.

Практически все арестованные по делу «сионистского террористического центра» в МГБ, так или иначе, получали продвижение по службе в тот период, когда НКВД возглавлял Берия. Перекинуть мостик следствия по любому из сионистских дел к Лаврентию Павловичу не представляло особенного труда. Ждали только сигнала от Хозяина. Но Сталин пока что медлил, как всегда по своей привычке, играя с обреченным, как кошка с мышкой. Можно смело утверждать, что, проживи Сталин еще два-три года, Берия попал бы в тот же расстрельный подвал, в который его отправил Хрущев в 1954 году. Но еще до того, как туда попасть Берия сделал все, чтобы отмежеваться от всех тех липовых дел, которые начались с «ленинградского дела» и закончились «делом о врачах-убийцах». Вот его письмо, направленное Маленкову 25 июня 1953 г., которое хранится сейчас в Архиве Президента РФ. Привожу его дословно:

Документ № 179

Направляю протокол допроса арестованного б[ывшего] заместителя министра государственной безопасности – начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР РЮМИНА М.Д. от 10–13 июня с.г.