Василий Мудрый - Николай Иванович Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же все было?
«Казачий» полк, сформированный фашистами в основном из военнопленных, большинство которых ни к каким казакам не имело даже самого отдаленного отношения, остановился в Лунинце. Один из его дивизионов расположился в деревне Дятловичи. Старостой в этой деревне по заданию комиссара А.А. Свитцова стал Александр Бушило. Партизаны выдвинули его сюда не случайно. Бушило хорошо знал немецкий язык, мог войти в доверие к гитлеровцам. Так и получилось. Фашисты считали старосту своим преданным слугой.
Время от времени Бушило появлялся в партизанском отряде и докладывал его командиру М.Г. Каштанову и комиссару А.А. Свитцову обо всем, что узнавал в гарнизоне, в том числе и о бывших военнопленных, которые теперь служили в «казачьем» полку.
— Изменники, предатели! — негодовал Каштанов, когда шла речь о них.
— Не все они такие, как вы думаете, — возражал Бушило. — Есть и честные люди.
— Изменники, и только. Нашелся защитник. Не обработали ли тебя там фашисты?
— А вы поговорите с этими пленниками, — стоял на своем Бушило.
— Но ты говорил? — спрашивал Свитцов.
— А как же! Мне и по той, и по другой должностям положено!
— Ну и что? — спрашивал комиссар, — Есть свои хлопцы?
— Есть. Вот Виктор Чернышков, командир дивизиона, в прошлом наш командир. Выпили мы с ним знакомства ради. И понес он немцев семиэтажным матом. А потом себя кулаком в грудь: «Думаешь, я свои руки кровью наших людей обагрю? Никогда!»
— Провокация, — бросал Каштанов.
— А вот и нет! — горячо возражал Бушило. — Я уже о встрече с вами договорится
Поругали командир и комиссар старосту-коменданта за такую сверхоперативностъ и задумались. Было над чем. Дивизион — 200 вооруженных людей, бывших бойцов и командиров. Это же сила. Даже если несколько человек уйдут в партизаны — остальным у фашистов веры не будет. Так что игра стоит свеч. И решили, что завтра же с группой разведчиков Свитцов пойдет на встречу. От лагеря до Дятлович 30 километров. На другую ночь они уже были в деревне. Огородами пришли в дом к Бушило. А у него уже стол накрыт. За столом двое в офицерской немецкой форме. Видимо, давненько ждали их. Своих бойцов Свитцов оставил под окнами. На всякий случай. Представился:
— Свитцов, комиссар партизанского отряда.
Вскочили они со скамьи, вытяну лись по стойке смирно.
— Майор Чернышков! Лейтенант Орлов!
Сели за стол. Налил Бушило в стаканы.
— Ну что ж, товарищи, — сказал Свитцов, — со свиданьицем.
На слово «товарищи» Свитцов особо нажал.
Чокнулись, выпили, закусили.
— С какой целью вы меня пригласили?
— Цель одна, — ответит Чернышков, — как скорее и эффективнее против фашистов оружие повернуть.
— А против своих еще не приходилось?
— Этого не было и не будет! — почти крикнул Ортов.
— Тогда дело проще, раз на вас крови нет.
— Но ведь мы — изменники, — с болью выдохнул Чернышков. — Изменники вдвойне. В плену были — присягу нарушили. К немцам вроде бы служить пошли — два.
Свитцов ему на это ответил:
— Бывших пленных у нас в отряде много. А насчет службы немцам вы сами очень точно сказали: «Вроде бы служить пошли». Поэтому считать вас изменниками не считаю возможным.
Смотрит Свитцов, веселее стали глядеть люди.
— Если Родина нас простит, было бы десять жизней, и десять за нее отдадим, — горячо произнес Чернышков. — Ты, комиссар, послушай. Я тебе свою историю расскажу. А моя история, считай, самая типичная для большинства тех, кем я командую. Как в плен попадали — ты знаешь. Раненого взяли. Потом лагерь. Колючая проволока, а за ней — голое место. И на этом голом месте мы. Только в ноябре дощатые бараки поставили. Были в лагере тысячи. А к весне и половины не осталось. Похоронили. В бараках даже нар не было. Питание — буханка хлеба с опилками пополам на двенадцать человек. И полкотелка баланды пустой. Считай, почти чистый кипяток. Ночью, чтобы согреться, друг на друге спали, штабелем. А проснешься — под тобой или на тебе уже мертвый. Можешь ты понять такое? Летом выведут на работу — траву, как скотина, ели. Пробовал убежать — поймали. Предложили записаться в эту, так называемую добровольческую, часть, но я не сразу решился. Пошел только с одной целью — чтобы перебежать к своим при случае. Командир полка у нас — полковник Сысоев. Думаю, тоже наш человек. На днях приезжал сюда. Очень «боевую» инструкцию дал мне: «В партизан — стрелять, но не попадать»
…Потом вдруг Чернышков взял, да и спросил Свитцова в упор:
— А чем вы можете доказать, что партизан?
Действительно, чем он мог доказать? Документов при нем не было. Привести в дом тех, кто снаружи в карауле стоит, — они тоже без документов.
Тогда Чернышков предложил:
— Пусть кто-нибудь из нас поедет с вами в лагерь. Подводы недалеко, в лесу.
Поехал Орлов. Завязали ему глаза повязкой — и прямо в штаб отряда. Через пять часов Орлов уже сидел в штабной землянке и слушал Москву, сводку Совинформбюро.
— Ну, вот теперь верим, — сказал он.
А через час наши разведчики тем же порядком повезли его обратно — в Дятловичи. Условились, что переход будет совершен 20 января. И вдруг неожиданность. Через связного Чернышков утром 15 января прислал записку: «Из Лунинца на инспекцию приехал полковник Сысоев. Может, поговорите с ним?»
Свитцов с шестью бойцами — в Дятловичи. Но решил встретиться с Сысоевым в лесу. Послал связного к Чернышкову. Тот привел его в дом, где остановился Сысоев. И тут неладно вышло. Связной, войдя в дом, прямо с порога бухнул:
— Товарищ полковник! Вас товарищ комиссар ждет!
Сысоев был не один. Возмутился. Приказал Чернышкову:
— Арестовать пьяного дурака! Допросить, когда протрезвится.
А Чернышкову, выйдя с ним во двор, зло бросил:
— Если там все такие, как этот, надо искать настоящих партизан.
И он был прав. С Сысоевым был немецкий майор, который, к счастью, не понимал русского языка. Но он мог что-то заподозрить. В тот же день Сысоев уехал в Лунинец. Узнав о причине его столь скорого отъезда, Свитцов решил организовать уход
