Город костей - Марта Уэллс

— Что все это означает?

Тут Илин перестала улыбаться. Она сказала очень жестко:

— Я Хранительница из дома Мастера Риатена. Все, что мне нужно, несколько минут времени ученейшего Арад-еделка для короткого разговора, если это не составит большого труда.

Еказар попытался придумать причину, по которой мог бы отказать в просьбе, но не нашел и сдался с недовольным видом.

— Хм-м-м. Сюда, пожалуйста.

Он быстро провел их через двор, а старый ученый, который их встретил, плелся следом, как послушный слуга. Еказар недолюбливал Хранителей, поскольку Академия подчинялась непосредственно Электору, а Хранители были всего лишь придворными чиновниками, которые вряд ли имели право ставить под сомнение власть Мастера-Ученого в стенах Академии. То, что Илин появилась здесь с Хетом, тоже дела не улучшало.

Илин и ученый шли немного впереди. Идущий сзади Сагай спросил Хета:

— Что случилось с Илин?

— Ничего, — ответил тот. — Она просто притворяется.

Сагай этому явно не поверил.

Еказар провел их сквозь арку по широким ступеням короткой лестницы, а затем через целую серию двориков. Все здания тут были старые, каменные, их арки и наличники Дверей были выложены изразцами или мозаикой. Фонтаны преимущественно имели форму черепашьих панцирей или абстрактных изображений солнца, состояли из двух-трех ярусов, что свидетельствовало об их назначении скорее служить украшениями, чем обеспечивать потребности в питье или умывании; Академия получала деньги на пользование водой из дворцовых средств. Они прошли небольшую площадь с башенкой и часами в ней, почти такую же древнюю, как и сама Академия. Часы били каждый час, и на каждой из пяти галерей башенки появлялась процессия золотых и серебряных лун, солнц и других астрономических символов, которые кружились назначенное им время. Занимавший три этажа анкерный механизм считался самым точным механизмом этого рода во всех городах Приграничья. Он показывал фазы луны, годовое движение солнца и предсказывал наступление Высокого и Низкого сезонов ежегодно, но все это предназначалось только для ученых.

Ученики, которые читали или разговаривали в тени маленьких двориков, прекращали свои занятия и удивленно смотрели вслед Илин и ее спутникам. Среди учеников были мальчики-патриции в чадрах и юные патрицианки, украшенные драгоценностями и в красивых кафтанах, но в большинстве своем это были дети торговцев с Четвертого яруса.

«Как давно это было», — думал Хет. Когда-то он был тут такой привычной фигурой, что почти никто не обращал на него внимания. Он заметил, что его партнер смотрит по сторонам с огромным интересом. Ведь именно такую жизнь должен был бы вести Сагай как член Гильдии ученых Кеннильяра. Сагаю все же удалось сделать несколько работ для Академии, когда он прибыл в Чаризат, но большая часть тех поручений, которые могли передаваться в руки лиц без гражданства, доставались ученикам Академии, а потому на редкие и небольшие комиссионные Сагай содержать семью не мог. Хет спросил:

— Тоскуешь об этом?

— Время от времени, — признался Сагай. — Но после восторгов и волнений, связанных с торговлей древностями, такая жизнь теперь показалась бы мне пресной.

«Вряд ли, — подумал Хет. — Вряд ли». Ему самому не хватало этого, а особенно свободного доступа к библиотеке Академии. Книги время от времени появлялись на рынках Пятого яруса, но преимущественно это были дешевенькие брошюрки, заполненные дурацкими сказками авантюристов-караванщиков и торговцев о приключениях в иноземных городах. Мирам откладывала иногда жетоны и покупала такие книжки, читала их вслух Нетте и детям, а когда страницы уже начинали рваться, продавала их торговцам с Шестого яруса. На Четвертом ярусе были настоящие книготорговцы, которые регулярно приобретали копии трудов ученых Академии и давали их читать за относительно скромную плату, но никому из них не нравилась мысль одалживать книги лицам без гражданства, а Хета туда и на порог не пускали. Даже Сагай со своим красноречием, и тот имел право брать только по одному тому за раз. Он называл путешествия к книготорговцам проверкой на унижение и говорил, что это единственное место в городе, где человек платит за привилегию быть обруганным нищим иностранцем и отбросом нижних ярусов, вместо того чтобы быть обруганным этими же словами совершенно бесплатно прямо на улице.

Они подошли к низкому зданию с портиком, одиноко стоящему посреди довольно обширного двора. Когда они поднялись по широкому лестничному пролету в прохладный и пустой холл, Еказар сказал Илин:

— Вот здесь живет Арад. Он получил этот дом в связи со своей работой.

Сагай поглядел на Хета и поднял бровь, но тот пожал плечами. Если Арад получил для себя одного целый дом в перенаселенной Академии, значит, он и в самом деле важная птица.

Они прошли через тихий безлюдный холл и попали в большую комнату с несколькими наклонно прорезанными в купольном потолке окнами, через которые проникали воздух и свет. Стены комнаты не имели никаких украшений, но кто-то в прошлом покрыл их штукатурку чертежами и надписями, которые впоследствии были стерты недостаточно хорошо.

— Ждите здесь и ни к чему не притрагивайтесь, — сказал им Еказар. — Я сейчас позову Арада.

Он ушел, а старый ученый-привратник занял позицию у одной из дверей, наблюдая за ними так, будто он стоял на посту.

— Конечно, — пробормотала Илин и огляделась. — Как вы думаете, чего они так трясутся? — спросила она шепотом, но ни Хет, ни Сагай ее не слышали.

Их внимание было полностью поглощено тем, что, очевидно, и было работой Арад-еделка, а также служило причиной выделения ему отдельного дома.

В дальнем углу зала, прямо на полу, казалось, полыхал костер ярких красок. Это была древняя фреска, восстанавливаемая из множества отдельных потрескавшихся кусков. Центральная часть фрески имела по меньшей мере футов семь длины и десять высоты. Края еще были неровны, да и в середине на некоторых участках зияли дыры, показывая, что работа пока далека от завершения. У Сагая перехватило дыхание, а Хет почувствовал, что у него подгибаются ноги.

— Ох! — воскликнула Илин, увидев мозаику. — Да вы только поглядите на это!

Многие из уцелевших древних фресок изображали морские виды, но это был ландшафт, непохожий на все виденное ими до сих пор. Художник изобразил бескрайний простор низких пологих холмов, поросших высокими травами, испещренных искрами красных, желтых и даже пурпурных цветов. На переднем плане виднелась рощица неизвестных деревьев. Одни из них могли быть акациями, только более высокими и с обильной листвой, чем те, которые Хет видел в садах Первого яруса. В тени деревьев сидела женщина.