Дюна: Дом Харконненов - Брайан Герберт

~ ~ ~

Верно, что можно разбогатеть, содеяв зло, но сила Истины и Справедливости такова, что они переживут зло… и о них можно сказать: «Они суть наследие моего отца».

Насколько понимал Раббан, дядюшка не мог придумать для него более тяжкого наказания за происшествие с кораблем-невидимкой. В конце концов, на Арракисе тепло и чистое небо, а на Гьеди Первой можно пользоваться всеми плодами цивилизации.

Ланкивейль же был просто жалкой дырой.

Время тянулось настолько медленно, что Раббан пристрастился к пряности, оценив ее гериатрические свойства. Ему придется жить дольше, чем обычно, чтобы возместить потерянное на Ланкивейле время…

Раббан не проявлял ровным счетом никакого интереса к уединенной, похожей на монастырь крепости, затерянной в горах. Отказался он также поселиться в какой-нибудь из деревень, которые во множестве облепили извилистые фьорды. В этих деревнях не было никого, кроме провонявших селедкой рыбаков, туземных охотников и нескольких огородников, которые умудрялись находить плодородную землю в расщелинах отвесных черных скал.

Большую часть времени Раббан проводил на самом большом северном острове, вблизи вечных полярных льдов и подальше от маршрутов миграции меховых китов бьондакс. Здесь не было цивилизации в общепринятом значении этого слова, но имелись фабрики, обрабатывающие предприятия и космопорт, из которого на орбиту вывозились корабли, груженные китовым мехом. Там он мог вращаться среди людей, которые понимали, что ресурсы и сырье существуют для пользы любого Дома, который может ими владеть.

Раббан поселился в казармах ОСПЧТ и самоуправно занял там несколько комнат. Иногда он развлекался карточной игрой с рабочими, завербовавшимися на Ланкивейль по контракту, но большую часть времени проводил в печальных раздумьях — как изменить свою жизнь по возвращении на Гьеди Первую. Иногда Раббан занимал себя тем, что раскалывал с помощью кнута из чернильного дерева (он познакомился с этим изобретением, общаясь с наемниками Харконненов) куски камня, глыбы льда или морских моллюсков, лежавших на металлических пирсах и гревшихся на скупом северном солнце. Однако и это занятие быстро ему наскучило.

Большую часть своей двухлетней ссылки он не показывался на глаза Абульурду и Эмми Раббан-Харконненам, надеясь, что они и вовсе не узнают о его приезде. Наконец, когда Раббан не мог уже скрывать своего пребывания, отец прибыл на обрабатывающий центр ОСПЧТ якобы с инспекционной поездкой.

Отец нашел сына в казарме и изобразил радость на виноватом лице, словно надеялся на исторгающее слезы воссоединение семьи. Он обнял своего единственного сына, но Раббан постарался как можно скорее освободиться из объятий родителя.

Глоссу Раббан, с его квадратными плечами, массивным лицом, чувственными полными губами и выступающим кадыком, больше взял от матери, чем от отца, у которого были худые руки, костлявые локти и огромные костяшки пальцев, а лицо было обветрено от частого пребывания в открытом море.

Единственный способ, каким Раббан сумел отделаться от отца и покончить с продолжавшейся несколько часов пустой болтовней, было обещание, что он приедет в Туле-Фьорд и погостит у родителей. Через неделю он действительно прибыл в главную резиденцию правителя, пропахшую кислятиной, чувствуя, как этот липкий дух проникает до его костей. Снося ухаживания родителей, Раббан проглотил свое отвращение и считал дни, оставшиеся до возвращения домой.

В резиденции его кормили изысканными блюдами из копченой рыбы, вареными клабстерами, морской паэллой, снежными устрицами и моллюсками, маринованными скатами и соленой икрой. Все блюда были обильно приправлены горькой травянистой зеленью, выращенной на скудной почве Ланкивейля. Жена рыбака, женщина с широким лицом и красными мощными руками, готовила одно блюдо за другим, угощая ими Раббана. Она знала его еще в детстве, всячески баловала и сейчас так и норовила потрепать его по щеке. За это Раббан всей душой ее возненавидел.

Ему казалось, что противный вкус останется у него во рту навсегда, а одежда навеки пропитается рыбным запахом. Обоняние успокаивал только смолистый запах горящих в камине дров. Отец находил оригинальным топить настоящими дровами, а не пользоваться термальными обогревателями или излучающими сферами…

Однажды ночью, когда Раббан сходил с ума от тоски и скуки, ему в голову пришла блестящая, как ему показалось, идея. Это была первая искра озарения, посетившая его за два года ссылки. Киты бьондакс оказались очень глупыми животными, и их было очень легко убивать, и Раббан нутром почуял, что этим можно заинтересовать отпрысков богатых родителей из Великих и Малых Домов. Эти отпрыски с удовольствием приезжали бы поохотиться на Ланкивейль. Раббан вспомнил, какое удовольствие получал он сам, охотясь на диких детей на Заповедной станции или как взбадривала его охота на песчаных червей Арракиса. Может быть, ему удастся основать здесь доходный охотничий промысел — богатые бездельники будут убивать огромных морских животных из спортивного интереса. Такой бизнес даст казне Харконненов дополнительный доход, а Ланкивейль, может быть, превратится во что-то более приличное, чем захолустная дыра, какой он был в настоящее время.

Даже барон будет доволен.

За два дня до отбытия домой Раббан поделился своей идеей с родителями. Как и положено идеальной семейной паре, они сидели рядышком за столом и ели ужин. Абульурд и Эмми смотрели друг на друга с искренним обожанием и неподдельной любовью. Мать, женщина с черными глазами-пуговичками, говорила мало, но чувствовалось, что именно она поддерживает мужа в его решениях. Время от времени супруги нежно касались друг друга.

— Я планирую привезти на Ланкивейль богатых охотников, — сказал Раббан, отхлебывая из большого стакана сладкое горное вино. — Мы будем бить меховых китов, ваши туземцы могут служить проводниками и лоцманами. Многие люди в Ландсрааде заплатят любые деньги за такую забаву и за такой трофей. Да и для нас это будет неплохая прибыль.

Эмми посмотрела на мужа и увидела, что у того от неожиданности и потрясения открылся рот. Она предоставила супругу сказать то, что было у них обоих на уме.

— Это невозможно, сынок.

Раббан даже поперхнулся от бесцеремонности, с какой этот слабак назвал его сынком. Абульурд начал объяснять:

— Все, что ты видел, — это обрабатывающие доки на севере, последний шаг в деле китобойного промысла. Но выбор нужного вида для охоты — это очень тонкое дело, для него нужны опыт и сноровка. Я часто выхожу в море сам и знаю, какой это тяжкий и квалифицированный труд. Китов бьондакс никогда не убивают для забавы.