Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

городской больнице не было ни средств, ни возможностей, а самое главное – времени. Ведь отёк лёгких нужно останавливать сразу, а не по прошествии двух часов, в течение которых проводились только ухудшавшие состояние процедуры… На следующий день сотрудники поликлиники упросили меня не «затевать» анатомического вскрытия и медицинской экспертизы, дабы диагноз и соответствующие ему «лечебные» процедуры участковых врачей и врача скорой помощи не вступили в криминальное противоречие с истинной причиной смерти.

– Всё равно ведь, – говорили они, – ничего уже не поправишь. А недобросовестных коллег своих мы сами постараемся наказать и поскорее на пенсию спихнуть.

Возможно, они правы… Да только оригинально, однако, вся наша русская история пишется. Писаная, она почти целиком не соответствует себе же действительной. Так же как запись в Свидетельстве о смерти отца: «атеросклеротический кардиосклероз»…

– И жить толком не жил, а уже умирать пора, – вырвалось однажды из отцовской души.

С течением времени эти слова всё чаще вспоминаются мне и уже не воспринимаются сознанием как чужие или абстрактные…

Ещё через год слегла в постель тётя Маша, кавалер ордена «Знак Почёта», очень любившая Женю и меня. В сентябре 1994 года её не стало. Не могла она без слёз видеть и переживать так называемую «перестройку», расстрел Белого дома, дикую демократическую оргию «рыночного разграбления» и «суверенного предательства».

– Бандиты-бандиты! Что творят, раклы![19] – обречённо качая головой, тихо говорила тётя Маша.

Глядя стекленеющими, слезящимися глазами на всю ту агонизирующую мерзость, которая вещала с телеэкрана о победе «демократии», она даже не боролась за жизнь в последние свои дни и месяцы. У неё отняли Родину – Советский Союз – и для неё, последней из старшего поколения Мартыновых, жизнь потеряла смысл. На похоронах тёти Маши, как и на похоронах отца, играл духовой оркестр музыкального училища. Просить об этих ритуальных услугах не пришлось: узнав о моём горе, Игорь Рахманов (мой товарищ по учёбе, директор училища), а затем Геннадий Иванович Плешаков (друг и сокурсник Жени, нынешний директор) сами предложили помощь и выразили официальные соболезнования в городской газете «Вперёд».

Ну вот, кажется, и всё. Конечный пункт моего маршрута, музыкальный лицей, я посетил: учителей повидал, о Москве рассказал, с друзьями поговорил, на молодёжь посмотрел… Трудно даже вообразить, что за город был бы Артёмовск, не будь в нём музыкального училища! Могу представить рiдне мiсто без чего угодно (счастья ему и здравия!), но только не без этой, скромной на вид, творческой мастерской, излучающей в нынешних сумерках свет надежды, гармонии и очищения.

Всё возвращается на круги своя. Возвратились в училище Женины и мои учебники, ноты, пластинки, фотографии, афиши. Не везти же мне всё это в российскую столицу! А здесь, глядишь, пригодится кому-нибудь больше, чем мне в Москве. И самые ранние сочинения брата, которые я заново отредактировал и оркестровал, и Полное собрание песен Евгения Мартынова, над изданием которого мне пришлось работать 5 лет, и пластинки, компакт-кассеты и компакт-диски, в выпуске которых теперь неизменно принимает участие Московское культурное общество «Клуб Евгения Мартынова» – всё это тоже возвратилось в училище, словно на своё исконное и законное место.

Уже вечереет… Пора возвращаться домой. Мама, наверно, волнуется: куда я так надолго запропастился? Надо ей позвонить, сказать, что уже иду домой. Благо в Артёмовске городские таксофоны работают бесплатно! Сегодня с утра мы с мамой побывали на кладбище, возложили на могилы отца, тёти, бабушки и дяди Васи цветы, в огромном количестве преподнесённые нам в Донецке на вчерашнем концерте памяти Евгения Мартынова. Возвращаясь с кладбища, мы остановились у тех мест на улице Мариупольской, где ещё до Первой империалистической войны родился отец и где прошли его детские и юношеские годы. А на пересечении улиц Совнаркома и Профинтерна мы зашли во дворик старого одноэтажного дома, в котором когда-то жила тётя Маша с бабой Дуней и куда в октябре 1945-го приехали отец с мамой, возвратившись с войны (для них окончившейся в Будапеште – в эвакогоспитале № 3635 войсковой части 31738 3-го Украинского фронта).

Насыщенный и интересный день должен быть и завтра. С утра нужно зайти в отдел культуры исполкома горсовета, встретиться с председателем горсовета Алексеем Александровичем Рёвой; потом съездить на нашу прежнюю квартиру (на улице Чайковского, 32), забрать оттуда последние мамины вещи; затем нас ждут в школе, а после в городском музее; вечером – какое-то мероприятие в центральной библиотеке, там тоже просили выступить… Да-а! Аж дух захватывает от такого «графика»!.. А может быть, ещё на пару дней остаться? Москва без меня за это время, надеюсь, не зачахнет…

– Дядь! Буцните мяч! – кричат мне играющие в футбол мальчишки.

Я пинаю в их сторону катящийся рядом со мной футбольный мяч и (раз уж я «дядя») делаю им наставление, чтоб на дороге-то не играли.

И опять, чёрт, мальчишки заставили меня вспомнить Женю, вспомнить наше с ним футбольное соперничество на домашнем стадионе (где моими воротами был деревянный стул, а брату воротами служила железная кровать), вспомнить мои, всегда еле сдерживаемые слёзы из-за постоянных побед брата надо мной. Вспомнить и то, что на летние каникулы Женя, как правило, устраивался куда-нибудь подработать – с таким расчётом, чтобы можно было одновременно и отдохнуть. Сначала это были пионерские лагеря, потом дома отдыха, а во время учёбы в институте – черноморские санатории. Кстати, брат, как и все его товарищи (особенно духовики), в студенческие годы не гнушался «подхалтуриваний» в самодеятельности, на танцах, свадьбах, а то и на похоронах. Работа в последнем «жанре» на студенческом жаргоне называлась, да и сейчас называется, – «носить жмура», а если более культурно – «пойти на спящую красавицу». Да простят небеса меня и заодно бедных студентов-халтурщиков за такое святотатство. Так вот, по окончании 2-го курса училища Женя устроился в славяногорский пионерлагерь аккордеонистом-тапёром, на один заезд. В середине заездов в лагере обычно устраивали «родительский день», когда родители отдыхавших детей (в данном случае работники Углеразведки) посещали, как на экскурсии, свою ведомственную детскую здравницу. На такой родительский день вместе с мамой должен был поехать и я и потому с нетерпением ждал, когда эта поездка совершится. А так как я никогда ни в каких лагерях в детстве не бывал и все каникулы проводил дома, то маленькое путешествие автобусом (час езды туда, столько же обратно и 3 часа в лагере) для меня представляло событие.

Женю мы увидели и услышали сразу же по прибытии автобуса к воротам, украшенным знамёнами: дети встретили автобус сначала горнами и барабанами, а затем песней «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих…» – брат аккомпанировал им на аккордеоне. После торжественной линейки и маленького детского концерта был