Остановись, мгновенье, ты ужасно - Вячеслав Жуков

Протопав по коридору, Грек первым заглянул в комнату и увидел лежащий на стуле кейс.

– Вряд ли этот чемоданчик принадлежит проститутке Зинуле, – сказал Грек, проходя в комнату.

– Интересно, чего в нем лежит? – спросил Сокольский, топая за капитаном. Грек деловито подошел.

– А это мы сейчас проверим, – сказал он. Чуть скосив глаза на зеркало старого гардероба, он увидел в нем стоящего за дверью Мамедова. Попытался подать Сокольскому знак, легким кивком указав на дверь. Толстяк стоял к ней ближе, чем Грек, но у него не было оружия. Практикантам оружие не положено. Хотя в данном случаи, ему оружие бы и не понадобилось. В Сокольском такой вес, что стоит ему навалиться на дверь и прижать Мамедова к стене, как тот уже потеряет всякую способность к сопротивлению.

Видя, что надеяться на толстяка бессмысленно, Грек выхватил из кобуры свой пистолет. Резко обернувшись, крикнул Мамедову:

– Выходи!

Сокольский захлопал глазами, не понимая, кому предназначен этот вопрос. Грек не стал объяснять, оттолкнул его в сторону, чтобы толстяк не мешался.

– Мамедов, выходи с поднятыми руками, – приказал Грек, выставив вперед руку с пистолетом.

Дверь открылась. Теперь и Сокольский увидел Мамедова. Тот поднял руки, но от этого ни Сокольский, ни Грек не испытали облегчения, потому что в правой руке у Мамедова была зажата ручная граната.

Грек глянул на своего помощника толстяка и увидел, что у того рожа глупее не бывает. Хотя сейчас, наверное, Грек и сам выглядел не лучше. Он почувствовал, что правую сторону лица его перекосило.

– Ну что, стрелять будешь, мент? – с усмешкой спросил Мамедов. – Стреляй. Ты меня убьешь. Я упаду и уроню гранату, а что будет дальше, додумывай сам, – посоветовал Мамедов.

Как не печально сознавать, но террорист был прав. Если Грек выстрелит, то все будет так, как говорит Мамедов, с той лишь оговоркой, что трупов тогда будет надвое больше. С расстояния трех метров, от осколков им не спрятаться. Да и спрятаться некуда. Предположим, сам Грек попытается сигануть за гардероб, хотя вряд ли успеет. А Сокольскому и вовсе спрятаться негде. Разве такую тушу, где спрячешь.

Понимая всю безвыходность ситуации, Грек проговорил с горечью:

– Будем считать, тебе повезло. Только хочу тебя предупредить, что на свободе тебе гулять не долго осталось.

Мамедов расхохотался, довольный тем, как Грек его рассмешил.

– Может быть и так. Но пока ваши жизни целиком зависят от меня. Лично мне, терять нечего, в отличие от вас.

С этим Грек спорить не стал. Об одном лишь жалел, что с ним не Леха Ваняшин, а этот толстопузый увалень. Побледнел, глазенки выкатил, того и гляди расплачется, как баба.

– Хорошо. Чего ты хочешь? – спросил Грек, все еще продолжая держать в руке пистолет, но все больше чувствуя, что воспользоваться им как видно не придется.

– Брось ствол, – приказал Мамедов.

Грек положил пистолет на стол. Мамедов посмотрел на толстяка Сокольского, как бы предлагая ему сделать тоже самое.

– А у меня нету, – волнуясь, проговорил лейтенант толстяк. – Я – практикант.

Мамедов усмехнулся. Приказал толстяку, чтобы тот достал из кейса катушку скотча.

– Сядь на стул, – велел он Греку.

Грек послушался, сел, сознавая, что положение, в котором они оказались, хуже не придумаешь. Убийца диктует им условия. Интересно, что он удумает дальше сотворить с ними.

А дальше произошло то, чего уж Грек никак не ожидал. Мамедов велел толстяку Сокольскому прикрутить Грека к спинке стула. И тот проделал это с таким усердием, что капитану стало тошно.

– Рот заклей ему, – приказал Мамедов Сокольскому, и тот, зубами оторвав от катушки полоску скотча, приклеил ее Греку на рот.

Потом то же самое Мамедов проделал с самим Сокольским, усадив его на стул, напротив Грека.

Со стороны, наверное, это смотрелось смешно. Сидят два придурка на стульях, друг против друга, как влюбленная парочка. Но самим Греку с Сокольским было не до смеха, особенно когда Мамедов достал из кейса три гранаты, скрутил их скотчем и положил Греку между ног, на то самое место, о котором сам Грек всегда отзывался с достоинством.

Сокольский наблюдал за всем этим с замеревшим сердцем, ожидая, что подобное ожидает и его. Но на толстяка у террориста не осталось гранат. Хотя сомневаться не стоило, что если случится взрыв, ему не удастся уцелеть. Ведь они сидели друг от друга на расстоянии в полтора метра.

– Это будет сюрприз для вашего майора Туманова, – проговорил Мамедов, смеясь. – Сейчас я привяжу веревочку к гранатам и к двери. Испытанный способ. Не раз проверенный мною, – с этими словами он достал из кейса тонкий, но необычайно крепкий капроновый шнур, отрезал от него большой конец. – Тот, кто первый откроет дверь и войдет сюда, увидит оторванные яйца этого усача, – похлопал он Грека по спине. Грек промычал в ответ что-то невнятное.

Подойдя к двери, Мамедов привязал конец шнура к дверной ручке.

– С удовольствием прикончил бы вас сам, но хочу дать вам шанс почувствовать ожидание смерти. Чтобы вы почувствовали, на чем держится жизнь. Для вас она держится на конце этого шнура, – потрогал Мамедов шнур рукой, проверив его натяжку. – Достаточно потянуть за него и ваша жизнь прервется. Видите, как все просто в этом мире.

Греку хотелось сказать Мамедову, что он псих, но склеенный скотчем рот, не позволил сделать этого. И капитан всего лишь промычал нечленораздельную фразу.

Сокольский сидел с белым, точно обескровленным лицом, боясь пошевелиться. Ему казалось, если он начнет ерзать на стуле, произойдет колебание пола, что неминуемо приведет к преждевременному взрыву. Вытаращенными глазами он смотрел то на гранаты, комфортно расположенные у Грека между ног, то на дверь, к ручке которой был привязан конец шнура, и мысленно молился о том, чтобы эту дверь никто не открыл.

Взяв свой кейс, Мамедов залез на подоконник, открыл раму. Перед тем, как выпрыгнуть в окно, он обернулся к связанным милиционерам:

– Думаю, скучать вам тут долго не придется, – проговорил он, улыбнувшись ментам на прощанье, и выпрыгнул.

Грек не мог сказать точно, сколько прошло времени с того момента, как они вошли в квартиру. Сейчас его беспокоило другое. Вдруг соседке, которая дала им ключ от квартиры, вздумается приковылять сюда. Пять метров по коридору, не такое уж непреодолимое расстояние, даже для человека с парализованными ногами. Она откроет дверь, и тогда… При мысли, что произойдет дальше, Сан Саныча Грека бросало в дрожь. Хотя и дрожать в его положение, было не безопасно. Гранаты могли соскочить на пол. Тогда и за шнурок дергать не придется. Это произойдет само собой.

Но с соседкой, кажется, еще Бог миловал, а вот ее кошка. Еще там, в коридоре, когда он разговаривал с женщиной, из ее квартиры выскочила здоровенная пушистая кошка. Да лучше бы она не выбегала.

Теперь, нагулявшись, эта кошара запрыгнула на подоконник. Видно, Зинуля добрая душа, прикармливала ее. И судя по всему, эта пушистая зверюга не единожды бывала здесь. Ее даже не смутило, что вместо Зинули в квартире находятся два посторонних человека.

Посмотрев сначала на Сокольского, а потом на усатого Грека, кошка спрыгнула с подоконника на пол и, подбежав к ногам Грека, замурлыкала и стала тереться об них боком.

С каким бы удовольствием Сан Саныч отвесил бы пендаля противной животине. Возненавидел их с того дня, как соседский котяра стал оставлять свои пометки на двери его квартиры. Теперь эта дрянь прибежала, ласкается тут. Жаль, что Сан Саныч не может дотянуться до нее своим тупоносым ботинком. Уж он бы приласкал ее, как следует.

Видно сама кошка была на этот счет иного мнения, потому что решила запрыгнуть Греку на колени. Подняв свой пушистый хвост, она замурлыкала, мягко перебирая лапками по связке гранат, лежащих у Грека между ног.

Видя это, Сокольский перестал моргать, уставившись безумными глазами на кошку. Одно неосторожное движение ее лап, и случится непоправимое. Так думал он.

Об этом же думал сейчас и сам Грек. Чтобы согнать приставучую кошку, он широко раздул ноздри и стал выдыхать на нее через нос, освобождая легкие от запаха табачного дыма, при этом издавая громкое сопение.

Этот запах кошке явно не понравился. Она фыркнула, покрутила головой, и тут же спрыгнула с колен Грека.

Грек сделал через нос глубокий вдох, а потом медленный выдох. Захотелось расслабиться. Кажется, опасность миновала. Они оба с Сокольским не сводили глаз с пушистого зверька.

Четвероногая тварь села на полу и стала лизаться. Но тут же в ее кошачью голову пришла не слишком хорошая мысль, и кошка с громким мяуканьем кинулась к двери.

Грек почувствовал, что в груди у него перехватило, и он не может не вдохнуть, не выдохнуть. Тоже самое, как видно происходило и с толстяком Сокольским. Если до этого из его ноздрей слышалось тяжелое сопение, то теперь его было не слышно.

Они оба, не отрываясь, смотрели на кошку, которой как видно наскучило общение с Греком, и теперь она попыталась открыть дверь. Для этого она встала на задние лапы, передними уперлась в дверь, царапая ее коготками.