Какого года любовь - Холли Уильямс

местных экс-хиппи. “Долг” стал идеей, которую он прижимал к себе, как ребенок любимую игрушку, из которой, конечно, вырос, но расставаться не хочется. Да, это его долг, его ответственность, защитить эти деревья, эту землю. Легкие страны, корни нашей идентичности.

Элберт потянулся через большой общий стол, чтобы передать Электре соевое молоко, с которым она ела хлопья на завтрак, когда к месту происшествия подкатил незнакомый автомобиль. Новоприбывших встречали обычно не без опаски, но и с надеждой: кто только не подкатывал поддержать их тут в лесу, от местного члена парламента до нескладных подростков, которых хмурые родители завозили на вечерок. Местная общественность вроде бы в основном была на их стороне. Всех бесили уличные заторы в городе, но лес – это было то место, где люди выгуливали собак, впервые целовались, устраивали летние пикники и вылазки на природу. Куда отправлялись пройтись и отвлечься от мыслей об увольнениях и рецессии, затеряться в импрессионистских волнах колокольчиков или похрустеть листопадом, покрытым глазурью изморози. Людям позарез нужно такое место.

Заслышав, что подъехала машина, все в лагере вскочили на ноги. Элберт увидел, как Электра бросила взгляд в сторону своей палатки-типи, словно прикидывая, сможет ли быстренько забраться туда, если возникнет угроза.

– Полиция под прикрытием? – прошипела Дженни, косясь на тех двоих, что выбрались из машины, и наматывая косу на палец.

Мужчина, широкоплечий, в черном пальто, должно быть, когда‐то модном, вынес большую сумку. Женщина то возилась с пояском своего тонковатого на вид тренча, то рылась в сумочке, демонстрируя, что при деле.

– Не, вряд ли, – с обычной своей уверенностью прошептала Электра, когда те подошли. – Это пресса, держу пари. Сумка – для фотоаппарата.

Пресса у них и прежде бывала. Местная газета все колебалась: то выступит за запрет стройки, то обеспокоится тем, что за народец примыкает к протестам. Упорно ходили толки, что обчищена соседняя ферма, но, как выяснилось, залезли в нее два местных подростка.

Тем не менее подобные происшествия побудили пару таблоидов опубликовать заметки, в которых использовался термин “ЭКО-ВОИНЫ”, заглавными буквами, как будто это что‐то плохое. Даже репортера из “Гардиан” неопрятные подробности жизни интересовали не меньше, чем экологическая суть протеста. Что им за дело, возмущалась Электра, что у некоторых из нас дреды или что фургон Элберта разрисован цветами? Однако про себя Элберт считал, что важно все, что привлекает внимание к проблеме. Главное – спасти деревья и помешать гибельным планам строительства множества дорог для множества автомобилей, и если из этого следует, что они, подобно бродягам, которые живут в сквотах, должны стать темой газетной публикации, что ж, он готов.

И тут сердце Элберта выпрыгнуло через грудину в горло, запирая дыхание, а потом сразу шмякнулось в живот, где закружилось собакой, преследующей свой хвост. Это была она.

Неужели? Да, конечно же, точно! Волосы теперь темные, а не светлые. Но тот же вздернутый носик, та же бледная кожа. И, конечно, те же глаза. Голубые, в которые он все смотрел и смотрел, как нюня, той ночью. Никогда и ни на кого он так не смотрел. Может, и продолжал бы смотреть, всю жизнь, если бы подруга не втащила ее, буквально, в смешную маленькую машинку. Он прямо увидел себя, как тащится, спотыкаясь, вослед, а она из окошка уныло провожает его глазами.

Голубыми глазами, о которых он думал так часто, которые надеялся снова найти. На каждой вечеринке. На каждом рейве. Дружки шпыняли его за то, сколько времени он проводит, глядя мимо них, поверх них. В полной уверенности, что однажды вскинет взгляд и увидит ее. Как она подходит к нему, в точности как той ночью в поле.

Вот как сейчас.

О, боже. Она все еще не видит его. Неужели?..

Неужели она забыла его, Вай. Вайолет. Вай.

Ее имя крутилось у него в голове постоянно. Он прямо спятил на нем, если честно. Знакомясь с кем‐нибудь, имеющим отношение к Бристолю или в целом к Уэльсу (он забыл название ее городка), он всегда спрашивал – с надеждой наивной, трогательной, неуклюжей, – может, им встречалась там Вай, но, конечно же, нет, не встречалась. Вай. Влекущая, волшебная, витальная Вай. Вражьей чертовской силой отсутствующая в его жизни.

А потом время прошло. Надежда померкла. Отчаяние, почему она не звонит (у нее там парень, потеряла номер, переехала в Австралию, умерла), также померкло. Обычная романтическая история про несбывшееся.

Но вот же она, во плоти.

Опасливо и осторожно, Вай шаг за шагом шла к лагерю. Путь лежал по кускам циновок из камыша и тонким доскам, утопшим в грязи, от которой, по идее, они должны бы спасать. Светлые колготки уже в брызгах, уколы влаги щекочут ступни. Надо ж было додуматься надеть в лес лаковые туфли на каблуках, которые мама в прошлом месяце задешево купила на распродаже!

Протестующие все поднялись. Смыкают ряды? Она сглотнула, остро чувствуя свой обычно отсутствующий кадык.

“Они такие же люди, как ты, такие же, как те, с кем дружила в Бристоле”, – твердила она себе, глядя в окно, когда они сюда ехали, и Пит Фот подпевал, как умел, “Радио-2”. Возможно, там окажется кто‐нибудь из знакомых.

Но в нейлоне ей было не по себе, и все приемчики, которым учил ее Дерек, редактор ее отдела в “Вестерн мейл”, насчет того, как задавать вопросы, требующие развернутого ответа, стаей вспугнутых птиц вылетели из головы. Когда она попыталась придумать, что бы такое спросить, там было только чистое поле.

Ну же, ругала она себя. Соберись. Это твой шанс, первый разворот на две полосы, подписной, имя в подзаголовке. “Ну, если оно того будет стоить”, – слышала она голос Дерека, обещание, звучащее в ушах, сопровожденное к тому же подмигиванием. Но что крылось за этим подмигиванием? Угроза? Поощрение? (Или всего лишь напоминание про пятничный вечер?)

– Можно?

Они остановились на границе убогого поселения, и Пит Фот поднял руку в знак приветствия. Там стояло десятка два фургонов и разного рода палаток, ярко, кто во что горазд, люминесцентно расписанных, в то время как брезент, которым накрыты были печки, ящики и тазы, был унизан красными, синими и желтыми тибетскими молитвенными флажками. Из глубин лагеря глухо доносился бессмысленный стук-бряк китайских колокольчиков, а рядом с кострищем намеком на боевой настрой валялся набор барабанчиков бонго.

Пит Фот подтолкнул ее локтем.

– Здравствуйте. Мы из “Вестерн мейл”… – Странно, ее голос звучал резковато. Она поднесла руку к глазам, щурясь на обитателей лагеря, хотя солнечный свет не так уж ее слепил. – Мы хотим написать статью о… то есть мы напишем статью о том, как идут здесь протесты. Мы надеемся тут поснимать… сделать несколько фотографий… и