200 знаменитых отравлений - Игорь Анцышкин

Подобный случай «залечивания» произошел ранее с английским королем Карлом II Стюартом. Он сам был неплохим химиком и много времени проводил в своей химической лаборатории, расположенной в Уайтхолле, составляя различные противоядия против известных ему ядов. Но во многих знаниях – многие печали. Когда король заболел, 13 лучших врачей Лондона вели борьбу за его здоровье. За 6 дней болезни Карл получил 58 различных лекарств и противоядий, так как слишком хорошо знал науку о ядах и не доверял ни одному препарату. Причина смерти короля так и не была установлена. В XX веке, применив нейтронно-активационный анализ, обнаружили в волосах Карла ртуть в количествах, в десятки раз превышающих норму. Слишком много лекарств он попробовал в поисках единственно верного.

ОТРАВЛЕННЫЕ «МОРТУСЫ»

4 апреля 1866 года неизвестный выстрелил из двуствольного пистолета в прогуливающегося по Летнему саду государя-императора Александра II. Покушавшийся, схваченный на месте преступления, впоследствии оказался Дмитрием Каракозовым, из дворян Саратовской губернии, вольнослушатель Московского университета. За расследование взялись III отделение и получившая неограниченные полномочия Верховная следственная комиссия.

Абсолютно случайно эта комиссия во главе с графом Муравьевым вышла на след студенческого кружка в Московском университете, во главе которого с 1863 года стоял Николай Андреевич Ишутин. Комиссия радовалась успеху, но после того как следствие раскрыло тайную террористическую организацию «Ад», ликованию не было пределов, но и страху тоже.

Террористы из «Ада» поставили перед собой три задачи: 1. Следить один за другим во избежание колебаний. 2. Убивать особо злых помещиков и управителей. 3. Построить в России социализм. Решать эти задачи должны были 30 добровольцев – «мортусов» (по-латыни «смертников»). Но сверхзадачей было убийство Александра II Освободителя.

Но каким образом его убить? На этот счет разработали специальный план. Сначала «мортусы» на общем собрании бросали жребий. На кого он падет, тот становится цареубийцей. Избранный «судьбой» «мортус» должен был навсегда отдалиться от кружка, вести жизнь разгульную и распутную: все подозрения полиции надо отвести заранее. С целью же маскировки разрешалось писать доносы. Перед самим покушением «мортус» принимал медленно действующий яд, обезабраживал себе лицо химикатами и клал в карман многозначительную записку: «Мы требуем полного надела крестьянам».

На дело отправлялись вдвоем: цареубийца и следующий за ним по жребию «мортус»: если цареубийца промахивался, то его товарищ ликвидировал неудачника на месте, заметая следы. Через некоторое время покушение повторялось, и так до бесконечности.

У жандармов волосы стали дыбом, когда они прочитали устав «Ада». Тем более, что студенты-кружковцы придумывали и другие проекты, не менее зловещие. Например, «мортус» поступает на службу к почтмейстеру, а остальные устраивают притон и по наводке грабят почту на Киевской дороге. Или вот – «мортусы» собирались освободить Чернышевского, отравив его охрану, даже добыли яд. Но какое же страшное разочарование постигло членов Следственной комиссии, когда они поняли, что не зловещие карбонарии собирались в кружке у Ишутина, а обычные российские Маниловы, прожектеры и фантазеры.

Среди них нашелся только один, который все эти разговоры за бутылкой красного и чайной колбасой воспринял всерьез – Каракозов. И умудрился не попасть в царя с нескольких метров, а яд проглотить побоялся, так и оставил его лежать в кармане, хотя прокламацию, как того требовал устав «Ада», написал и в тот же карман положил.

Следствие, несмотря на явную абсурдность вины арестованных, подошло к концу. Одиннадцать человек предстали перед судом. Двое из них, Ишутин и Каракозов, были приговорены к повешению. Игра с красивой смертью в конце завершилась вульгарной веревкой на шее.

В среде молодежи того времени был распространен гимн с такими словами:

«Настанет блаженное время,Когда уж из наших костейПоднимется мститель суровый,И будет он нас посильней».

Красиво умереть мечтали многие, но стать «мортусом» духу хватило у единиц.

Впоследствии народовольцы, в ряды которых влилась часть «ишутинцев», использовали яд для сведения счетов с жизнью или в акциях протеста. Например, Николай Яковлевич Стронский, арестованный в 1874 году по делу «193-х», отравился в Петропавловской крепости в 1877 году, находясь в депрессии; Берта Абрамовна Каминская, народница, агитировала в среде московских рабочих, арестована в 1875 году, привлечана по процессу «50-ти», в заключении сошла с ума, в 1876 году отдана под опеку родителей и отравилась в 1878 году.

В 1838 году на сибирской реке Каре было найдено золото. Рудник принадлежал царской семье, поэтому для удешевления стоимости металла на Каре работали каторжане. С 1873 года туда начали присылать и политических заключенных. Условия содержания для них были иными, а вот отношение со стороны администрации оставалось неизменным, как уже было заведено для уголовников. В том числе применялись телесные наказания. Естественно, политические, считавшие себя выше каторжной «кобылки», потребовали к себе особого отношения. Им мало было особых условий содержания, им хотелось уважения.

Осужденные на каторжные работы «политики» держали прислугу из обычных заключенных. Политкаторжане выписывали, если желали того, из столицы одежду по последней парижской моде, в которой и щеголяли. Зимой катались на санках с горок, летом гоняли чаи в тенечке. Занимались штудированием наук, читали французские романы, увлекались хоровым пением. На участках расчищенной тайги разбивали огороды и выращивали рекордные урожаи овощей и чудесные цветы. Мужчины на досуге играли в шахматы и городки.

В августе 1888 года генерал-губернатор Корф приказал отправить в Читу народоволку Е. Ковалевскую, отказавшуюся встать в его присутствии. Ковалевская лежала на скамье во дворе, потому что была больна. Не вдаваясь в расспросы, губернаторская свита увидела в этом прямой вызов и потребовала, чтобы осужденная поднялась. Тогда Ковалевскую подняли силой и отправили с каторги, что было выполнено с «вопиющими издевательствами».

Коллеги по агитаторской работе, М. Ковалевская (Мария Павловна, 29 лет, жена дворянина, бывшего учителя киевской военной гимназии и киевского института благородных девиц, арестована 11 февраля 1879 года по делу киевской типографии, осуждена на 14 лет и 10 месяцев каторги, во время Карийской трагедии играла решающую роль), М. Калюжная и Н. Смирницкая объявили голодовку, требуя «руки прочь» от Ковалевской, а заодно и снятия с должности коменданта каторги Масюкова. Генерал-губернатор уехал от греха подальше.