Последний долг (ЛП) - Винтерс Пэппер

Кат открыл рот, чтобы ответить, но ничего не сказал.

Он уставился на меня, и единственное, что я надеялся не произойдёт, сбылось.

Его эмоциональная ярость иссякла, смешавшись с нервозностью из-за того, что я был прав. Что он поступил неправильно. Что каким-то образом... он был плохим.

Стиснув челюсть, моя рука яростно взметнулась назад.

- Нет, ты не должен думать об этом. Не после того, что ты сделал.

Дубинка просвистела в воздухе, ударив его по бедру с тошнотворной силой. Тяжелый удар и оглушительный афтершок заставили мою лихорадку подняться до невыносимых высот, а тошноту схватить за горло.

Кат взревел, его тело дергалось в пряжках, он корчился.

Находясь на противоположном конце сцены, с которой я был так хорошо знаком, у меня скрутило живот.

Его агония захлестнула меня. Разрушающееся здравомыслие. Злоба внутри него уступила место страху. Меня чуть не вырвало. Я хотел порезаться, чтобы сосредоточиться на своей боли, а не на его. Мне хотелось убежать.

Но я не мог.

Если бы я достаточно сильно постарался, я мог бы отключить свое состояние. Я мог бы вернуться к тому, чему он меня научил. Но не сегодня. Я был обязан ему этим. Я был обязан себе этим. Вместе мы очистили бы все, чем я был. Всех, кому мы причинили бы боль.

- Больно, не так ли?

Я ударил снова, на этот раз по другому его бедру. Джинсовая ткань его джинсов немного защищала его, но его крик бумерангом разнесся по всему пространству.

Кислый привкус наполнил мой рот, когда ненависть к себе поселилась в моем сердце. Я ненавидел это чувство, когда его боль означала, что я не мог наслаждаться ею. Я не мог оценить его силу, когда доставил дозу его собственного лекарства, наконец продемонстрировав, каким ужасным он был.

Страница 31

Его дыхание сбилось, когда боль пронзила его тело. Я ударил недостаточно сильно, чтобы сломать кости, но достаточно, чтобы поставить адский синяк.

Обойдя стол, я погладил черную дубинку. Тяжелая резина была плотной и угрожающей. Спасения не будет.

- Что ты мне однажды сказал? Что я могу плакать и кричать так громко, как захочу, и никто нас не услышит...?

Его глаза загорелись, встретившись с моими. На его лбу выступил пот. Его руки боролись с пряжками, а колени дрожали от адреналина.

- Ответь мне.

Я ударил его в грудь. Боковая часть дубинки с идеальной точностью ударила его в нижнюю часть живота.

- Ах, бл*дь!

Позвоночник Ката согнулся. Все признаки сожаления или стыда потонули в его желании получить облегчение.

С этим я мог бы справиться. Чувство чужой боли было побочным продуктом моего состояния всю мою жизнь. Я так и не привык к этому. Однако, если бы я стоял в комнате с кем-то умирающим или смертельно раненым, я бы в конце концов оцепенел, а затем впал в кататонию от их агонии.

То же самое произошло бы, если бы я продолжил с моим отцом.

Я должен был закончить то, что начал, прежде чем соскользну в безумие.

Он еще недостаточно заплатил. Он не научился тому, что ему было нужно.

Я выдерживал и худшее.

Я мог бы вынести еще большее наказание.

Засунув дубинку за пояс, я обошёл вокруг стола.

Кат ахнул, его глаза наполнились слезами, но он изо всех сил старался следовать за мной.

- Что ты хочешь, чтобы я сказал, Джет? Что я сожалею? Что я сожалею о том, что сделал, и прошу у тебя прощения?

Он напрягся, когда мои руки потянулись к рычагу, которым он так часто пользовался. Слова слетали с его губ.

- Послушай, мне жаль, хорошо? Мне жаль, что я так много от тебя просил, когда я знал, что ты боролся. Мне жаль, что я причинил боль Жасмин. Я сожалею о том, что сделал с Нилой. Черт, Джет, прости меня.

- Недостаточно хорошо.

Обхватив пальцами отполированное от пота дерево рычага, я пробормотал:

- Я думаю, мы можем добиться большего успеха.

Мои мышцы напряглись, когда я нажал на механизм. Первый поворот прозвучал так, словно открылись врата ада, застонав и завыв, когда старое дерево пришло в движение после столь долгого времени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Подожди!

Кат извивался, когда кожа медленно затягивалась вокруг его запястий и лодыжек.

- Послушай мои мысли. Обрати внимание. Я говорю правду.

Печально было то, что он действительно говорил правду. Он искренне сожалел. Он сгорал от извинений и охотно брал на себя ответственность за все, что сделал.

Но этого было недостаточно, чтобы сожалеть. Он должен был пожалеть, что вообще сделал это.

Сделав прерывистый вдох, борясь со слабостью и лихорадкой, я снова повернул рычаг. Шестеренки и зубцы встали на место, приветствуя каждый поворот. Пригнувшись над Катом, я надавил, потянул чуть сильнее.

- Готов вырасти на несколько дюймов?

Кат зажмурил глаза.

- Пожалуйста...

- Ты не можешь умолять.

Я дернул рычаг, сделав полный оборот.

Стойка повиновалась, раздвигаясь под ним, стягивая конечности Ката с мучительной силой. Кожа на его руках и ногах натянулась, как аккордеон, на котором играли по максимуму, отчего его плоть покраснела, когда его дернуло в двух направлениях.

Кат закричал.

Я нажал снова.

Стол боролся с телом Ката, рыча от невольного напряжения, заставляя его вытягиваться за пределы естественного комфорта.

Он закричал громче.

У меня зазвенело в ушах, и мое состояние пошатнулось, когда слишком много мыслей столкнулось в голове Ката. Мне было плохо оттого, что я стал этим монстром — зверем, добровольно принимающим боль моего отца. Но в то же время я чувствовал себя искупленным — как будто я наконец стал тем человеком, которым хотел меня видеть Кат, и только теперь заслужил его похвалу.

- Достаточно плотно для тебя?

Мой вопрос был скрыт за стонами Ката, когда я еще раз нажал на рычаг.

Подвижные части стойки подчинились, раздвинувшись еще больше, разорвав несколько связок, врезавшись в плоть моего отца кожаными манжетами.

Кат больше не кричал, но дикий крик сорвался с его губ. Его лицо сморщилось, а кожа побелела от боли. Его спина выгнулась, плечи напряглись, а пальцы ног вытянулись. Его руки оставались сжатыми в кулаки, ногти впивались в ладони, пока его тело боролось, чтобы остаться вместе.

Я знал, что он чувствовал — не потому, что чувствовал его, а потому, что был в том же положении, что и он. Я был крепче. Я был моложе. Его плечи будут первыми, кто сдастся. Они выскочат, чтобы его суставы немного дольше боролись с напряжением. За ними последуют другие суставы. В зависимости от того, насколько туго натянута стойка, колени вывихнутся, сухожилия лопнут, мышцы разорвутся, а кости сломаются.

Эта форма пытки была одной из худших, применявшихся в средневековье, и не только для жертвы в объятиях дыбы, но и для жертв, наблюдавших за ней. Тошнотворный разрыв частей тела, отказывающихся от борьбы. Ужасающий треск разваливающихся суставов.

Признания давались охотно, просто ожидая своей очереди.

Зашел бы я так далеко?

Стал бы я медленно рвать его на куски, затягивая петлю, пока его конечности не перестанут сопротивляться и просто не распадутся?

Мог ли я быть таким бессердечным и безжалостным?

Давайте выясним.

Мои ладони покрылись тошнотворным потом, когда я в последний раз нажал на рычаг. Стол треснул, кожа заскрипела, и Кат содрогнулся от криков.

- Бл*дь, прекрати. Боже, чего ты хо….хочешь? Прекрати...

- Мне ничего от тебя не нужно.

Удерживая стол от расшатывания, я убрал руки со стойки. Его глазницы были на пределе.

Было удивительно, насколько подвижным было человеческое тело. Час в таком положении - и хрящи медленно лопнут, сухожилия растянутся, а кости вздрогнут от облегчения. Но как только его освободят, тело снова срастется воедино.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я знал.

Я был ходячим доказательством.

Снова обхватив пальцами дубинку, я обошел вокруг стола. Вопрос Ката резонировал в моем сознании. “Чего ты хочешь?” Честно говоря, я ничего не хотел. У меня была Нила — она была всем, что мне было нужно. Но я делал это не только для нее. Жасмин имела значение, Кестрел, даже Дэниэль.