Любить того, кто рядом - Эмили Гиффин

— А у меня съемка на Кони-Айленде для «Таймаут».

Энди смотрит гольф.

— Здорово, — вяло реагирует он, не отводя глаз от Тайгера Вудса.

— Так что где-то через недельку полечу в Нью-Йорк… Пофотографирую… Переночую в гостинице… Может, пересекусь с кем-нибудь из друзей…

Я будто бы мыслю вслух. На самом деле сердце у меня беспокойно колотится. Скрещиваю пальцы на удачу, чтобы Энди не стал задавать вопросы, и мне не пришлось сочинять, каким образом я получила предложение поработать в Нью-Йорке.

— Круто, — бормочет он.

Вместо того чтобы радоваться, я недоуменно застываю. И это все? А разве мы то и дело не обсуждаем его дела, его работу? Все его судебные дела, все пертурбации в офисе, все нюансы отношений секретарей и коллег между собой. Свои вступительные и заключительные выступления Энди всегда репетирует передо мной! А на прошлой неделе я ходила в суд и сидела в первом ряду ради того, чтобы подбодрить мужа. Дело было о страховом возмещении. Истец, на редкость дюжий малый, в гипсе с ног до головы, настаивал, что получил тяжкие физические повреждения, а Энди мастерски запутал его и в заключение продемонстрировал видео, где мнимый инвалид лихо играет в бандминтон в парке. По дороге домой мы смеялись в машине, хлопали друг друга по плечу и как заведенные повторяли: «Правду не спрячешь» (это наша любимая фраза из фильма «Порядочные люди»).

А теперь, когда я ему рассказываю о своей работе, отвлеченное «круто» — самое большее, что он способен выдавить!

— Да, — наконец говорю я. — Наверное, будет здорово.

При этом я представляю работу бок о бок с Лео.

Энди неопределенно хмыкает. На экране Тайгер делает длинный бросок. Мяч летит прямиком в лунку, а затем отскакивает обратно.

— Черт! — орет Энди и лупит по кофейному столику. — Ну почему?! Ведь попал же!

— Что, счет не в его пользу?

— Да, отстает на одно очко, — огорченно говорит Энди и натягивает на брови козырек старой зеленой бейсболки. Он всегда ее надевает, как талисман, когда болеет за своего идола. — А как ему нужен был этот мяч, как нужен!!!

— Да не волнуйся ты, Тайгер всегда выигрывает.

— Не всегда, — бросает Энди.

Оператор показывает красавицу блондинку — жену Тайгера, которая не сводит с мужа влюбленного взгляда. Интересно, их семья действительно так крепка, как кажется?

— Что-то не припомню, чтобы он проигрывал. Ни у кого другого нет ни малейшего шанса.

— Да-да. Точно, — рассеянно отвечает Энди. Кажется, он меня не слушает.

Я внимательно изучаю его сбоку. Изумительная светлая щетина, очень сексуальная, окаймляет подбородок, уши слегка оттопыриваются (из-за бейсболки), безмятежно-голубые глаза смотрятся бесподобно в сочетании с бирюзовыми полосками рубашки-поло. Я пересаживаюсь поближе, прижимаюсь к его груди, обнимаю. Наши колени соприкасаются, пальцы переплетены. Закрываю глаза. «А ну прекрати нервничать», — командую я себе. Нехорошо вот так, молча, его критиковать. Да еще когда он, бедный, понятия не имеет, что каждое его слово и жест подвергаются безжалостному разбору.

Так мы и сидим, уютно обнявшись. Слышно лишь ненавязчивое бормотание телекомментатора, да время от времени аплодисменты нарушают благоговейную тишину, с которой зрители следят за своим кумиром. Говорю себе снова и снова: «Я счастлива».

Но вот уТайгера опять что-то не заладилось, и Энди буквально взвивается с дивана. Он размахивает руками и взволнованно кричит в телевизор:

— Ну же, ну, старик! Ты никогда не мажешь! Ты сможешь, ты сделаешь!!!

Вот это я понимаю: вот она, моральная поддержка — в последнее время о такой мне и мечтать не приходится. Где уж там!

Возвращается знакомое раздражение.

«При подобном отношении как не быть проблемам в семье?» Отныне это моя официальная позиция. И дело тут не во мне одной. Пора признать: муж гораздо больше озабочен гольфом — по телевизору! — чем климатом в семье.

Некоторое время хладнокровно наблюдаю за Энди. Чтобы вынести семейную сцену «муж у телевизора», нужно поистине стоическое терпение, зато мое чувство вины за намеченную поездку в Нью-Йорк растаяло, словно его и не было. Ну, хватит. Я решительно поднимаюсь с места и иду наверх. Затем беру сотовый и набираю Лео.

Он отвечает после четвертого звонка. Голос слегка загнанный, словно он бежал, чтобы взять трубку.

— Только не говори, что передумала! — предупреждает он, не дожидаясь приветствия.

— Не рассчитывай на это, — отвечаю я с улыбкой.

— Значит, едешь?

— Еду.

— Точно?

— Да, точно.

— Когда?

— В понедельник.

— Круто! — выдыхает Лео напоследок. Точно так Энди закончил наш с ним разговор накануне.

Я внимательно изучаю потолок. Странно — даже слово «круто» в исполнении Лео звучит по-другому. С Лео все по-другому.

На следующее утро звоню Сюзане, и пока она едет в аэропорт, ввожу ее в курс последних событий — перескиваю, так сказать, очередную главу нескончаемой «саги о Лео». Как только я дохожу до роли Марго в минувших перипетиях, Сюзанна, как и следовало ожидать, взрывается

— С какой стати, черт возьми, она так много на себя берет?!

Я так и знала, что она особенно обозлится на Марго, поэтому с готовностью защищаю подругу:

— Марго, конечно, должна была мне сказать… Конечно… Но я уверена — она хотела как лучше.

— Она, ясное дело, хотела как лучше — да только лучше не тебе, а ее брату! — презрительно говорит Сюзанна.

— Это одно и то же, — утверждаю я. Когда все хорошо, конфликта интересов не возникает: что хорошо одному, то хорошо и другому. Хочется думать, что, несмотря на все проблемы, нас с Энди по-прежнему связывают эти приятные узы.

— Это не одно и то же. Так не бывает, — говорит сестра непререкаемым тоном.

В очередной раз разогреваю кофе в микроволновке и перевариваю это утверждение. Кто из нас прав? Я — чрезмерная идеалистка, или она — прожженный скептик?

— По какому праву твоя Марго возомнила себя Господом Богом?

— Ну, дело ведь не в гуманных соображениях. Просто она меня спасала…

— Спасала? От кого? — перебивает сестра.

— От Лео. От меня самой…

— Значит, если бы не она, ты выбрала бы Лео? — спрашивает Сюзанна с оттенком некоторого торжества.

Ну почему она такая? Мне становится тоскливо. Неужели нельзя быть более беспристрастной в подобных ситуациях, как, например, наша мама? Мама всегда стремилась видеть лучшее в людях. Хотя, может быть, именно мамина смерть сделала Сюзанну такой, как она есть. Может, именно и из-за этого сестра и подозревает окружающих во всех смертных грехах и не верит в хэппи-энд? Но я отбрасываю бесплодные размышления — хватит уже винить мамину смерть во всех трудностях. Мама будто имеет свойство менять освещение, обыденный взгляд на проблему, даже в свое отсутствие. Вернее, именно благодаря своему отсутствию.