Злой лжец - Саммерс Фейт

из бутылки, не в силах вспомнить, когда я решила это сделать.

Когда Кори заходит в комнату, чтобы проверить меня, он исчезает из моего поля зрения, но я замечаю обеспокоенное выражение на его лице, когда он видит бутылку в моей руке.

— Кэндис, с тобой все в порядке? — спрашивает он.

— Прекрасно, — булькаю я.

— Может, тебе больше не стоит пить.

— Я в порядке, Кори. Почему бы тебе просто не уйти? Займи себя чем-нибудь другим или кем-нибудь другим.

Он поднимает брови. — Я не думаю, что боссу это очень понравится. Хочешь, чтобы я ему позвонил?

— Нет. Зачем звонить? Он не владеет мной. Никто не владеет, даже если он так думает. И мне нафиг не нужна нянька, так что можешь идти на хер. — Могу честно сказать, что никогда раньше не говорила с ним так, или с кем-то еще. Я бы никогда не стала.

Он выглядит ошеломленным, как и следовало ожидать. — Куколка, может, тебе действительно не стоит больше пить эту дрянь. Наверное, дай себе отдохнуть.

— Как я и сказала, иди на хер.

Игнорируя его, я беру бутылку вина из шкафа, что-то, что выглядит дороже, чем то, что показал Жак. Название замысловатое, что-то, что я не могу сейчас произнести, даже если попытаюсь, потому что я не могу его увидеть или сосредоточиться.

Я не удостаиваю Кори второго взгляда, когда прохожу мимо него и направляюсь на террасу. Я почти уверена, что он отправит Доминику любые отчеты, которые захочет. Но мне все равно.

Я сажусь на балкон и смотрю на бассейн далеко внизу. Открывая вино, я просто снова пью прямо из бутылки, пытаясь заглушить все воспоминания.

Они там, в глубине моего сознания. Я пью и не могу остановить их, они приходят за мной. Не больше, чем я могу остановить этого ублюдка, дядю Лукаса.

Я беспомощна и рабыня прошлого.

Думаю, люди правы, когда говорят, что разум — могущественная вещь. Та бессмысленная мягкость, которую мне дал напиток, исчезает, и то, что я вижу, — это то, от чего я пыталась убежать.

Смерть моих родителей и насилие надо мной.

Я смотрю на бассейн и думаю, каково это — прыгнуть отсюда.

Глава 37

Доминик

Я помчался домой так быстро, как только мог.

Когда я прихожу, уже почти ночь, так что по моим меркам я еще недостаточно быстр, когда мне говорят, что Кэндис ведет себя странно.

Это было лучшее, что я мог сделать, учитывая обстоятельства. Двое наших бойцов снова засекли Казимира на радаре. На этот раз мы хотели поймать его, пока могли, но это оказалось еще одной бесплодной миссией.

Когда я захожу в свою квартиру и вижу Кэндис на балконе, я понимаю, что мы достигли потолка дерьма, просто взглянув на нее.

Кори сказал мне, что она много пила весь день. Он только что ушел, но пристально следил за ней. Теперь, когда я ее вижу, я жалею, что не вернулся раньше.

Ее волосы в беспорядке, а бретельки ее топа едва доходят до плеч. К счастью, на ней лифчик, но ее юбка так высоко задралась по ногам, что почти касается бедер, и я вижу ее трусики.

— Привет, детка, — хихикает она.

По этим двум словам я понимаю, что она пьяна.

Я подхожу к ней, и она снова хихикает.

— Кэндис, пойдем. Тебе следует лечь.

— Что? Ты не хочешь сегодня трахаться? Уже скучно со мной, Доминик Д'Агостино? — Она качает головой и хватает бутылку вина. Она пьет прямо из бутылки и прочищает горло. На столе перед ней шесть пустых винных бутылок.

Это вообще не она. Она не делает ничего подобного. Я даже не помню, чтобы Кэндис когда-либо напивалась.

— Нет, куколка, пойдем. Дай мне о тебе позаботиться.

Она смотрит на меня и качает головой. — О, пожалуйста. Не говори мне, что ты обо мне позаботишься, потому что ты этого не делаешь.

— Ты же знаешь, что забочусь.

— Нет, не знаю. Я не знаю Доминика. Вот почему я не должна доверять тебе. Каждый раз, когда я начинаю надеяться, ты что-то делаешь. Каждый раз. Я не знаю, зачем я вообще это делаю. — Она снова пытается схватить бутылку, но я отбираю ее у нее, и она шлепает меня по рукам.

— Больше никакой выпивки, Кэндис.

— Ты эгоистичный ублюдок.

— Поговори со мной. — Я ненавижу, что она пьяна, но я знаю, что мне предстоит узнать о ней еще кое-что, что мне не понравится. Я не перестаю думать об этом ужасном осознании той ночи.

Последующие дни только укрепили мои страхи.

Боль и обида бегут в глубине этих шампанских глаз. Ни того, ни другого я не хотел для нее.

— Поговорить с тобой? Серьёзно?

— Да.

— Слишком много всего, слишком много.

Я выдерживаю ее взгляд. — Начни с чего-то одного.

Она смеется, на этот раз фальшиво. — Одна вещь… трудно выбрать одну, когда их так много. Но, может быть, я могла бы начать с вопроса, почему тебе потребовалось так много времени, чтобы заметить меня.

Я стиснул зубы. Это дерьмо, которое, как я знал, последует за обещанием, которое я дал ее отцу. Это. Ощущение, что я никогда не знал о ее существовании.

— Я была в твоей жизни всегда, и только два года назад ты меня заметил, — добавляет она. — Почему? Почему ты раньше относился ко мне как к тени или как к прислуге?

— Кэндис…

— Это правда. Все были лучше меня. Я была просто дочерью Риччи. Ничем. Никем. Почему ты тогда так со мной обращался, а потом заплатил за меня пятнадцать миллионов долларов на дурацком аукционе, когда я сказала тебе, что не могу быть с тобой?

Я смотрю на нее, размышляя, как, черт возьми, я должен объясниться. — Кэндис, прошлое трудно объяснить.

Она качает головой. — Нет, это не так. Это просто, — выпаливает она. — Я так сильно любила тебя, а ты даже не знал, что я жива. Если бы знал, то знал бы, что со мной происходит. Ты бы знал, что этот чертов дядя Лукас не любил меня. Когда он не мог заполучить мою мать, он приходил за мной. Каждую ночь, когда папы не было, он приходил за мной, и иногда это был не только он. Он насиловал меня снова и снова.

Когда ее руки взлетают, чтобы прикрыть рот, шоковый удар пронзает мой живот, затем сжимает мое сердце. Сначала моя голова стучит от удара ее слов, затем кажется, что она вот-вот взорвется.

Меня пробирает дрожь, и я