Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв

чудеса меткости. Это первое. И оружие, что лежит в подвалах – не для Кунгуевки, это второе. Будет ли компот?

Будет. Целый взвод компота дожидается. Пора, а то у компота есть свойство внезапно кончаться. И что я буду делать с тридцатью телами? Положим, справиться не трудно, но пропажа взвода пусть даже частной армии незамеченной не останется. То есть население знать ничего не будет, оно, население, быть может и слыхом не слыхивало о частных армиях. Заводы частные, это да, банки, озёра, острова, но армии пока непривычны. Но они есть, и нужно привыкать.

Обо всем этом я думал, покуда шел к «Нюше». Паша скакал рядом. Именно скакал. От нетерпения. Может, в бой рвался, может, отлить. Случается со всеми, даже самыми отважными.

У «Нюши» меня ждала Эва. В мексиканском прикиде на киношный манер. Чёрный костюм, черная шляпа, сапожки с золочеными шпорами и много-много золотого шитья, заклёпок, шнурочков и цепочек. Любой всадник тут же потеряет голову. Пеший тоже. Пока не посмотрит в глаза. А посмотрит – и душу потеряет. Правду писали сочинители бульварных романов: «В глазах её он увидел непроглядную бездну». Всё правда. Бездна. Потому в глаза я старался не заглядывать. Да и сама Эва большую часть дня и ночи носила большие зеркальные очки. Ночью – чтобы не виден был вишнёвый огонь ада, или как там называется место, откуда она явилась.

Духи являются, твердили в учебке. Да. И демоны.

Но сегодня она была без очков. Кукольное личико. Я как-то забрел (вернее, Ольга затащила, повысить культурный уровень) на выставку кукол династии Минь. Или Цинь, или еще какой-то династии. Китайской. Или даже японской. И видел кукол. Лица – без возраста. Год, век, тысячелетие, вечность.

– Нет, нет и нет! – сказала Эва. – Для торжественного выезда этот автомобиль не годится. Совершенно.

– А у меня торжественный выезд?

– Разумеется.

– Но другой автомобиль ещё неказистее. Старенькая шестерка. Или вы, госпожа Эва, фея, и превратите её во что-то прекрасное?

– Зачем же силы тратить, если уже всё есть?

Она подошла к стене гаража. Ага, потайные ворота. Да что толку, если за стеной ничего, кроме вида на окрестности?

Оказалось – есть за стеной место.

– Гараж – айдар-толбас, только крупный,– объяснила Эва. – Он неподвластен – почти – времени.

И в самом деле, открылся бокс, а в нем – большой открытый автомобиль.

– Мерседес-Бенц семьсот семьдесят. Трофейный. В отличном состоянии.

Автомобиль выглядел шикарно. Как раз для последней поездки.

– Нет, нет и нет, – опять сказала Эва, когда я попытался сесть за руль. – Шофёр здесь я.

– Э… А вы когда-нибудь…

– Конечно. Кто, по-вашему, настоял на покупке автомобиля? Ладно, признаюсь, это копия. Сделана в Навьгородских мастерских. Но от этого автомобиль хуже не стал, напротив, – но распространяться о достоинствах сочла лишним. Сам увижу. Если пойму.

– Нет, нет и нет, – сказала она в третий раз, когда я попробовал сесть на переднее место. – Господин ездит только на заднем сидении.

Я покорился, поскольку да, на заднем удобнее. Для господ.

Сидение было шикарное. Не очень мягкое, не очень жесткое. Выделанная кожа неизвестного мне зверя пахла приятно.

Двигатель завёлся сразу. Тихо. Очень тихо. То ли от рождения молчалив, то ли навьгородцы поработали.

Эва плавно тронула с места. Действительно, стакан воды с мениском – и тот не расплескать, если руки не дрожат.

Мы выехали из гаража и поехали, украшая собой усадьбу. Автомобиль и Эва. Из меня украшение было так себе: джинсовый прикид, привет восьмидесятых. Или семидесятых. В него я переоделся после встречи с процентщиками. Что за день. С утра процентщики, теперь вообще…

Я лучше подумаю о костюме. Вот если бы у меня была парадная форма гусарского полковника, тогда бы я соответствовал. Лучше даже генерала. А что, в наполеоновские времена генералами становились рано. В молодости. Правда, и в сержантах порой ходили всю жизнь.

Вид из автомобиля – как на броне. Далеко. И я виден далеко. Заднее сидение было чуть выше переднего, чувствовалось, что не так давно в моде были кабриолеты в одну натуральную лошадиную силу.

Как нарочно, нет, скорее всего нарочно, вдоль дороги к воротам выстроились все, работавшие в доме и поместье. Сначала, конечно, Войкович, затем Анна Егоровна, Людмила Сергеевна, и, наконец, полярники, Санин и Горбовский. Смотрели они на наш проезд серьёзно, оценивающе. Как судьи на прокат спортивных пар фигурного катания.

Паша тарахтел впереди, на почетный эскорт он явно не тянул и понимал это. Скорее, рыба-лоцман.

– А где Влад? – спросил я, не повышая голоса. Шума от мотора было не больше, чем от спокойной лошади. Ну, и ехали мы от силы восемь километров в час, аллюр один крест.

– Спит, я думаю.

– Спит?

– Он, после того, как проводил родственничка, вернее, после того, как вы проводили родственничка и сопровождающих, нарезался, как последний сапожник. Под икру. Ложку икры, рюмку водки. Прилюдно, на террасе. А потом удалился. Граммов пятьсот в одно лицо, так мне сказала Людмила Сергеевна.

– Икры пятьсот граммов?

– Если бы.

Мы проехали ворота. Открытые, конечно. Никакого волшебства. Волшебством был сам автомобиль. Ехал плавно, хоть чай пей, хоть письма пиши, «во первых строках сообщаю вам, любезный друг, что день сегодня выдался особенно хлопотливый, что, впрочем, и составляет суть моего бытия последнюю неделю или около того…»

А можно приветствовать толпы народа, ласково улыбаясь и делая неопределенные жесты правой рукой, как это любили сначала европейские, а потом латиноамериканские и африканские правители. И ведь знали и о сараевской истории, и о выстрелах в Далласе, а ведь что-то тянуло – и народ посмотреть, и себя показать. Сейчас себя и народ всё больше доверяют телевизору, чай, не выстрелит телевизор-то, надеются.

Зря. Телевизор, конечно, не снайпер. Пулемётчик.

Мы въехали в лес. Небо чуть нахмурилось, но и только. В дождь с открытым верхом не разгонишься. В мороз тоже. Но сейчас лето, пусть и последняя неделя. Мухи и комары не докучают, ветерок развевает локоны… У меня, правда, локонов нет. У меня прическа армейская, сержантская. Зато у Эвы волосы из-под широкополой шляпы вьются за двоих. Живут самостоятельно.

У развилки скорость, и без того невысокая, снизилась до пешеходной. Эва посмотрела на меня в зеркало – не будет ли каких указаний.

Не будет. Едем дальше.

Ветви едва не задевали меня, но всё же не задевали. Передавали ватты энергии – или в чём её, ментальную энергию, считают? – и довольно. Это хорошо. Энергия мне понадобится. Скоро я без ментальной энергии одеться-раздеться не смогу. Почему без штанов, спрашиваете?