Министерство особых происшествий - Баллантайн Пип

Перед ней предстала Далия. Корсет бедняжки был переко­шен, темные волосы спутаны, а когда она повернулась лицом к своей ночной гостье, ее зеленые глаза оказались полны слез.

—   Я... — Она замотала головой, и нижняя ее губа преда­тельски задрожала. — Я не знаю, зачем я здесь.

Элиза поглубже вгляделась в глаза Далии Фэрбенкс, и по спине у нее пробежал холодок.

Она в два шага преодолела расстояние до глупой женщины и отвесила ей звонкую пощечину. Звук ее эхом разнесся по комнате, а рука Далии дернулась к щеке. Прежде чем та успе­ла прийти в себя, Элиза уже вставила в граммофон музыкаль­ный цилиндр. Когда комнату заполнили первые энергичные аккорды «Красавицы Белл» в проникновенном исполнении Кэти Лоуренс, Элиза продемонстрировала то, что делало ее таким выдающимся агентом доктора Саунда: свои знаменитые опрометчивые решения.

—   Я не знаю, кто вы такая, но одно знаю наверняка — вы не леди Далия Фэрбенкс.

Два сильных потрясения, пережитых за столь короткий про­межуток времени, заставили миниатюрную женщину воз­зриться на нее с открытым ртом.

—   Но мне... сказали, что вы немая.

—   Мои поздравления, — отрезала Элиза. — Теперь, ког­да мы обе знаем секреты друг друга, мы можем быть откро­венны. Так кто вы такая?

Женщина натужно сглотнула, пытаясь собрать все свое му­жество.

—   А вы кто?

Элиза наклонилась к ней, закрыв собой мерцающий свет газовой горелки.

—   Я скажу вам, кто я: еще одна курица в лисьей норе. Дру­гими словами, я единственный человек, которому вы можете здесь доверять.

—   Я Молли, — сдавленно произнесла та, — журналистка из «Трибьюн». — Она часто заморгала, отчего стала выгля­деть еще более застенчиво. — Ну, пока больше корректор; но мне просто представился шанс...

Элиза откинула голову назад и прошипела:

—   Вот это эффектно, как раз то, что нужно для такого уик­энда, — любители! — Она бросила взгляд через плечо, убе­дившись, что дверь плотно закрыта, а затем, прищурившись, снова посмотрела на Молли. — А ваш «муж» тогда, я пола­гаю, и есть тот человек, который вас в это втянул?

—Да, это Фред. Фред Эббот.

«Нет, только не он!»

—   Фред Эббот — этот корреспондент «Трибьюн», кото­рый развлекается тем, что вовсю критикует промышленных баронов, банкиров и прочую элиту империи?

—Да. — Молли даже хихикнула. — Одним из преимуществ пишущей братии является определенная анонимность. Люди знают твои работы, но не догадываются, что ты стоишь прямо рядом с ними. Фред является моим наставником в «Трибьюн».

—   Повезло вам, — фыркнула Элиза.

—   Мы с Фредом слышали, что здесь творятся какие-то ди­кие вещи. Нам удалось подкупить настоящих Фэрбенксов и...

—   Молли, дорогая, мне нет ни малейшего дела до того, ка­ким образом вы сюда попали. Но мне необходимо знать, что вы делали после того, как оказались здесь. — Она глубоко вздох­нула. — Например, в то время как ваш коллега-журналист вовсю увлечен десертом, вы сидите тут и рыдаете.

—   Но вы ведь тоже рано ушли оттуда, — пробормотала Молли, и тут Элиза поняла, что той никак не больше двадцати лет. Она была похожа на давшую себе волю девочку-подростка, которую застукали целующейся с молодым конюхом.

—   Разница состоит в том, что я сделала вполне достаточно для того, чтобы они запомнили, что я там была, прежде чем они начали предаваться глупым бессмысленным излише­ствам. — Элиза вздохнула. — Я думаю, что вам и вашему пло­довитому партнеру необходимо немедленно уехать. Это все на­много более опасно, чем вы можете себе представить.

Молли нервно сглотнула и попыталась продемонстрировать некое подобие профессионализма.

—   Но это же совсем небольшой обман, они просто...

Элиза наклонилась к молодой женщине и внимательно по­смотрела ей в глаза.

—   Дело здесь не просто в плотских утехах, все гораздо слож­нее. Эти люди несут ответственность за целый ряд убийств.

Вы думаете, что тайное общество, которое ни во что не ставит жизни женщин и детей, остановится перед тем, чтобы убрать каких-то двух журналистов?

Она еще долго не отрываясь смотрела Молли в глаза, а за­тем спросила:

—   Вы мне верите?

Голос ее прозвучал очень жестко; она часто слышала, как таким тоном во время операций говорил Гарри. И, похоже, это сработало, потому что Молли кивнула и заметно дрогнувшим голосом ответила:

—Да-а...

—   Вот и хорошо, а теперь скажите мне, не говорили ли вы здесь между собой о вашей настоящей профессии?

Молли густо покраснела, а сердце Элизы оборвалось.

—Дайте-ка угадаю. После вашего приезда вы поднялись к себе в комнату и принялись скакать на этой кровати с кри­ками: «Да, да, мы сделали это и проникли внутрь тайного об­щества!»

Молли снова не ответила, но агенту этого уже и не требо­валось.

—   Что ж, — она указала в сторону по-прежнему весело играющего граммофона, — к большому сожалению для вас, в нем содержится подслушивающее устройство, так что вам на самом деле будет лучше убраться отсюда побыстрее. Оставьте свои вещи. Найдите своего партнера. И бегите. Немедленно.

Журналистка вытерла слезы и кивнула.

—   Да, так, наверное, будет лучше всего.

В душе Элизы шевельнулось сочувствие. Когда она была так же молода, кто-то тоже взял ее по свое крыло. Она обня­ла молодую женщину.

—   Все будет хорошо, Молли. Просто бегите отсюда сегод­ня ночью и не оглядывайтесь назад.

Бедняга уже была не способна ни на какое жульничество, она просто стояла и всхлипывала Элизе в плечо. Сработал какой-то инстинкт, и Элиза, нежно поглаживая Молли по спи­не, стала раскачивать ее взад-вперед, повторяя слова утеше­ния, которые когда-то говорила ей мама.

Затем Элиза отодвинула Молли от себя и слегка встряхну­ла ее.

—   Значит, вы дождетесь своего партнера, а потом тут же уберетесь отсюда, так?

Девушка кивнула, и Элиза направилась к двери. За спиной она услышала, как Молли тихо сказала:

—   Спасибо вам, кем бы вы ни были.

Снизу по-прежнему доносились драматические стоны пред­ставителей Общества Феникса. Возможно, именно излияния журналистки Молли заставили ее испытать угрызения совести по отношению к Констанции, племяннице Дивейна. Молодая девушка привлекла Элизу к себе и поцеловала, крепко и жад­но. Элизе пришлось подавить горячее желание высвободиться от ее объятий. На языке Констанции чувствовался сильный привкус настойки опия. Элиза ушла, когда Дивейн забылся в ласках своей юной племянницы. Задержись она еще хоть на миг, скорее всего, и сама стала бы его следующей добычей.

Приятели Гарри называли это нисходящей спиралью. По­смотрев выступление группы летчиков, которая позднее по предложению королевы превратилась в КИА — Королевский имперский аэрокорпус, в пабе на аэродроме они с Гарри при­соединились к двум элегантным джентльменам, на лицах кото­рых еще виднелись пыль и сажа, оставшиеся после полета. Они тогда беседовали о «нисходящей спирали» — термине, обозна­чающем ситуацию, когда при поломке самолета пилот и стре­лок оказываются пригвожденными к своим сиденьям невероят­ным давлением, и мир их по спирали скользит в небытие.

Именно такое чувство было у Элизы сейчас. Нисходящая спираль. Веллингтон, Констанция. Молли. Это было падени­ем в безумие, и теперь уже она — а не Гарри — должна стать тем спасительным маяком, который дарит луч надежды. У Мол­ли был шанс — слабенький, но все-таки шанс. Констанция? Бедная девушка, по-видимому, и дальше будет находить уте­шение в настойке опия, которую, без сомнения, поставляет ей тетушка Оливия.

«А Веллингтон, — подумала она, подходя к их двери. — Что насчет Веллингтона?»

Она вспомнила, что тогда еще спросила одного из летчиков, товарищей Гарри: «А как же выйти из этой нисходящей спи­рали?»

Он рассмеялся и ответил: «Остается только лететь дальше и надеяться, что Господь сотворит чудо».

Голова Элизы продолжала кружиться даже после того, как она нашла свою кровать. На ней спал Веллингтон. У Элизы снова защемило сердце. Ей требовались мужские объятия. Больше чем когда-либо ей хотелось, конечно, Гарри; но этот вариант был навеки потерян. Все, что она имела на сегодня, — это Веллингтон Букс. Человек из той самой элиты, в среду ко­торой они с таким трудом просочились. Агент, совершенно ли­шенный опыта оперативной работы. Мужчина, который, похоже, невосприимчив к ее чарам. И все же, если бы он про­сто повернулся и обнял ее, прикрыл ее собой, все было бы на­много лучше.