Глобализация и спираль истории - Юрий Владимирович Кузовков

уже говорилось. Не является чем-то из ряда вон выходящим и нищета античных пролетариев — подобные примеры массовой бедности встречались и в другие эпохи, в том числе встречаются они во множестве и в современном мире.

В целом мы не видим в социальной жизни античного общества ничего такого, чего бы не было в другие эпохи, включая современную. А те социальные явления, которые могут в какой-то мере объяснить перманентный демографический кризис (например, всеобщее падение нравов и массовые убийства новорожденных), невозможно объяснить лишь на основе внешнего наблюдения социальной жизни. Они требуют более глубокого изучения основы существования античного общества — прежде всего, его экономической основы. Итак, поскольку внешние проявления социальной жизни в эпоху античности не дают никакого ключа к объяснению демографического кризиса, то, возможно, этот ключ будет найден при рассмотрении экономики и экономической жизни античного общества, к которому мы переходим в следующей главе.

Глава УIII. Краткая экономическая история античности (в сравнении с историей «европейской мировой экономики»)

Общепризнанно, что главная причина многих социальных явлений лежит в сфере экономики, будь то войны (стремление к обогащению, переделу рынков, захвату источников сырья), революции (стремление к переделу собственности), массовые протесты (недовольство экономическими условиями жизни) или другие социальные явления. Поэтому и анализ данного социального явления — затяжного демографического кризиса — как представляется, невозможен без понимания экономических условий и законов, определявших жизнь людей в эпоху античности.

Что же представляли собой эти экономические условия и законы? Для того чтобы это понять, необходимо сначала кратко остановиться на том, как происходило становление античной экономики. В первой части говорилось о Западной Европе, которая в период раннего средневековья перешла к натуральному хозяйству. Каждая крестьянская семья в этот период сама выращивала все необходимые ей сельскохозяйственные продукты, шила одежду, осуществляла строительство и ремонт своего дома и подсобных помещений и т. д. И лишь небольшую часть необходимых ей товаров и услуг (например, отдельные гончарные и металлические изделия) она выменивала на

сельскохозяйственные продукты. Такая ситуация, по мнению экономических историков, продолжалась приблизительно до середины XII в., когда вместе с ростом плотности населения в Западной Европе начался переход от полунатурального хозяйства к иной экономической модели, которую И.Валлерстайн назвал «европейской мировой экономикой» ([210] рр.18, 15), и которую я далее буду называть глобальной рыночной экономикой. Нечто подобное происходило за две тысячи лет до этого, на заре античности. Так, в VIII в. до н. э. в Греции еще преобладало натуральное хозяйство, и живший в то время там Гесиод писал о том, как важно иметь хорошего соседа, взявшего на себя выполнение отдельных видов работ, которые каждому крестьянскому хозяйству приходилось выполнять самостоятельно ([160] S.101). Кроме того, так же как в ряде стран Западной Европы в средние века, в некоторых областях Греции в ранней античности существовало крепостное право[119], которое полностью исчезло лишь спустя несколько столетий — явно феодальный признак, свидетельствующий обычно, как уже говорилось, о редком населении. Но, очевидно, вместе с ростом плотности населения, достигшей к V в. до н. э. в ряде областей Греции, по оценкам французского историка Г.Глоца, более 80 чел./кв. км. ([125] II, р.396), в течение VII–V вв. до н. э. произошел переход от натурального хозяйства к рыночной экономике, когда крестьяне уже значительную часть своей продукции продавали на рынке, и на вырученные деньги покупали необходимые им промышленные товары, одежду и услуги. Это сопровождалось быстрым ростом городов и городского населения: ремесленников, строителей, торговцев. И это дало большой выигрыш крестьянам: они освободились от утомительных побочных работ: пошива одежды, строительства и т. д., поскольку могли теперь все покупать на рынке.

Нечто подобное происходило в течение XII–XIV вв. и в Западной Европе. Здесь центрами формирующейся глобальной рыночной экономики выступали северная Италия и Фландрия, имевшие в то время самую высокую плотность населения в Европе. Так, плотность населения Флоренции с прилегавшей сельской местностью, в XIII–XIV вв., по оценкам Р.Лопеза, составляла порядка 80 чел./кв. км. ([83] р.306) Такая же плотность

населения (80 чел./кв. км) была, по оценкам П.Шоню, в герцогстве Милан и в Нидерландах ([96] р.254). По мнению историков, именно бурный демографический рост в

предшествовавшие столетия и стал причиной взрыва экономической активности в этих странах Западной Европы в конце эпохи средневековья ([83] р.293).

Первая эпоха западноевропейской глобализации. Примерная территория распространения глобализации (интенсивной международной торговли) в XII–XV вв. (выделена темным цветом)

Здесь, наверное, уместен вопрос: каким образом Западная Европа, столь мало населенная в раннем средневековье, имела к началу XIV в. уже достаточно густое население. В главах III и VI указывалось, что, по имеющимся данным, к IV в. н. э. плотность населения в Галлии упала до приблизительно 2 чел./кв. км., и, очевидно, еще более снизилась в течение V–VIII вв. А в начале XIV века средняя плотность населения во Франции составляла, по оценкам французских историков, уже более 35 чел./кв. км. ([95] р.23) Но не случайно Х-ХIII века во Франции и в других странах континентальной Западной Европы считаются периодом демографического взрыва ([149] рр.120, 118). Как только население Западной Европы смогло преодолеть демографический кризис, продолжавшийся и в античности, и в раннем средневековье, то население начало очень быстро расти, и первые признаки этого роста появились в IX веке. Конечно, у нас нет никаких сколько-либо достоверных данных относительно темпов роста населения в Западной Европе в IX–XIII вв. Но что такое демографический взрыв, мы можем понять, например, из демографической истории Финляндии XVII–XX вв., о которой имеются достаточно точные данные. В начале XVII в. Финляндия находилась в составе Швеции и была для нее примерно тем же, чем сегодня является Аляска для США — малонаселенной второстепенной провинцией с холодным климатом. Население Финляндии в 1620 г. составляло 150 тыс. человек, то есть лишь 7 % от всего населения Швеции (2 млн.). Однако к 1815 г. население Финляндии выросло уже до 1,1 млн., а к 1929 г. — до 3,6 млн. чел ([96] р.268; [152] р.225). Сегодня по количеству населения Финляндия лишь ненамного уступает Швеции. Таким образом, за три столетия быстрого роста (с 1620 г. по 1929 г.) население Финляндии, часть территории которой находится за северным полярным кругом[120], выросло в 24 раза. Соответственно, если речь идет о 4 или 5 столетиях демографического взрыва во Франции, Италии и Испании в IX–XIII вв., где климат намного более благоприятный и должен был способствовать более низкой смертности и большей продолжительности жизни, то рост населения в 20 или даже в 30–40 раз за это время вполне допустим.

Примерно такие же явления, судя по имеющейся информации, происходили и в Греции в первой половине I тысячелетия до н. э. Их результатом