Дневник. Том I. 1825–1855 гг. - Александр Васильевич Никитенко

по части смеси и политики: В. И. Барановского, Сорокина и Гебгардта, насколько рассеянная жизнь и возня с женщинами позволят последнему применить к делу свои блестящие способности. Жаль мне моего остроумного, даровитого Гебгардта. Он топит себя в житейских мелочах; он гибнет между Сциллой и Харибдою, то есть между канцелярской службой и недостойными своего ума и сердца развлечениями. Он отдается последним, насколько может украсть себя от службы. Оттого внутреннее управление, экономия души его в плохом состоянии. Нравственные силы его не питаются и не укрепляются производительным трудом, а тратятся на игру в пустяки, на мелочные тревоги, издерживаются на сплетни, которые неизбежно сопутствуют всякого, кто слишком отдается свету, людям и страстям своим. Но что же делать? Всякий бывает только тем, чем может быть. И возвышать человека не-должно насильно. Он в заключение все-таки непременно упадет, но, падая с высоты, искалечится хуже, чем спотыкаясь на низменных местах. Кто не способен сам, по собственному почину, идти по пути, отличному от путей массы и толпы, того не толкайте вперед: вы сделаете ему зло.

25 мая 1840 года.

Задавлен экзаменами. Одновременно экзамены в университете, в Пажеском корпусе и в Аудиторском училище.

28 мая 1840 года

По условию, Полевой должен приготовить к выходу восьмую книжку «Сына отечества». Но он работает очень медленно. Трудно и подстрекать его: он и болен и отягощен разными заботами.

Самый обширный ум — тот, который умеет применяться к тесноте своего положения и ясно видит все добро, которое может там сделать.

25 июня 1840 года В начале этого месяца переехал на дачу, где чувствую себя бодрым и свежим. Природа по-прежнему служит для меня источником наслаждений. Я хожу очень много, что для меня спасительно при усиленной сидячей работе. Редакция журнала поглощает много моего времени и моих сил, но мало вознаграждает меня. Вот и теперь я поставлен в крайне затруднительное денежное положение. Смирдин уехал в Москву, не заплатив мне ни копейки, хотя обещал совсем расплатиться со мной перед отъездом. А журнал между тем весь на моих руках.

27 мая 1840 года

Беспрерывные дожди. Хорошо, что мое летнее помещение — избенка в деревне Кушелевке, за Лесным корпусом — на высоком месте. Почва здесь песчаная, и земля скоро высыхает.

11 июля 1840 года

И июль не лучше своего предшественника: дождь, сырость и часто холод с бурным ветром. Я три дня подряд провел на даче, кутаясь и уныло гуляя для моциона под зонтиком и в галошах. Но последний вечер меня побаловал: небо прояснилось, ветер стих; в воздухе стало тепло, ласково, не по-петербургски. Я долго гулял по полям и поздней ночью вернулся в свою каморку под крышей.

Со мной обыкновенно ночует на даче мой сотрудник по журналу, Виктор Иванович Барановский. Мы с ним усердно работаем, и он мне чрезвычайно полезен: составляет смесь, политику, кроме того переводит разные статьи по моему указанию. Все это он делает умно, скоро, аккуратно. И по-русски пишет хорошо, то есть правильно и легко.

К сожалению, Виктор Иванович один из тех людей, которым предназначено стоять одиноко и вообще быть мало оцененными. Это человек очень умный и с оригинальным взглядом на вещи. Его философские идеи, которые он систематически излагает на бумаге, — он уже много написал, — поражают смелостью. Он много читал, учился, много думал и наблюдал. Честен и благороден, но упрям как малороссийский вол. Защищает свои мнения и положения с упорством фанатика, верующего в непогрешимость своих основных начал. Думаю, однако, что он во многом прав.

16 июля 1840 года

Три дня работы на даче. Погода хорошая. Это особенно кстати. Я мог погулять и отдохнуть. Работы у меня — сил нет, времени не хватает исчерпать это море. Журнал поглощает много труда, а тут на носу приемные экзамены в университете, затем лекции. «Когда-нибудь с бала да в могилу», — говорит Хлестова, а я так могу сказать: «От письменного стола да в могилу». Если б я по крайней мере мог верить в пользу, в прочность моего труда!

27 июля 1840 года

В типографии бумаги нет: веди тут журнал как хочешь. Наконец приехал Смирдин из Москвы. Я с ним говорил. Он обещал, что впредь остановки не будет. Надо надеяться!

7 августа 1840 года

Вот уже и приемные экзамены в университете начались. Одна из самых тяжелых для меня обязанностей. Мало молодых людей, которые были бы хорошо приготовлены.

8 августа 1840 года

У меня обедал Брюллов, знаменитый творец «Последнего дня Помпеи». Собралось еще человека два-три и несколько дам из Смольного монастыря. Мы хорошо провели время за обедом под открытым небом в моем крохотном садике, под березками, рядом с кустами крыжовника.

Брюллов кроме таланта одарен также умом. Он не отличается гибкостью и особенной прелестью обращения, однако не лишен живости и приятности. Он лет пятнадцать прожил в Европе и теперь не особенно доволен, кажется, своим пребыванием в России. Это, пожалуй, и немудрено. У нас не очень-то умеют чтить талант. Вот хоть бы и сегодня. Мы гуляли в Беклешовом саду. Один мне знакомый действительный статский советник отзывает меня в сторону и говорит:

— Это Брюллов с вами? Рад, что вижу его, я еще никогда не видал его. Замечательный, замечательный человек! А скажите, пожалуйста, ведь он, верно, пьяница: они все таковы, эти артисты и художники!

Вот какое сложилось у нас мнение о «замечательных людях».

Брюллов уехал поздно вечером. За обедом он любовался моей женой.

— Чудесная голова, — говорил он, — так и просится под кисть художника. Покончу с «Осадой Пскова» и стану просить вашу супругу посидеть для портрета.

10 августа 1840 года

Август стоит ясный и теплый. Каждый четверг и субботу я с Барановским отправляюсь пешком на дачу и обратно. Но деревья желтеют, и природа улыбается уже сквозь осенние туманы. Особенно хороши теперь утра. Но скоро, скоро конец всей этой роскоши.

31 августа 1840 года

Вчера день моих именин. Благодаря хорошей погоде отпраздновали его отлично. Съехалось много приятелей. Младший Гебгардт привез несколько ракет, которые и были спущены в поле, среди ночной тишины.

Завтра и семья моя перебирается в город, на зимнюю квартиру.

15 ноября 1840 года

О писателе должно судить не по тому, что он хотел сделать, а по тому, что он действительно сделал. Так называемые высокие идеи в наше время сильно опошлились: какой студент не является носителем их? Но какие из этого результаты — вот