Отдай туфлю, Золушка! (СИ) - Анастасия Разумовская

к нему, неожиданно оказалась рядом, взялась тонкими пальчиками за пуговицу на его жилете. — Марион… пожалуйста, выслушай. Мне очень плохо и страшно. Я понимаю, что ты обижен на меня. Но ведь ты меня ещё любишь, верно? Ведь да, да?

— Безусловно. Каждый подданный обязан любить свою королеву.

Щёку обожгло пощёчиной. Голубые глаза вспыхнули гневом.

— Перестань! Я не могла ему отказать! Это не был мой выбор. Андриан казнил бы меня за отказ. Неужели ты этого не понимаешь⁈ Королю не отказывают.

— Вот как? Тогда на колени, Юта, и… и оближи мне сапоги.

Она застыла, захлопала глазами. Прошептала сипло:

— Что?

— Король умер, да здравствует король. Перед тобой — следующий король, Юта. На колени.

— Ты шутишь? Ты изде…

— То есть, ты отказываешь своему королю? Эй, страж…

— Нет-нет, подожди.

Королева побелела как полотно, подобрала юбки, зажмурилась и… Марион успел её перехватить. Прижал к себе.

— Не надо. Пожалуйста, — прохрипел, и она услышала, как рвано колотится его сердце. — Прости меня.

Они замерли. А потом Юта несмело приникла к нему. Обняла широкие плечи.

— Марион, — прошептала дрожащим голоском. — Пожалуйста… не злись. Я всего лишь слабая женщина. И я… я очень боялась. И боюсь до сих пор. Ты же знаешь, что я не виновата. Не я выбирала короля, это король выбрал меня. Твой отец, Марион.

— Я предлагал тебе бежать, — устало отозвался принц, снова отстраняя её.

— Может быть, я сделала ошибку, — осторожно ответила Юта. — Но я — женщина. Вот эти все придорожные харчевни и вечные бега… Нищета, голод, вечная стирка… Ты должен меня понять! Я — дочь мельника, я так устала от грязной тяжёлой работы и беспросветности! А если бы что-то случилось с тобой в пути? Что мне было бы делать в незнакомых краях совершенно одной? Идти подёнщицей? Или сразу в содержанки? Ты обо мне думал, Мар?

— Только о тебе и думал, — холодно процедил он.

Юта покачала головой.

— Марион, я всегда любила тебя. Безумно тяжело быть женой короля, постоянно терпеть его присутствие, терпеть его издевательства…

— … ложиться в его постель…

Она покраснела.

— Марион!

— Жаль, тебе не довелось нас сравнить, — рассмеялся принц, заложив руки за спину и снова отступая. — Кара говорила, что я намного лучше в постели. Но хотелось бы, конечно, узнать твоё мнение. Чёрт, Юта! Я боялся даже целовать тебя, чтобы не оскорбить ненароком.

Он вдруг откровенно заржал и весь затрясся от смеха. На карих глазах выступили злые слёзы.

— Малолетний идиот, господи. Должно быть, отец был безумно доволен, что сын всё самое сладкое оставил ему, а?

Юта всплеснула руками, закрыла лицо и расплакалась. Марион перестал смеяться. Задумчиво посмотрел на свою великую любовь. Вздохнул. Вытащил платок, грязный из-за долгого пребывания в кармане, протянул ей.

— Прости. Меня несёт. Это странно, да? Давно должен был успокоиться.

— Наверное, ты до сих ещё меня любишь? — она шмыгнула носом. — Потому злишься. Тебе, должно быть, до сих пор больно.

Он покачал головой.

— Нет. Хотя первые годы я страдал просто ужасно. Да, очень любил. Но уже — нет. Прости. Это лишь привычка. Просто память. Рана, которая давно зажила, но ты её всё равно продолжаешь чесать. Успокойся, Юта. Я больше не буду тебя обижать. Прямо сейчас иди и вели заложить экипаж именем королевы Белоснежки. Отправляйся в Эрталию. Думаю, Белоснежка предоставит тебе убежище от Дезирэ. Возьми, этот жетон подтвердит твой приказ.

Он вложил половину медяка в её руку и снова двинулся к кабинету. Вдруг обернулся:

— Юта… Ещё один вопрос: как ты смогла напрясть золото из соломы?

Королева сглотнула.

— Сделка с Фаэртом? — уточнил принц.

— Да, — тихо призналась девушка.

— И что он потребовал взамен?

— Первенца…

Марион побледнел:

— Тот малыш… он не ведь умер от лихорадки, да?

Юта повесила голову, став бледной, словно полотно. Принц закусил губу, рывком распахнул двери в кабинет отца, ворвался, захлопнул и заложил щеколдой.

— Фаэрт! — заорал, сдёргивая чёрное полотно с огромного зеркала напротив королевского стола. — Я хочу говорить с тобой, сволочь белобрысая! Явись передо мной, дракон блохастый! Ублюдок ведьмы и болотного комара, тебя вызывает принц Марион.

Зеркало замерцало, и в нём возник беловолосый принц Фаэрт. Он стоял посредине тёмного зала с высокими сводами.

— И тебе здравствовать, Марион, — холодно поприветствовал Чертополох.

— Верни мне Дрэз.

— Вот так? Прямо сразу? Без предисловий?

— Именно так.

— Дай время подумать, — издевательски протянул Фаэрт, приставив палец к подбородку. — Сегодня… завтра… гм… Пожалуй, нет. Никогда. Слишком поздно, племянничек, ты спохватился.

— Выходи из зеркала и сразись со мной! — завопил Марион, размахивая шпагой.

— Гм. Пожалуй, не хочу.

— Зачем, тебе эта девочка, урод красноглазый?

— Просто так. Забавная.

Принц украдкой перевёл дыхание. Дрэз жива. Это главное. Схватил какой-то документ со стола, не глядя, потряс так, чтобы свисающая со шнурка печать заболталась в воздухе.

— Приказ короля, — прошипел яростно. — Король хочет посмотреть на девчонку.

Фаэрт наклонил голову. Чёрный правый глаз блеснул насмешкой.

— Дрэз — моя собственность. Моя игрушка. Даже король не может её забрать. Сделка завершена и пересмотру не подлежит. Так что, милый Марион, иди и женись на своей любимой Золушке. За твою свадьбу дорого заплачено. Наш разговор окончен.

Поднял руку, чтобы щёлкнуть пальцами. Но Марион недаром гордился быстротой реакции. Прыжок. Плечо вперёд, и, прежде чем пальцы в белых перчатках коснулись друг друга, принц провалился в зеркало, одновременно обнажая шпагу в прыжке.

И оказался в зеркальном коридоре среди бесконечных отражений.

Глава 28

Ко мне возвращается память

По зеркалам побежали молнии, похожие на раскалённые ручейки магмы. Жжение в лёгких становилось практически невыносимым. Я открыла рот, силясь вдохнуть.

— Готова? — заорала Мари.

— Да!

— На счёт три. Раз.

Она схватилась за огромный рычаг, чёрный, с серебряной звездой в навершии.

— Два.

Я шагнула к отражению, в котором блестела мокрая асфальтовая мостовая, и жёлтый свет преломлялся в лужах. Большая Зеленина. Узнаю эти угрюмые «шестиэтажные громады». Мари повисла на рычаге. Он поддался не сразу. Дрогнул, нехотя. Скрипнул. А затем вдруг тяжело наклонился. Часы зазвенели разбитым хрусталём.

— Три!

И я прыгнула, зажмурившись.

Коленки обожгло болью. Холодный — камень? асфальт? — сбил кожу. Мне кажется, или лица коснулись капли мелкой мороси? Получилось? Сердце застучало так, что едва не проломило рёбра. Не веря в своё счастье, я открыла глаза.

Зеркала. Чёрный камень. Рычаги.

Я завопила, вскочила и пнула металлический штырь.

— Давай ещё раз, Мари! Что-то пошло не так! На счёт два, да? Так быстрее.

Но она не ответила. Я оглянулась и попятилась. У рычагов темнела (или белела, если говорить о