Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

сам под чужой тяжестью рухнул на дорогу. Стряхивая с себя, ударил локтем. И едва успел выдернуть руку из болевого захвата. Отскочил. Кинулся в ноги. Оба покатились по земле. Драка выдалась нешуточная. По ловкости, резкости, неуступчивости бойцы оказались достойны один другого.

Через несколько минут, перепачканные, оборванные, окровавленные, они стояли лицом к лицу, тяжело дыша.

Сенат слегка отдышался. В запасе оставался особый, отработанный в рукопашных схватках приём. Правда, после такого удара нога, говорят, уже не срастается… Но не до изысков. Пусть скажет спасибо, что жив останется. Сенат сделал ложный выпад, прыгнул. И – вновь промахнулся. Безотказный прием не сработал.

Поднялся, обескураженный. Стянул располосованную рубаху, оставшись в тельнике.

– Афган? – догадался Данька.

– Ты тоже? – для Сената блеснула надежда.

Клыш подтвердил глазами.

– Братан, отпусти, – взмолился Сенат. – Нельзя мне в тюрягу. Первая судимость – пацанья. А сейчас и вовсе по дури. Ведь не убил, не покалечил. Ну? Ушел и – как не было. Самому-то не заподло своего же сдать – из-за десятка бутылок водяры?

– Извини, браток, не могу, – отказал Клыш, хоть и с сочувствием.

Сенат беспокойно прислушался. Времени не оставалось. Вот-вот появятся остальные.

– Тогда и ты не взыщи! – он хищно ощерился. Вытянул выкидной нож.

– «Вишня», – Клыш узнал нож разведчика – НР-43.

– Она самая, – Сенат подкинул нож на ладони. – Отойди по добру!.. Не на нары же мне заново из-за тебя, упертого! Просто шаг в сторону. Ну же! Я без понтов из десяти десять попадаю.

То, что без понтов и что попадает, Клыш поверил. Но дорогу не уступил. Принялся сближаться, раскачиваясь. Шаг. Сенат зарычал, решаясь. Ещё шаг. Локоть пошел назад.

От сараев донеслись крики, матерщина, хруст листьев, и из-за угла с пистолетом в руке выбежал Меншутин. Следом – топоча сапогами, – с сапом дышал ему в спину Кузьмич.

В тот же миг Сенат отбросил нож в сторону и безучастно прислонился спиной к поленнице.

Меншутин одним взглядом оценил увиденное: двое друг против друга, надсадно дышащие, перепачканные, в разорванной одежде. Клыш, перегораживающий бандиту путь к отступлению. Всё было очевидно.

С разгону Меншутин подскочил к Сенату, со смаком воткнул макаров под подбородок.

– Руки в гору!.. – прохрипел он азартно. – Что, сучок? Нападение на работника милиции? Теперь срок полной лопатой огребёшь!

– Какого ещё работника?.. – огрызнулся Сенат.

– Дурочку не валяй, – какого?.. Ты ведь ему сказал, что ты мент? – обратился Боб к Клышу.

Клыш отряхнулся, дотронулся до распухшей губы. С сожалением оглядел разорванный рукав.

– Не было никакого нападения, – объявил он. – Просто догнал, сбил с ног, неудачно упал…

Сенат удивленно скосился. Меншутин нахмурился.

– Ты чего пургу гонишь? – рявкнул он на следователя. – Упал он. Погляди на себя. Весь покоцанный.

Перехватил рысий взгляд Сената в сторону. Проследил направление. В пыли в луче солнца предательски поблескивало лезвие. По его знаку, Кузьмич поднял и передал начальнику угро выкидной нож.

– А это? Хлеб резать или ментовскую кровь из-под ногтей выковыривать? – Меншутин с интересом оглядел десантный нож. Сенат отвёл глаза.

– Мой это, – Клыш снял нож с шершавой ладони сыщика. – Надо ж было чем-то припугнуть.

– Твой?! – Меншутин хмуро оглядел батничек Клыша, в нагрудном кармашке которого можно было спрятать разве что маникюрный ножичек. Подметил пораженное лицо Сената. – Что ещё за игры, лейтенант? Ты этот нож в руках не держал. Найдешь ли кнопку, чтоб раскрыть?

Клыш подбросил нож на ладони и вдруг метнул в телеграфный столб как раз рядом с головой посеревшего преступника.

– Хватит с него кражи, Боб. Он же признаёт… Признаёшь кражу из магазина?

Сенат оторопело закивал.

По знаку начальника, Кузьмич, сторожась, «закатал» преступника в наручники, защипнув в спешке кусок кожи. Побежал за машиной. Меншутин пальцем подцепил разорванный тельник Сената. Усмехнулся догадливо.

Ухватил Клыша за пуговицу. Не стесняясь присутствием задержанного, подтянул к себе.

– Вот что я тебе скажу, паря. Афган – это там. А мы здесь. И он для тебя больше не брат-афганец, а преступник. А братья твои ныне – в ментуре. И даже бздиловатый Кузьмич – родич, с которым из одного котла хлебаешь. А я и вовсе – родней отца родного. Потому что, случись что, – не Сенат, я тебя от него же прикрывать буду. В общем, укажи в рапорте, что в первый же свой выезд взял один на один вооруженного преступника. Мы с Кузьмичом подтвердим. Считай, – серьезнейшее поощрение в приказе схлопочешь.

Он выжидательно помолчал. Напрягся и встревоженный Сенат.

– Да бог с ним, с поощрением. Не живодёрничай, Боб! – Клыш примирительно улыбнулся. – Ты его за кражу ловил, за кражу и взял.

– Ох и дурень ты ещё! – простонал начальник розыска. Подобрал рюкзак, развязал. Вытащил свернутую дубленку и воздушное, лайковой кожи женское пальто с лисьим воротником. Из кармана выудил пачку денег – пятьсот рублей.

– Из магазинной кассы? – спросил он Сената. Тот неохотно кивнул.

– Где остальное?

– Остальное? – Сенат удивился. – Ещё ящик водяры стырил, не удержался. Попили уже. А что ещё-то?

Подъехал УАЗ. Кузьмич распахнул заднюю, решетчатую дверцу и пинком впихнул туда задержанного, – наручники сделали его храбрее.

Они совсем было тронулись, как увидели поспешавшего к машине Кутёшина. Бежал Симка с трудом, приволакивая ногу.

Притормозили.

– Ты это… Здорово, Боб! – Кутёшин всё не мог отдышаться.

– И тебя с возвращением с того света, – грубовато сострил Меншутин. – Говори чего надо. Времени у нас мало.

Он полез в машину.

– Так Маруськину копилку, говорят, подломили.

– И?.. – нетерпеливо перебил Меншутин, собираясь захлопнуть дверцу.

– Вот тебе и «и». Ишь, гонористый! – Симка обиделся. – То – «ты у меня самый доверенный», то времени у него на старого друга нет! Ну так и финтюль дальше куда ни попадя.

– Говори! – Меншутин придержал готового стартануть водителя.

– По ночи, к часу где-то, из мага́зина с заднего хода грузили грузовик…

– Кто?! – Меншутин всполошился.

– Чего не знаю. Тёмно было. А близёхонько подойти боязно. При мне минут сорок грузили. После заперли заново на замок, уехали.

– Так мало ли что грузили? Может, по делу? – для очистки совести усомнился Меншутин.

– Ночью? – резонно возразил Кутёшин.

– Сам-то как оказался там среди ночи?

– Так мне чего? Не керосиню пока. А без кира какой сон? Вот и брожу себе, будто медведь-шатун, – с хитрецой ответил Кутёшин. – Только вот номеров не разглядел. Говорю ж – тёмно. А может, замазали.

– Маруську саму хоть разглядел?

– Её, кажись, да. Больше по голосу.

– Интересный фортель, – Меншутин подкинул куцый рюкзачок с украденным. – Хороша загадка: как в этот рюкзачишко запихать гружёную машину добра?.. Выходит, тебя, паря, за корову использовали, – обратился он через решётку к задержанному. – Подбили, чтоб весь склад на тебя повесить.

– Выходит, – хмуро согласился тот.

– Получается, нет тебе резона их покрывать. Или опять в отказ пойдёшь?

– Тёмно было, начальник, – подражая интонациям Кутёшина, протянул Сенат.

– Твоё право, – согласился Меншутин. – Только если не докажу подставу, на тебя всё и повесят.

Сенат поколебался. Решился:

– Похоже, что так.

Он приник губами к решётке.

– На кражу эту меня подбил «химик» из нашего общежития, кличка Вонючка. Брякнул я ему по пьянке, что хочу на