Дариус Дорван. Наемник - Владимир Корн

Уже несколько раз за последнее время он пытался разговорить молчуна, чтобы выпытать хоть какие-то подробности их с Бором исчезновения и последующей встречи с долузсцами. Присутствующий при этом Ториан в конце концов не выдержал, плюнул в сердцах и заявил, что, не будь у них каждый человек на счету, он нашел бы способ сделать Сегуру язык длиннее в два, а то и в три раза.

Затем мысли Дорвана переметнулись на ведуна.

«Как там сказал Кассей — неприятности от дорогого мне человека? Сколько у меня таких? Матушка Грейсиль, тот же Ториан да Элика. — При воспоминании о девушке сердце у него наполнилось нежностью. — Вот, пожалуй, и все. Ну и Сторн конечно же, только жив ли он? И от кого из них ждать этих самых неприятностей? Да и стоит ли так уж верить словам ведуна, несмотря на все уверения Кабира?»

Перебивая мысли, впереди раздались встревоженный вскрик, короткий звон металла, еще один, и все стихло. Дариус дернул на себя поводья, останавливая Басура и одновременно вскидывая руку над головой: стоять!

Что-то там не так, но бросаться вперед — решение неразумное, сначала необходимо понять, что же произошло, но в таком тумане попробуй что-нибудь разбери. Порыв ветра увеличил видимость сразу на пару десятков шагов, открывая взору человеческие фигуры, немного, не более десятка, и шли они навстречу.

«Долузсцы, — почему-то спокойно, даже отрешенно подумал Дариус. — Это они».

Он закрутил головой по сторонам, осматривая своих людей.

Судя по их взглядам, им пришла в голову такая же мысль. Несколько лиц побледнело, глаза Ториана излучали недобрый огонь, Бист зло ощерил в кривой улыбке зубы, Сегур, как обычно, выглядел невозмутимо, и ему оставалось только позавидовать.

— Стоять! — рявкнул Дариус. — Застыли все! Ждем!

Расстояние позволяло набрать скорость перед атакой, толика времени еще есть и потому следует немного подождать. Вдруг за этими покажутся и другие: туман не дает возможности видеть так далеко, как хотелось бы.

Долузсцы, растянувшись в линию, девять человек, сделали еще несколько шагов и застыли.

«Ну да, их и должно быть девять. Кассей рассказывал, что именно девять — священное число Ханорона. Хотя бы потому, что имя это в переводе с божественного языка на земной и звучит как „девятый“. И хорошо уже то, что их не восемнадцать. Или двадцать семь. Или тридцать шесть. Хотя нам и восемнадцати хватило бы, — усмехнулся Дариус, глядя на застывших, как каменные изваяния, долузсцев. — А, возможно, хватит и этих».

Враги постояли несколько мгновений, затем один из них вышел вперед, сразу найдя гонорта взглядом.

«Честь тебе, Дорван, — снова усмехнулся Дариус. — Даже долузсцы с полувзгляда старшим признают. И это означает только одно — тебя вызывают на поединок».

Перед гонортом встал тяжелый выбор, очень тяжелый. Конечно, атака в конном строю принесет наемникам значительно больше шансов на победу, а при неудаче на лошади будет легко оторваться от пеших долузсцев. И людей уцелеет больше. Враги не отступят, они станут биться до последнего с одной рукой, на одной ноге или несколько раз пронзенными насквозь. Его люди так не умеют, как не умеет и он сам.

Но, может быть, это и есть главный бой в его жизни? Тот, что бывает у каждого воина один-единственный раз?

Хотя, кто знает, возможно, впереди его ждет еще множество других поединков, не менее, а то и более важных. Но ведь может случиться и так, что всю оставшуюся жизнь он будет вспоминать, что, вместо того чтобы принять молчаливый вызов долузсца, подал команду к атаке. Вспоминать вот этот взгляд, полный презрения, словно долузсец наперед знает, что он обязательно откажется от поединка. Свои-то поймут, не осудят и даже сочтут его решение мудрым, ведь долузсец — это далеко не Мунир. А он сам? Сможет ли он простить себе и забыть то, что произошло в безымянном урочище недалеко от Гойдческих гор? Если, конечно, переживет этот бой.

Дариус передал копье Ториану и соскользнул с коня. Другу оно пригодится, Тор не станет расставаться с глефой, а копье можно метнуть на скаку. Или избавиться от него, если после гибели своего гонорта люди решат спасаться бегством.

Оказавшись на земле, Дариус накинул поводья на луку, скинул плащ, положив его поперек седла. Кираса, как и шлем, тоже не понадобится, толку от них будет мало, сейчас вся надежда на быстроту и ловкость.

— Дар, — голос Сегура прозвучал таким, каким он и привык его всегда слышать: глухим, сиплым и без капли волнения, — Дар, этот… который Бор… Видишь, у него…

— Вижу, Сегур, — прервал его Дариус, освобождаясь от кирасы. — Я все вижу.

Бросивший ему вызов долузсец, высокий, пожалуй, повыше Ториана, с мощным бочкообразным туловищем на толстых, коротковатых ногах, тоже был без шлема. Его широченную грудь, не прикрытую ничем, кроме безрукавки из медвежьей шкуры шерстью наружу, перечеркивала перевязь с висящей на ней саблей. Его, Дариуса саблей. Его Кунтюром. Долузсец не поменял ничего: и рукоять, и ножны остались прежними.

Дариус снял с крюка на седле щит, тот, с большим умбоном, доставшийся ему от главаря шайки разбойников. Уж больно он ему приглянулся: и размером, и весом, и еще ухватистостью, что ли. Умбон почти полностью испещрен непонятной вязью и явно переставлен с другого щита.

«Наверное, воинская молитва, — решил Дорван, рассматривая его в первый раз, сразу же после боя. — Или заговор на удачу».

Ну что ж, удача сейчас ему не помешает.

Взглянул на Биста, державшего наготове лук, и покачал головой: нет! Для сверда такое расстояние ничто, и он на выбор положит стрелу хоть в правый, хоть в левый глаз долузсца, причем именно в тот момент, когда только такой шаг сможет спасти гонорту жизнь. Очень соблазнительно — иметь возможность избавиться от неминуемой смерти, но нет. Все должно быть честно или не должно быть вообще.

Гонорт обнажил саблю, ударил плашмя по обшитому толстой бычьей шкурой щиту и пошел навстречу к поджидавшему его долузсцу.

— Удачи, Дар! — Пожелание Ториана он услышал уже в спину.

Мелодию той песни, что всегда помогала ему настраиваться в подобных случаях, он затянул еще тогда, когда решил принять вызов. Медленный, тягучий, тоскливый мотив, вызывающий в душе чувство отрешенности к происходящему, когда становится абсолютно безразлично, что с тобой случится в следующее мгновение. Когда очень не хочется делать то, чем вскоре займешься, но сделать это необходимо, и сделать именно тебе самому.

Идя навстречу долузсцу, Дариус слышал, как за спиной спешиваются его люди.

«Наверное, зря, — отрешенно подумал Дорван. — Верхом какое-никакое, но преимущество. Да и спастись легче. И это означает единственное: они не отступят, что бы со мной ни случилось».