Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры - Людмила Ивановна Сараскина

Кровавое воскресенье, когда погибло несколько сотен человек, ставшее толчком к Первой русской революции, пагубная война с Японией, нищета заводских рабочих, голод крестьян, Первая мировая война, которую можно было предотвратить. И главное в цепи ошибок последнего царствования – потакание Распутину (Том Бэйкер), «Другу», которому беззаветно верила императрица (Дженет Сьюзман), ставя в зависимость от его желаний и капризов жизнь империи.

Следует отдать должное голливудскому фильму – с максимальной деликатностью показаны личные отношения в царской семье. Николай II (Майкл Джейстон) и Александра Федоровна – поистине любящие супруги; ни малейшего сомнения в верности царицы своему долгу у авторов картины не возникает, хотя сплетни проникают за толстые стены Царского Села – и что царица – немецкая шпионка, и что изменяет мужу с Распутиным, и что закрывает глаза на его распутство с дочерьми. Но это слухи «извне»; то, как зритель видит ее поведение «изнутри», не вызывает подозрений. Если бы только не «Друг», в угоду которому и по слову которого один министр сменяет другого, и приходят только угодные ему, худшие из худших, а он цинично бравирует своим могуществом.

Фильм вполне добросовестно следует книге Р. Мэсси. Роскошь царских покоев и костюмов, благообразие и внешняя красота Николая, его жены, дочерей и цесаревича нарочито противопоставлены убожеству быта простолюдинов, грубости, а подчас и уродству их лиц.

Единственная сцена, которая совершенно выбивается и из книги Р. Мэсси, и из мемуаров князя Юсупова, – это сцена убийства Распутина. Она длится всего 7 из 183 минут, но решена в ином ключе и в иной тональности. Во-первых, действие происходит не в доме князя Юсупова, а в некоем роскошном ресторанном заведении, где есть приватные комнаты с кальяном и травкой. Здесь и собрались четверо: Распутин, Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович, доктор Лазоверт. Князь Юсупов (Мартин Поттер), с ликом падшего ангела, завораживающе красивый, вызывающе порочный, насмешливый и циничный, провозглашает: революцию не остановить, но можно повеселиться. Он и позовет Распутина в кальянную комнату фешенебельного петербургского ресторана, где одетые в шелка и бархат в восточном стиле трое «друзей» на бархатных диванах предадутся изысканному «дымному» наслаждению. Доктор Лазоверт (Вернон Добчефф) в черном фраке будет прислуживать – подаст отравленное вино, пирожные с цианидом – и останется наблюдать. В какой-то момент Феликс Юсупов скажет: «Отцу Григорию нужна женщина, чтобы развеселиться». Обкуренный и развеселый, Юсупов выйдет в общую залу, кивнет молодому флейтисту из оркестра (Алан Далтон), тот понимающе последует за повелителем, наденет пестрое цыганское платье и пышный парик, подведет глаза, накрасит губы, наведет яркий румянец и явится, танцующим и беспутным, перед Распутиным. Старец радостно и благодарно клюнет на развлечение, пустится в пляс и только расхохочется, когда флейтист сбросит парик и дамское платье, обнажив свой голый торс: святоша в восторге обнимет красавца мужчину. С этого момента яд начинает свое действие, и дальше вся сцена движется под непрерывный хохот двух приятелей, отношения которых выходят далеко за рамки мужской дружбы – Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича (Ричард Уорвик).

Убийство сопровождается надругательствами, издевательствами и кощунством; никакой трагедии, никаких переживаний, ничего, связанного с совестью и нравственными муками, здесь не происходит. Хохоча и кривляясь, молодые вельможи расстреливают падкого до развлечений похотливого мужика, разодетого в шелка, а потом добивают умирающего железными цепями. «Боже, царя храни» – таков будет вердикт князя Юсупова над окровавленным мертвым телом.

Вспомним роман, написанный четырьмя десятилетиями ранее. Странные слухи ходили о петербургских развлечениях молодого Николая Ставрогина. «Молодой человек как-то безумно и вдруг закутил. Не то чтоб он играл или очень пил; рассказывали только о какой-то дикой разнузданности, о задавленных рысаками людях, о зверском поступке с одною дамой хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично. Что-то даже слишком уж откровенно грязное было в этом деле. Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер, привязывается и оскорбляет из удовольствия оскорбить» (10: 36). Однако в послужном списке кутилы была не только разнузданность, пусть и самая дикая. «Принц Гарри имел почти разом две дуэли, кругом был виноват в обеих, убил одного из своих противников наповал, а другого искалечил и вследствие таковых деяний был отдан под суд. Дело кончилось разжалованием в солдаты, с лишением прав и ссылкой на службу в один из пехотных армейских полков, да и то еще по особенной милости» (там же).

Подобное наказание Феликсу Юсупову и великому князю Дмитрию как родственникам императора Николая II, конечно, не грозило, но Достоевский смог угадать и парадоксальную реакцию общественного мнения, падкого к обаятельным и утонченным красавцам. «Одних особенно прельщало, что на душе его [Ставрогина] есть, может быть, какая-нибудь роковая тайна; другим положительно нравилось, что он убийца (10: 37). Именно так реагировало образованное общество времен последней империи на «подвиг» князя Юсупова. Голливуд же вовсю отыгрался на ключевой сцене распутинского цикла, и уже не оставалось в живых никого, кто бы мог опровергнуть интригующую неправду и вчинить иск.

«История любви, погубившей империю» – таков подзаголовок книги Р. Мэсси. История эта похожа на древнюю притчу: царь слишком любил царицу – больше, чем империю и власть. Царица больше всего на свете любила сына – больше, чем мужа и царство. Распутин больше всего дорожил своим влиянием на царя и царицу – больше, чем своей жизнью. Юсупов сильнее всего холил свой необузданный нрав и свои прихоти. Великий князь Дмитрий Павлович больше всего был привязан к Феликсу Юсупову.

Тщетные усилия любви, погубившие всё и всех.

Агония Г. Распутина и «Агония» Э. Климова: «уличные» версии

Вряд ли Р. Мэсси, написавший в 1967 году роман «Николай и Александра», а также Голливуд, снявший спустя четыре года фильм по этому роману, имели в виду круглый юбилей Октябрьской революции (50 лет!), который в СССР праздновали как раз в 1967-м. Другое дело – советские кинематографисты: в мае 1966-го за дело взялся Анатолий Эфрос, намереваясь снять к юбилейной дате картину по пьесе А.Н. Толстого «Заговор императрицы». А.Н. Толстой, вернувшись на родину из эмиграции (1918–1923), написал в 1925-м пьесу в соавторстве с профессором П.Е. Щеголевым и в том же году издал ее в Берлине. Тогда же она была показана на сцене Московского театра «Комедия», затем в Большом Драматическом театре в Ленинграде и вскоре стала одним из самых популярных спектаклей – тема гниения и разложения царского режима пришлась в стране победившей революции как нельзя более кстати.

Однако, по мнению И. Пырьева, руководившего мосфильмовским объединением «Луч», Эфрос со сценарием не справился. Работу передали Элему Климову. Состоялся крайне интересный разговор.

Климов, прочитавший пьесу Толстого: «Я одолел это произведение, пришел снова к Пырьеву,