Отречение - Мария Анатольевна Донченко

том, чтобы воспользоваться инцидентом и окончательно развязаться с Надей, крутилась в его мозгу, но никак не могла оформиться в готовое решение.

И вот настал день, когда Усольцев сидел перед зеркалом, а жена обильно покрывала его лицо пудрой и тональным кремом. Конечно, полностью скрыть следы побоев не удалось…

– Ладно, шрамы украшают мужчину, – мрачно пошутил Усольцев, глядя в зеркало, когда жена подавала ему пиджак.

Через сорок минут он вошёл в фойе гостиницы, где – за пять минут до назначенного срока – его уже ожидал Калныньш.

– Вы можете называть меня Марк Имантович. Или просто Марк.

– Алексей.

Пожав друг другу руки, они поднялись в специально арендованный номер.

* * *

– Надя! – кричал Артём, – Надя, постой! Послушай! Надя, я люблю тебя!

– Пропусти! – она попыталась отодвинуть его с дороги, но Артём не пропускал её.

– Надя, я должен с тобой поговорить. Очень серьёзно!

– Что тебе нужно, Зайцев? У меня есть молодой человек. Отвяжись от меня. Пропусти.

– Это Усольцев, что ли? – глаза Артёма сузились.

– А даже и так! Какое твоё собачье дело до моей кошачьей жизни? – разозлилась Надя.

– Наденька! Он же сволочь!

– А ты пьян, – ответила Надя.

– Надя! Если хочешь знать, я только что… я набил морду твоему Усольцеву, – Артём уже слабо соображал, что следует говорить ей, а что не следует, и слова сами срывались с языка…

– Ты придурок! – зло огрызнулась девушка и снова двинулась к лестнице, но он снова мягко остановил её.

– Наденька, я тебя очень люблю! Хочешь, на колени встану? – Артём рухнул вперёд, как подкошенный, и оказался на пыльной ступеньке на коленях, разведя руки в стороны, чтобы Надя всё-таки не прошла.

– Придурок! – повторила Надя. – Сам ты сволочь! Ни на что большее не годишься, да? Уйди из моей жизни! Да, я с Усольцевым, он разведётся с женой и женится на мне, и мы будем счастливы, слышишь ты, неудачник?

Надя отвела руку Артём и проскользнула наверх.

– Придурок и есть! – крикнула она уже с верхней лестничной площадки.

Артём медленно поднялся, небрежно отряхнул пыль с джинсов и побрёл к себе.

* * *

– Алексей, – неторопливо говорил Калныньш, – я очень рад, что у нас сходятся основные взгляды на политическое будущее, но я хотел бы поговорить конкретно – о парламентских выборах.

– До выборов ещё больше двух лет, Марк, – возражал Усольцев.

– Они же могут случиться и досрочно, и мы должны быть готовы и в этом случае… Однако, два года – тоже срок не столь длинный.

Усольцев кивнул, потягивая лимонад из стакана через соломинку.

– Я знаю, что Вы отдалились в последнее время от парламентских коммунистов, – продолжал Калныньш.

– Совершенно верно, – кивнул Алексей, – с ними нет смысла работать. Мы уже пробовали с ними сотрудничать, однако на прошлых выборах они не включили в список ни одного представителя «Левой колонны»…

«Они не включили в список меня!» – услышал за этими словами Калныньш крик болезненно уязвлённого самолюбия.

– Я понимаю, Алексей. Более того, никто не может гарантировать и то, что Вас включат в список на этот раз. Однако работать с парламентскими коммунистами придётся. Дело в том, что у них большая социальная база. Массовка, так сказать.

– Хреновая у них массовка, – скривившись, махнул рукой Усольцев, – одни сталинисты, чего уж там…

– От массовки нужно не качество, Алексей, – ответил Калныньш. – От массовки нужно количество. Количество и выход на площадь. Всё. Остальное делают технологи. Рядовые участники могут думать, что они вышли на улицу за Сталина, за Гитлера, за Ельцина или за двести сортов колбасы – думать они могут всё, что им заблагорассудится. Вы достаточно молоды, Алексей – помните ли Вы девяносто первый год?

– Припоминаю.

– Многие ли рядовые участники тех событий могли представить, что меньше чем через год их зарплаты будет хватать на пять буханок хлеба, а выплачивать её будут с задержкой в восемь месяцев? Подчёркиваю, я говорю только о рядовых. Да они были уверены, что на следующий день на них упадёт манна небесная, и скажи им такое – покрутили бы пальцем у виска, в лучшем случае. Отрезвление же наступило для большинства тогда, когда свою функцию они выполнили и стали не нужны.

– Проблемы индейцев шерифа не волнуют, – кивнул Усольцев. – И сейчас выросло поколение, которое девяносто первый год не помнит. Но у меня есть серьёзный вопрос, Марк. Ведь вы одержали полную, я бы сказал, разгромную победу в девяносто первом году. Как случилось так, что вновь возникла нужда в применении ваших, как Вы выражаетесь, технологий?

Марк усмехнулся.

– Однако Вы глубоко копаете, Алексей. Да, это действительно так. Что ж, могу Вам ответить – на своём уровне, конечно, ведь я тоже исполнитель и надо мной стоят люди, которые принимают решения – мы не до конца добили совок, и вот он вновь поднимает голову. Совок слишком живуч, не будучи уничтожен до конца. Я надеюсь, Вас, как русского человека и левого политика, не оскорбляют подобные формулировки?

– Нисколько, – ответил Усольцев, – я в первую очередь практик и руководствуюсь тем, что может принести реальную пользу, а не иллюзиями.

– Я это сразу заметил и поэтому решил работать с Вами, Алексей. Однако, не будем отвлекаться от главного. Мы говорили о выборах. Но выборы – это только прелюдия к тому, что наступит после. Собственно, наше время наступит на следующий день после выборов.

– Вы имеете в виду украинский опыт? – уточнил Усольцев.

– Да, но не только. Я имею в виду применение технологий, которые в своё время разрабатывались нами, – Калныньш хотел упомянуть Келлера, но в последний момент передумал – эта фамилия всё равно ничего не сказала бы собеседнику, зато мысль зацепилась за важный момент. – Я помню, что Вы представляете левое крыло спектра, однако как бы Вы