Отречение - Мария Анатольевна Донченко

веру в неё, За то, чтоб Отчизна не стала Землёй, где заморское правит ворьё Толпою тупой и усталой…»

Вдруг Артём заметил, что чьи-то упрямые блестящие тёмные глаза тревожно наблюдают за ним из-за куста, на ветках которого подрагивали не обсыпавшиеся ещё жёлтые листья. Он резко шагнул к кусту. Мальчик сделал шаг назад, но Артём уже находился рядом с ним.

– Женька, ты, что ли?

– Ну я, – шмыгнул носом двенадцатилетний младший Лосев, – ты только мамке не говори, прибьёт она меня…

– Да что, я сам не был мелким? – ответил Артём. – Пойдём, поговорим, если хочешь…

Они присели на край бетонной подпорки металлического ограждения стадиона «Красная Пресня».

– Света-то где? – невзначай поинтересовался Артём. В районе Женя не расставался со своей подружкой.

– Её мамаша не отпустила, – ответил мальчик.

– А тебя, значит, отпустила?

– А я не спрашивал.

Перед глазами Артёма встало уставшее, издёрганное лицо Анны.

– Ну и правильно.

Они помолчали.

– А правда, что ты был тут в девяносто третьем? – спросил Женя.

– Правда, – ответил Артём, зажигая сигарету. – И потерял тут лучшего друга. – И он начал рассказывать обо всём, что видел и пережил в те дни, и картины вставали перед ним, как будто всё это было вчера… Женька слушал, не перебивая.

– Артём, – спросил он, набравшись храбрости, – а правду говорят, что тебе моя сестра нравится?

– А вот для таких вопросов, извини, брат, мал ты ещё, – жёстко сказал Артём. – Это уж, извини, не политика… Ты не куришь?

– Нет пока, – честно ответил Женька.

Тем временем сумерки сгущались, и только тёмное, почти чёрное осеннее небо висело натянутой тканью на вечных шпилях сталинских высоток.

– Пойдём домой, – предложил Артём, – рабочий день завтра, да и тебе в школу.

Они медленно двинулись в сторону метро.

– Ты же знаешь, – неожиданно спросил мальчик, – как у моей мамки на рынке чеченцы деньги украли?

– Знаю, – кивнул Артём, – а с чего ты взял, что именно чеченцы?

– А кто же ещё! – с жаром возразил Женька. – Как будто не знаешь, что рынок чеченцы держат! Все они такие! Ненавижу, – добавил он зло и тихо.

Артём хмыкнул.

– А ты вообще в курсе, что у твоей мамки брат наполовину чеченец?

– Да ну! – недоверчиво отозвался мальчик. – Вообще не в курсе!

Артём понял, что сболтнул лишнее, раз в семье не было принято об этом рассказывать…

– Ладно. Если хочешь, расскажу. Только ты уж меня не выдавай – ты эту историю не знаешь.

– Конечно! – с готовностью кивнул Женька.

Они остановились у метро «Краснопресненская».

– Когда твой дед Фёдор жил на Урале, – начал говорить Артём, – а мать твоя жила у бабки Матрёны в Москве и училась в школе, твоя бабка Наталья от деда ушла к какому-то чеченцу Мураду, я его ни разу не видел и даже фамилию не знаю. От этого Мурада был у неё сын Никита, девяносто первого года рождения, она вроде даже с ним хотела вернуться к вам, пока дед в тюрьме сидел, но Матрёна её не пустила… А дальше была совсем странная история. Наталью тем же летом нашли убитой в лесу…

– Это я знаю, – ответил Женька. – В Лосином острове.

– Да, – подтвердил Артём, – но не одну, а с ребёнком. Ребёнок выжил, его сдали в детдом под фамилией того мента, который его обнаружил. Потому что документов у них не было.

– И где же он сейчас? – нетерпеливо спросил Женька. – Это ж получается мой дядя, и ему должно быть… – он на секунду задумался, прикидывая. – Ему ж должно быть семнадцать лет!

Ему подумалось о том, как здорово было бы иметь дядю на пять лет старше, хоть бы и чеченца – это ж почти старший брат, даже круче, не то что дура Надька!

Артём ответил не сразу.

– А потом… Потом, в девяносто пятом, твой дед вышел из тюрьмы. Он тоже ничего не знал, но стал Наталью разыскивать. Где он только не побывал, даже в Чечню сунулся во время войны. Очень он её любил, твою бабку, хоть она того и не стоила… В общем, её уже на свете не было, но раскопать ему удалось много чего. И про сына её раскопал, и даже узнал, где он, и пытался забрать. Но не успел.

– Он умер? – взволнованно спросил Женька.

– Был живой, – ответил Артём. – Его отдали на усыновление в Америку. А что было дальше – чёрт его знает, и не выяснишь никак. Может, на органы продали, а может, и живёт где-нибудь, кто знает… Пойдём, что ли, в метро, и ты уж не забудь, я тебе ничего не рассказывал…

* * *

Всё получилось не так, точнее сказать, не так скоро, как предполагал Калныньш.

Марка отозвали из России – у начальства внезапно появились для него более срочные дела, и даже встретиться с Усольцевым он не успел.

Встреча эта, впрочем, была хоть и важной, но не срочной, и её вполне можно было перенести на следующий, две тысячи девятый год – если, конечно, в России не наметятся досрочные выборы. А они не намечались, и Калныньш уехал со спокойной душой.

Дела задержали его даже дольше, чем он планировал, и в Россию он вернулся в конце весны девятого года.

Вернувшись, едва выйдя из стеклянного здания пассажирского терминала Шереметьево на стоянку такси, он сделал несколько звонков, известив о своём прилёте ряд граждан, в том числе – Олесю Усольцеву – а заодно узнав последние местные новости.

Нельзя сказать, чтобы Леся сильно обрадовалась этому звонку – но приняла