Антитезис - Андрей Имранов

— Все равно у вас ничего не выйдет. Как вы людей погоните на это чтение мозгов, когда все узнают, чем это чревато? Под дулами автоматов каждого каждую неделю? Народ будет против. Вот тогда узнаете, что такое революция.

Вирджил широко улыбнулся.

— Ну ты себя с народом не путай, — сказал он ласково, — против будет не народ, а некоторая его составляющая. Не спорю, в нынешней системе — наиболее значимая. Поэтому без некоторых перестановок не обойтись. Но с чего ты взял, что просветку мы будем делать принудительно? Нет, исключительно добровольно. Хочешь дальше работать и получать зарплату — пожалуйте на процедуру. А нет — так до свидания. Попал под подозрение о совершении преступления — выбирай. Можешь отказаться от просветки и ответить по всей строгости закона, как виновный. Никакой принудиловки, ты что! Мы и своих работников никогда не принуждаем, и даже тебя — разве мы принудили лечь в этот МРТ? Ты можешь сказать, что мы тебя обманули — и будешь прав, впрочем, тогда это было необходимо — но мы тебя не принуждали, ты сам сделал выбор. Теперь, когда ты все знаешь, ты можешь в любой момент отказаться от очередной просветки и идти на все четыре стороны. Но совсем без просветки обойтись пока не получится. Путем естественной эволюции человечество от постыдных привычек не избавить. Это все равно, что надеяться на естественное излечение аппендицита. Хирургическое вмешательство необходимо.

— Между прочим, — сказал Дима, — неудачное сравнение. Я понимаю, что вы хотели сказать, но ваша ошибка очень символична. Дело в том, что по последним исследованиям, аппендицит очень важен при формировании иммунитета и его удаление скорее вредит, чем…

Вирджил расхохотался. Громко и весело. Отдышался, утер слезы.

— Ты думаешь, моя ошибка символична? Твоя — еще символичнее. Аппендицит — это не орган, это болезнь, возникающая при воспалении аппендикса. И боюсь, даже британские ученые не смогут доказать, что аппендицит может быть кому-то чем-то полезен. Действительно, не стоит вмешиваться в здоровый организм. Но человечеству-то уже гнойный перитонит светит. Ты, я полагаю, не задумывался, но отношение общества к постыдным привычкам, повлекшее появление термина «частная жизнь» — это момент более важный, чем отношение к частной собственности или, там, к эксплуатации человека человеком. Только задумайся, что человечество потеряет вместе с этой самой частной жизнью? А что приобретет? Взвесь все плюсы и минусы! Это же сразу и на корню устранит преступность почти полностью. Ну да, останется месть, останутся убийства в состоянии аффекта. Но львиная доля преступлений — ограбления, всякие аферы, умышленные убийства, мошенничество — исчезнут. Какой смысл в воровстве, если всем все известно? И наказание — неотвратимо? Теперь, когда ты знаешь, что это — не фантастика, тебя устраивает такая цена за то, чтобы твои секретики оставались в тени? Никто не будет знать о том, что ты любуешься голыми мальчиками, но маньяк будет так же свободно резать людей в темных переулках, а алчный чиновник купит себе еще пару вилл на Лазурном берегу. Ты согласен на это? Отвечай!

— Можно подумать, это от меня зависит…

— Ах-ах, — Вирджил покачал головой, — какая удобная позиция. Ты и на выборы поэтому ни разу не ходил — ты же умный человек и понимаешь, что от одного твоего голоса ровным счетом ничего не зависит. Все равно все подделают так, как надо. Вот только пока ты будешь так думать, ничего зависеть и не начнет. Думаешь, однажды, кто-то могущественный и добрый всё-всё исправит и сообщит лично тебе по телевизору: «Димочка, иди голосовать, теперь всё по-честному?». А вот хрен тебе! Если хочешь, чтобы твой голос на что-то влиял, докажи, что ты его имеешь. Или: ты не хочешь? Или тебе сложившаяся ситуация удобнее? Ну и пусть вокруг бесправие и произвол, зато твоей ответственности в этом нет; можно взахлеб ругать на кухне зажравшихся депутатов и поносить на чем свет стоит «антинародное правительство»?

— Нет.

Вирджил молча поднял брови.

— Нет, я хочу, чтобы мой голос на что-то влиял… наверное. Я просто не готов и слегка… взволнован. Мне надо подумать.

— Ха, «слегка взволнован». Сказал бы уж как есть — до самых печенок ошарашен. Хотя… нормальная реакция. Видишь ли, еще одна причина, по которой выбрана Россия — здесь уничтожение частной жизни не вызовет такого общественного резонанса, как, скажем, в Америке, или в Европе.

— Да уж, представляю, — Дима хмыкнул.

— Большевики попытались устранить понятие «постыдной привычки» с помощью общежития. Коммуны и правила их обустройства на заре Советской власти не без оснований считались одними из столпов нового общества. Увы, коммунисты просчитались. Во многих случаях общежитие снижало эффективность работников. Невозможность уединения плохо сказывалась на работоспособности управленцев, специалистов умственного труда, людей творческих профессий. Поняв это, коммунисты начали вводить послабления, предоставлять отдельные жилища некоторым категориям работников, чем не преминули воспользоваться лелеющие свой затхлый хлам «порченые». Увы, у коммунистов не было Машины Бланки и все добрые начинания быстро сошли на нет, принеся больше вреда, чем пользы. А жаль. Сейчас мало кто помнит, но сексуальная революция в двадцатом веке началась не в Америке шестидесятых, а в молодом Советском союзе. Те достижения, до которых, скрипя и оступаясь, Америка добирается до сих пор, для советского секспросвета были пройденным этапом уже в двадцатых годах.

— Да ну, — недоверчиво хмыкнул Дима, — все знают: «в Советском союзе секса нет».

Вирджил досадливо отмахнулся:

— Это уже потом случилось. Когда тяжелый груз выпал из рук «отцов революции» и покатился назад под гору, разрушая все, что было создано. Не веришь — сходи в Ленинку. Почитай, что писала Коллонтай, найди очень популярную брошюрку двадцать пятого года под названием «Сексуальные рефлексы», ну и так далее.

Дима задумался.

— Тогда вам не здесь, а в каком-нибудь Зимбабве надо было революцию устраивать. Где все ходят голые и живут той самой идеальной коммуной.

Вирджил искоса посмотрел на Диму.

— Это ты уже просто упрямишься, я даже возражать тебе не буду, ты и сам понимаешь глупость своего заявления. Но есть еще одна немаловажная причина выбора именно этой страны. Процент «чистых» в России выше, чем в любой другой стране мира.

— Ха-ха-ха, — Дима засмеялся, — а вот в эту ерунду я уж точно никогда не поверю! Это у нас-то? Где невозможно найти честного чиновника и не берущего взяток ГИБДДшника? Где ж они все прячутся, ваши «чистые»? В сибирской тайге?

— Зря ерничаешь. Видишь ли, «чистый» никогда не пойдет во властные структуры — это противно его природе. Управленцем его можно сделать только насильно. А не будучи управленцами, «чистые», как это не странно, больше вредят обществу, поскольку склонны «подставить вторую щеку» вместо того, чтобы «око за око». Вот и выходит, что все те, кто должен управлять, пашут на полях и на заводах, а те, кто должен сидеть в тюрьме — сидят в администрации.