Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) - Екатерина Вторая

Кавказскому и Кубанскому корпусам приказал идти; в Крыму предписал защищаться, стараясь впустить неприятеля в землю и отрезать от судов. Дай Боже помощь. Но при том напомяну мою прежнюю мысль, что, не имея тамо крепостей надежных, ни флоту еще сильного, гораздо бы лутче было его оставить, и, дав войти неприятелю, его выгнать. Войски же тамошние, находясь за Перекопом, могли по обстоятельствам действовать и умножить наше паки малое число, а теперь они, кроме обороны, по которой привязаны к Севастополю, в Тавриде, как в кошеле, лежать должны.

Матушка Всемилостивейшая Государыня, я и пойду и буду действовать со всею ревностию, несмотря на новость моей пехоты, которая почти вся из рекрут. Я везде собою показывать стану пример, с охотою принесу на жертву жизнь мою Вам, моей матери, Государству и, можно сказать, Христианству3, надеясь несумненно, что Бог мне поможет. Я везде зделал всевозможные разпоряжения противу неприятельских покушений, но как успехи военные перемене подвержены, то естли бы за всеми моими стараниями где-либо неприятель получил выигрыш, не причтите, Всемилостивейшая Государыня, мне в вину. Бог видит, сколько я распален желанием принести Вам славу.

В Польше в большой ферментации, а особливо молодежь4, а не меньше их всех Г[раф] Браницкий. Матушка, прикажи поспешить, ибо их другой наклонить может. Пользуйтесь их расположением к нам. Ко мне приехал Пулавский, храбрый человек и столь известный на Волыни. Он противу Пугачева дрался. Спрашивает только, какой мундир надеть, и сюда явится. А люди у него готовы. Он хочет быть везде с Браницким. Взяв в сем деле всю осторожность, чтобы отнять у Прусского Короля всякое подозрение, успеть будет нетрудно.

Ежели Граф Чернышев не выехал еще из Варшавы, то бы лутче его оттоль вытащить. Пока жив, с непременной преданностию

вернейший и благодарнейший подданный

Князь Потемкин Таврический

857. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Любезнейший друг Князь Григорий Александрович. Вчерашний день Великая Княгиня родила дочь, которой дано мое имя, следовательно, она — Екатерина1. Мать и дочь здоровы теперь, а вчерась материна жизнь была два часа с половиною на весьма тонкой нитке. Видя крайность, я решилась приказать accoucheur[340] спасти ей жизнь, за что теперь меня и муж, и жена много благодарят.

Твои письмы от 28 апреля я получила. Из коротенького вижу, что ты летал повсюду на сухом пути и на воде и распорядил все нужное. Курьера, обещанного из Елисавета, буду ждать нетерпеливо.

Брюс не хочет ехать, говорит, что ты в 1783 году, когда он просился в армию, ему от меня сказал, что он здесь оставляется ради командования против шведов. А что он говорил о том с Безбородкою, которому я приказала с ним о сей поездке говорить, то пускай сам к тебе напишет.

Прощай, мой друг любезный. Я здорова. Пауль Жонес к тебе поскакал. Будь здоров и дай Боже тебе всякое щастие и благополучие.

Из Царск[ого] Села. Маия 11 ч., 1788

У нас так холодно, что я пишучи почти замерзла.

858. Г.А. Потемкин — Екатерине II

Елисавет. 19 майя [1788]

Матушка Всемилостивейшая Государыня! Я получил о разрешении Ея Имп[ераторского] Высоч[ества] и на другой день праздновал. В тот же день было освящение знамен казацкого прекрасного войска, что Вы позволили составить из однодворцев Екатеринославских.

Греки крейсирующие весьма храбро и охотно поступают. Хорошо, коли бы наши морские подобились им, но их погубила наука, которую они больше употребляют на отговорки, нежели на действия. Я произвел мичманами тех, кои сражались в близости флота неприятельского. Повидимому, турки смотрят, куда мы обратим свои силы, дабы туда же и им собраться. Войски почти все к Бугу пришли, выключая казаков, которых Днепр удержал. Подлежащее к осаде приходит в готовность; я был бы уже на Буге, но присутствие мое здесь нужно для побуждения задних, дабы скорее шли. Переход за Буг будет в двух местах: 1-й мост понтонный поставится ниже Ольвиополя в двух верстах, где с частью пехоты переправятся почти все легкие войски и передовая конница, которую я составил из полков легкоконных Ольвиопольского и Воронежского. Сии состоят из чужестранцев, которые хотели все взять абшиты, но я их уговорил служить, согласясь на их прозьбу — быть по-гусарски одетым, что и легко было зделать, переменя токмо одни камзолы, коим минул срок, на доломаны. И тут была мне пакость: разсказали им, что из малороссийских полков брали карабинер в гренадеры, то и с ними будто то же будет, а они все почти из служивших в других армиях гусаров, то и не желали от страха остаться, разве бы зделать их гусарами. Сии два полка и полк волонтеров гусарский, да корпус казаков Екатеринославских регулярный, назвал я передовою конницею и впредь поднесу доклад, как сему корпусу быть в военное и мирное время.

Как первая часть, перейдя Буг, достигнет тою стороною до места, противу Александровки лежащего, тогда наведется тут другой мост, и перейдет все остальное. Соединя тут войски, пойду вперед до Аджигиола, где присоединятся ко мне, переправясь судами из Херсона, 6 баталионов пехоты, и осадная артиллерия переправляться будет у Русской косы на устье Буга. В то же время все суда подступят к Очакову, и Александр Васильевич своими войсками наступать будет с моря, а я с сухого пути, да благословит Бог.

Матушка Государыня! я слышу, будто Император Вам и чрез посла Вице-канцлеру жаловался на несодействие армий1. С какой стати меня они тут припутывают. Войски мне вверенные большею частию хранить должны границы; наступательное же у меня на один пункт, то есть на Очаков, которое не может им служить диверсиею; и для чего я должен путем собраться и взять все меры, чтобы не плестись так, как они с Дубицею, местом почти без укрепления. По нечаянной войне мне было нужно зделать в 4 месяца то, что бы должно было в два года произвесть. Пущай другой мог бы возыметь кураж чинить совсем разбитый погодою флот, настроить гребных судов, могущих ходить в море, такое множество и сформировать совсем вновь шестнадцать баталионов пехоты, да десять тысяч совсем новой конницы, составить большой магазейн подвижной, снабдить артиллерию ужасным числом волов, изворачиваться в пропитании — и все это в 4 месяца, охраняя границы Ваши, на которых, благодаря Бога, все сохранено, — на степях, без достаточных квартир, и паче на Кинбурнской стороне, где слишком на десять тысяч людей в три недели было должно построить жилища.

Им в содействие по своему положению следует единственно от армии Украинской, которая всюду могла обращаться, имея везде выгодные селения. Я весьма доволен Неранчичем: он в короткое время вывел уже тысячу гусар на службу. Скоро и другая довербуется, и очень хорошо вооружены. Я признаюсь, что в нем много способностей.

Матушка Всемилостивейшая Государыня, Вы увидите, с какою я охотою пойду, будучи по смерть

вернейший и благодарнейший подданный

Князь Потемкин Таврический

P.S. У нас Александра Васильевна отошла было на тот свет, но вдруг и неожиданно Бог помог2.

859. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Мая 27, 1788

Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день, когда я сбиралась ответствовать обстоятельно на твое письмо от 10 сего месяца, тогда приехал Рибопьер1 с его отправлением от 19 майя. Исправное и подробное твое описание состояния дел и действий, также отправление курьеров чаще прежнего, служит к моему удовольствию и спокойствию душевному. Я вижу из твоих писем вообще разумные твои распоряжения, что все уже в движении и что во всех случаях и везде соответствуешь в полной мере моей к тебе доверенности и моему выбору. Продолжай, мой друг, как начал. Я надеюсь, что Бог благословит твою ревность и усердие ко мне и к общему делу и увенчает твои предприятия успехами. А во мне, будь уверен, — имеешь верного друга.

От Фельдм[аршала] Румянцева давным давно я писем не имею и не ведаю, что он делает, а только о сем знаю чрез письма его, которые ты ко мне присылаешь. Ужо скажет, я чаю, что смерть матери его погрузила в такую печаль, что писать не мог2.

Мичману Глези и полковнику Платову Владимирские кресты даны в крестины Вел[икой] Кн[яжны] Екатерины. Мне Рибопьер сказал, что ты Пауль Жонеса весьма ласково принял, чему я тем паче радуюсь, что он несколько опасался, что он тебе не понравится. Но я его уверила, что с усердьем и ревностию тебе весьма легко угодить можно и что ты его приезд ожидаешь нетерпеливо, с чем и поехал. И вслед за ним для подкрепления его в добрых расположениям я к нему послала оригинальное письмо Симолина, тогда полученное, в котором прописано было, как ты домогался Пауль Жонеса достать, что служить могло ему доказательством, как ты к нему расположен и об нем думаешь.