Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) - Екатерина Вторая

Что рекруты собраны поздо, сему причиною отдаленность мест и образ и время, когда объявлена война. Я о сем сведала в конце августа, а в первых числах сентября первый набор приказан был, который, я думала по первым известиям, достаточен. Вскоре же потом и второй последовал4. Дай Боже, чтоб болезни прекратились. Естьли роты зделать сильнее, то и денег, и людей более надобно. Вы знаете, что последний набор был со ста душ. Деньгами же стараемся быть исправны, налогов же наложить теперь не время, ибо хлебу надорода, и так недоимок не малое число.

Отгон скота в семи верстах от Очакова донцами и верными зап[орожцами] и прогон турецкой партии я усмотрела с тем удовольствием, которое чувствую при малейшем успехе наших войск, parce que quand il s'agit des coups, il vaut toujours mieux d'en donner que d'en recevoir.[334]

Что Князь Нассау мною доволен и оказывает ревность к службе, мне весьма приятно. Из письма моего, посланного чрез Ген[ерал]-Пор[учика] Князя Долгорукого, ты увидишь, что с Пауль Жонесом я уже вступила в переговоры и что он прямо к тебе поедет.

Оригинальное письмо Ломбарда я к тебе послать велела5. Из оного увидишь все его происшествия и сколько он пострадал и в полон попался от своих. Признаться должно, что мореходство наше еще слабо и люди непривычны и к оному мало склонны. Авось-либо в нынешнюю войну луче притравлены будут. Морские командиры нужны паче иных. На Кингсбергена не щитаю, понеже разные связи его вяжут доныне. Дела в Голландии не кончены, Принц Оранский старается зделаться владетелем, жена его собирает под рукою себе партию, а патриоты паки усиливаются6. Надо ждать весны, что тамо покажет.

Прощай, мой друг, будь здоров. Бог с тобою. Я здорова.

Февр[аля] 26 ч., 1788 г.

840. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Усматривая из твоего письма последнего, что у тебя Попов и вся канцелярия так больна, что ты сам принужден писать текущие дела, и опасаясь, чтоб сие не умножило твою слабость, на которую жалуешься, пришло мне на ум послать к тебе Турчанинова. Оставь его у себя, дондеже тебе в нем будет нужда, а там возврати его. Буде же он излишен вовсе, то отправь его хотя на другой день, ибо он только с тем и послан, чтоб его употребить, буде годиться может; наипаче же, чтоб тебе доставить привычного человека, а Попову дать время оправиться, буде Бог изволит, чтоб жив остался.

Прощай, мой друг, Бог с тобою. Не сердись за присылку, ибо от самого доброго намерения.

Февр[аля] 26 ч., 1788 г.

841. Г.А. Потемкин — Екатерине II

Елисавет. 4 марта [1788]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Отправлением сего курьера я замедлил по причине, что несколько дней назад рапортовано мне было из Кинбурна, что слышны были пушечные сперва выстрелы у острова, они потом отвечали в Очакове, и видно из оного было выезжающих несколько сот турков к острову. Сие походило на приближение их флота, о чем я дожидался узнать и, получа рапорт от посыланного из Севастополя судна, видел что то происходило от приближения нашего к их берегам. О поступках сего грека особый рапорт здесь прилагаю1.

Флот не выдет скоро из починки, дефекты столь сильны были, что почти переделывали суда, притом несколько раз дорога так портилась, что ничего нельзя было возить, как и теперь провиантские подвозы все остановились, и я без ума и в хлопотах поеду завтре в Кременчуг приискивать способов. Но естли не просохнет, то Бог весть, как извернуться. То же и покупкой: хлеб в Польше с места тронуться не может. Я, право, из сил выбился, но о сем меньше всего я думаю, лишь бы общее шло хорошо.

Река Буг прошла, и часть Днепра, а вверху, до Кременчуга лед слаб, но еще не проходит. О судах вообще прила[га]ю ведомость. «Слава Екатерины» по приказанию Вашему переимянован будет «Преображением». Матрозы и плотники и теперь еще не все пришли, а офицеров морских весьма у меня недостаточно. На гребные суда определяю армейских. Принц Нассау пренаполнен усердия: он у меня будет другой Суворов2. Гримм пишет ко мне об одном артиллеристе, что хочет в службу, о котором доносил он и Вам3. Не худо бы инженеров оттоль достать. Сие необходимо нужно. Атака Кинбурнская доказывает, сколь они искусны. Также я беру смелость выписать из практикованных офицеров, которых у них много в портах, выписать для хваток на море. Сей род, что они называют des officiers bleus,[335] отменно храбрые и знающие, но они не производятся в дольние чины, будучи не дворяне. Я посылаю нарочного к Симолину, как об артиллеристе, так инженере, и о сих последних надежду имею, что Бугенвиль выберет мне все Ломбардов4.

О Поль Жонсе я уже докладывался, матушка, Вас. Не упущайте, Государыня, его из рук. У нас, право, редки практикованные люди. Прощайте, матушка Всемилостивейшая Государыня, право, я служу Вам усердно.

Вернейший подданный

Князь Потемкин Таврический

842. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой Князь Григорий Александрович. В ожидании от Вас курьера я здорова. В проекте польского трактата1, буде встретятся, как чаятельно, многие затруднения, то думаю, чтоб Вы взяли от Графа Браницкого и воеводы Русского кондиции, на каких бы отдавали бригады свои на наше содержание и диспозицию, и тогда, что скорее и удобнее покажется, на то и согласиться с нашей стороны скорее можно будет. Я без тебя, как без руки, и сама затруднения нахожу тут, где с тобою не нахаживала. Все опасаюсь, чтоб чего не проронили.

Прощай, Бог с тобою. Каков Попов? И доехал ли Турчанинов?

Марта 8 ч., 1788 г.

843. Г.А. Потемкин — Екатерине II

Елисавет. 17 марта [1788]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Начинаю принесением чувствительнейшей моей благодарности за попечение прямо матернее обо мне присылкою Турчанинова, которого я встретил, ехавши в Кременчуг. Попов уже выздоровел, а Турчанинов поехал в Кинбурн. А по возвращении, ежели не найду ему дела, то направлю.

Поставщики провианта в Тавриду большею частью зделать не в состоянии, хотя что ни делай. Я все возможности употребляю доставить туда столько, чтобы стало до хорошего пути. Здесь трава начинает показываться, и цветов множество.

Что изволите, матушка, писать о поляках в разсуждении моего представления об них, дабы делать их шефами наших полков — что то делать должно с рассмотрением — конечно, Государыня, так я для того и предлагал сей способ, находя тут пользу для службы. Ибо такой, как Граф Браницкий или Потоцкий, во время военное верно к тем полкам, где будут шефы, по нескольку присоединят собственных своих войск и сами сим будут привязаны. А в рассуждении дисциплины, то, матушка, будьте уверены, что я Вам говорю истину: что у них в учрежденных войсках оная наблюдается даже до педантства. Персонально же из них выдаются люди отличной храбрости, и немало было знаменитых в других службах. Зейдлиц, Малаховский, Понятовский. В Пруссии, в гусарах мелкие офицеры — лутчие из поляков1. Во Франции сих принимают с охотою. Пусть они ветрены и вздорны в их государственном обращении, но сему причина конституция сей земли, что для нас лутче, нежели какая другая. Я так говорю: ежели удастся их нам связать взаимной пользою с собою, то будьте уверены, что они не так полезут, как союзники наши теперешние, которые щиплют перед собой деревенишки турецкие, и те не все с удачею, а так возносят высоко, что, не смотря на невозможности существительные по времяни и не ставя сего в резон, понукают поминутно иттить, и думаю — и везде им кажется, что неприятель обратился на них, хотя сего отнюдь нет. Банат Крайовский у них в боку, который с двух сторон их окружен границами. Какой бы безделицы стоило его занять и где так легко держаться. Однако ж туда нейдут, а сулят все Белград брать. Но сие дело еще будет на словах. Теперь Кобург намеревается на Хотин. Дай Боже. Я с начала о сем им говорил, и тогда тамо тысячи человек не было. Что будет, еще неизвестно.

Настоит крайняя надобность составить план операции. Генерально действовать, по моему мнению, Украинская армия должна между Буга и Днестра. Моя же оборонительно в Крыму, наступательно — к Кубани и на Очаков тою частью, которая у меня составляет Кор д'Арме. Обрати обе армии к одному пункту, осада очаковская прикроется, и силы неприятельские, навлекши к сей стороне, естли Бог поможет разбить, то и Бендеры упадут, и все кончится одним разом. Но естли будем действовать порозну, то сего не выдет. Нужно, матушка Государыня, чтобы Вы приказали Г[рафу] Румянцеву о всех подробностях операции согласиться со мною и, положа на мере, действовать дружно. По сему положению и с Цесарем условиться.

Что изволите, матушка, писать по поводу письма Ломбардова о скудости нашей в морских офицерах, то сие есть великая истина, которую я больше всех чувствую. Пример тому, что Ломбард один больше делал всех. Бог видит, что нет человека. Все, что ни было хорошего, то от Ломбарда и некоторых греков. Нассау берется гребными судами предводить. Я сему весьма рад. Тем паче, что он любит Суворова и будет под ним. Для парусных же судов нетерпеливо ожидаю Пауль Жонса.