Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

результативно действовать на международной арене и провели важные коррекции курса. Советские обвинители наблюдали, как западные обвинители представляют свои обвинения, и видели, какого рода документы, визуальные материалы и свидетельские показания производят самое сильное впечатление в суде. Их особенно впечатлили показания французских свидетелей – показания, заставившие Риббентропа, Шахта, Папена и Дёница снять наушники и отвернуться[775]. Советские корреспонденты со своей стороны сообщали все детали процесса советскому народу и в то же время изучали методы работы западного пресс-корпуса и американские техники связей с общественностью. Руденко тем временем был ознакомлен в Москве с принципиально важной политической информацией и полностью усвоил сложную историю советско-германских отношений. Он был теперь наконец готов к роли обличителя нацистских вождей в зале суда в Нюрнберге.

Глава 8

Свидетели дают показания

Утром пятницы 8 февраля Дворец юстиции наполнился толпой. Галерея для посетителей была набита до отказа, места для прессы переполнены; не хватало места даже за столами обвинителей. Кармен с удовлетворением отмечал, что публика так набивалась в зал только «в дни особых сенсаций»[776]. Тейлор тоже упомянул это многолюдное оживление. Он знал, что все задаются одними и теми же вопросами: «Что Советы скажут о германо-советском Пакте о ненападении 1939 года? Будут ли говорить о советско-германском разделе Польши? Как насчет советского вторжения в Финляндию?» Советские представители наконец вышли на сцену в главной роли, и никто не знал, чего от них ожидать. Даже подсудимые обратили внимание на возбужденную атмосферу в зале суда. Геринг сказал американскому тюремному психологу Густаву Гилберту, что толпа собралась «посмотреть шоу»[777].

Но было непонятно, какого рода «шоу». Явно не очень большой политический спектакль, вопреки тому, как его представляли себе Сталин и Вышинский: у подсудимых были умелые адвокаты, и они не стали бы покорно зачитывать заготовленные сценарии. Но и не второстепенный эпизод, на что надеялись американцы. Советский Союз был опустошен войной. Советский народ претерпел неизмеримые страдания. Для него настал момент коллективного катарсиса и расплаты. Советские представители не сразу определились с тем, как им результативно выступить на международной арене, но теперь они наконец составили свой план: расширили свою часть дела, включив все четыре раздела обвинений против нацистов; добавили новые доказательства для большей убедительности; привлекли ряд свидетелей, способных опровергнуть заявления защиты о превентивной войне и красноречиво, эмоционально рассказать об ужасах немецкой оккупации. Они собирались напомнить миру о героизме и жертвах советского народа. Одним словом, рассказать свою собственную историю.

Роман Руденко взошел на трибуну в полной военной форме, и по залу суда разнеслась русская речь. Руденко воспользовался случаем указать на историческое значение момента. Он описал МВТ как новый институт международного права, который взял давно утвердившиеся принципы, такие как уголовная ответственность за агрессивную войну, и кодифицировал их как закон. Затем Руденко напомнил всем, почему они здесь собрались. Подсудимые захватили государственную власть в Германии и превратили ее в орудие позорных преступлений. Они «годами отравляли разум и совесть целого поколения немцев». Они развязали нелегитимные войны и принесли ужасающие страдания «свободолюбивым нациям» Европы. И вот настал час расплаты, – объявил Руденко[778]. Сталин выбрал Руденко на эту роль за ораторские способности – и теперь тот владел залом. Полевому «невольно подумалось, что на трибуне, вознесенной над скамьей подсудимых, сам советский народ – могучий и великий народ»[779].

В отрывистых выражениях Руденко рассказал, как подсудимые организовали преступный заговор и развязали войну с целью империалистической экспансии. Он подчеркнул, что все агрессивные действия Германии с 1938 по 1941 год вели к «разбойничьему походу» против Советского Союза, который Гитлер всегда рассматривал как жизненное пространство и источник продовольствия для Германии. Руденко старательно обошел тему Пакта о ненападении, упомянув только, что Гитлера этот документ «ни в коей мере не останавливал». Главное, Руденко отверг довод защиты о превентивной войне, объявив, что оригинальные документы германского правительства и Верховного командования, которые представит советская сторона, ясно показывают абсурдность подобных заявлений. «Как бы ни рядился фашистский волк в овечью шкуру, ему не спрятать свои клыки»[780].

Ил. 28. Роман Руденко выступает перед Трибуналом. 1946 год. Источник: Американский национальный музей Холокоста. Предоставлено Робертом Кемпнером. Фотограф: Чарльз Александр

Перейдя к военным преступлениям и преступлениям против человечности, Руденко рассказал, как подсудимые превратили войну в Восточной Европе и Советском Союзе в «систему военизированного бандитизма». Он описал уничтожение сел, пытки военнопленных и массовые убийства мужчин, женщин и детей. Он рассказал о целенаправленном разрушении памятников культуры, школ, больниц, научных учреждений и церквей. «Наряду с варварским разрушением и разграблением сел и городов и памятников национальной культуры гитлеровцы издевались и над религиозными чувствами верующей части советского населения». В одном монастыре советские войска обнаружили «наваленные штабелями раздетые трупы замученных пленных красноармейцев». Руденко изобразил леденящую картину ужасов концлагерей, назвав Дахау и Бухенвальд «бледными прообразами» Майданека и других лагерей смерти, учрежденных нацистами на оккупированном Востоке[781].

Глядя на подсудимых, Руденко призвал каждого к ответу за его роль в этих преступлениях. Розенберг руководил «режимом тирании и террора» на Востоке. Геринг декларировал намерение «грабить и грабить именно эффективно». Кейтель предписывал «массовое уничтожение, широкое применение к советским людям смертных казней»[782]. Полевой наблюдал, как подсудимые реагируют на обвинения. Геринг сердито снял наушники, а затем снова надел и постоянно настраивал. Розенберг, владевший русским, снял наушники и наклонил голову, прислушиваясь. Кейтель оттягивал ворот мундира, «будто петля уже сжимала его шею»[783]. Руденко напомнил суду, что во вступительной речи невозможно охватить все способы, какими подсудимые терроризировали Европу. Он пообещал полнее оценить их преступления в течение следующих недель и закончил речь призывом от имени миллионов невинных жертв: «Пусть же свершится правосудие!»[784]

Тот день в суде завершил Юрий Покровский первым советским выступлением о нацистском заговоре и преступлениях против мира – об обвинениях из Разделов I и II, которые американцы и британцы, как им казалось, полностью осветили несколькими неделями раньше. Покровский начал с яркого описания того, как Германия «убаюкала» другие нации пактами о ненападении, а сама ожидала подходящего момента для удара. Когда Покровский попытался предъявить новооткрытые документы МИД Германии о вторжении в Чехословакию, доставленные Красной армией из Берлина, последовал бурный спор: приемлемы ли они по существу. Советская сторона представила Трибуналу только фотокопии этих документов. Когда судья Лоуренс потребовал оригиналы, Покровский объяснил, что некоторые из документов находятся в Москве. Лоуренс настаивал: Трибунал должен иметь оригиналы для уверенности,