Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

Я притормаживаю все процессы, так усиленно внимаю выданной информации.

– Хорошая, ага. Дальше что?

С таким презрительным снисхождением, как эта, мать ее, дама, на меня давно не смотрели. Но я отметаю все свои тупые реакции. Принимаю, как должное, несмотря на то, что и тут являюсь тем, кто «делает базар». Не ерепенюсь, потому что понимаю, что драконить информатора ни в коем случае не стоит.

– Я имела в виду, что чистенькая. Никаких инфекций нет.

– Конечно, нет, – не удержав характера, таки защищаю свое. – Она только со мной была.

– Значит, и аборт от вас делала, – опрокидывает профессионально. На обе лопатки. Мои легкие загораются. Уже должен тихо тлеть, а оно, сука, снова и снова взрывает. С трудом переживаю. – Ну да, один половой партнер девочкой заявлен… – замолкает, просматривая страницы дальше. У меня есть возможность выровнять дыхание. – В общем, единственная серьезная проблема – эндометриоз. Было рекомендовано оперативное лечение, но пациентка, ссылаясь на трудное материальное положение, отказалась. Ввиду этого прописана медикаментозная терапия.

– Подождите, – торможу ее. – Что это значит? Откуда? Почему? В чем именно проблема этого эндометриоза? Очень серьезно? Чем чревато? Можно вылечить полностью?

Тетка, глядя на меня из-под очков, тягостно вздыхает.

– Эндометриоз – это когда эндометрий, который должен выстилать полость матки, находится за ее пределами. Небольшие очаги. Можно вылечить. Из-за чего возникает? Ну, точные причины никому не известны.

– Это… Это пиздец… – давлю с хрипом. Растирая лицо, дышу в ладони сугубо натужно. Собираясь с силами, скидываю руки и суховато выталкиваю: – Это последствия аборта? Возможно?

– Возможно. Но не более того, – спокойно пожимает плечами. – К эндометриозу может быть и генетическая предрасположенность. Кроме того, причиной возникновения может стать гормональный дисбаланс, ретроградные менструации, проблемы иммунной системы и прочее.

Киваю контуженно. И столь же сипло выдыхаю:

– Вы не сказали, чем чревато?

– А чревато бесплодием. Ну и раковыми заболеваниями. Но это по самым худшим прогнозам, если совсем себя запустить.

У меня останавливается сердце. В голове вертолетами рассекает сознание. В легких стремительно заканчивается воздух. Шатает бешено. И я впервые чувствую, что готов отстегнуться.

Только не это… Только не это, блядь… Блядь, Боже, пожалуйста…

Грудь поднимается, я пытаюсь вдохнуть. Раз, второй, третий… С третьего удается. Набиваю легкие кислородом по максимуму. Медленно выдыхаю.

– Можно продолжать медикаментозное воздействие, – бормочет тем временем врач, продолжая пялиться в монитор. – Но лучше, конечно, провести оперативное лечение.

– Конечно, – соглашаюсь я. И заверяю: – Мы проведем.

– Прекрасно, – выдает тетка с неожиданной улыбкой.

Ведусь, воспринимая эту гримасу обнадеживающе. Слегка расслабляюсь, выдыхаю свободнее и задаю следующий по важности вопрос:

– То есть, беременность сейчас исключена? Нельзя ей?

– Какая беременность? – натурально торопеет врач. – Во-первых, это маловероятно в нынешнем состоянии Елизаветы. А во-вторых… Она принимает оральные контрацептивы. Это часть лечебной терапии.

Последняя информация вызывает вторую волну шока. Меня разматывает тотальное непонимание.

Почему не сказала мне? Зачем настаивала на презервативах?

Нет, ясно, что доверия между нами изначально не было. Ладно, разумно. Но сейчас? Почему молчит, когда я продолжаю вытаскивать? Перестраховывается? Настолько боится новой беременности? Только мне показалось, что мы это отпустили? Дело в ее личных особенностях? Не любит детей? Или все же меня? Как ее понять?

Снова кругом голова. Улетает на хрен.

«Люто, Чарушин…»

Что-то ведь есть. Что-то очень сильное. Чувствую.

– Окей, – выталкиваю якобы спокойно. – Можете написать ей, мол, появилась программа, по которой проводят эти операции бесплатно? А я все счета закрою.

– Хм… А в чем проблема прийти вместе с девушкой, как остальные пары? – таращится на меня тетка.

– Потому что… Потому что все сложно у нас, – выпаливаю резковато. – Не примет помощь от меня. Андестенд? – в конце уже чересчур загоняю.

Понимаю это, но иначе не получается.

Врач заторможенно моргает и, в конце концов, в тон мне выдает:

– Андестенд.

Оставляю ей все свои контакты. На том и прощаемся.

Надо бы заскочить еще в офис, но сердце уже в конкретном направлении пашет. Подгоняет, чтобы увидеть Лизу. Прикидываю по времени и решаю, что удастся ее перехватить сразу после пар. Бросаю бавару на своем обычном месте и спешно тулю к главному входу. В тот же миг, как вижу свою Дикарку, будто о стену разбиваюсь. После полученной информации с первых секунд что-то такое гремучее наматывает. По эмоциям – захлебываюсь. По уму – со свистом боком лечу. Вот и получается, что сходу вдребезги.

– Артем! – взбивает пространство явно радостное восклицание. Удивлена, но счастлива. До конца не осознаю, что происходит. Но чувствую, будто то, чего очень сильно и крайне долго ждал, случилось. Этот взлет и позволяет мне возобновить дыхание, чтобы двинуть навстречу своей Дикарке. – Привет! – выпаливает и улыбается.

Планомерно втягиваю кислород и отражаю эту ее эмоцию.

Улыбаюсь. Блядь, улыбаюсь, потому что топит. Люто, вашу мать. Люто.

Когда Лиза замирает, шагаю вплотную. Закидываю руку ей на плечи и с шумным выдохом притягиваю к груди.

– А-а, ух-х… – прочесываю ей волосы. – Ну, привет, родная. Привет. Привет.

Кажется, именно в этот момент происходит наша настоящая встреча. Тонкой полосой закрываем пропасть.

Нашел тропинку. Нашел.

Боже… Боже…

Вашу мать…

Нашел.

Лиза толкается ближе. В обхват своими руками берет. Судорожно прижимается.

– Чарушин, – шепчет куда-то в плечо. – Мой… Мой… Тёма…

Заряжает тело дробным тремором. Не пытаюсь остановить. Понимаю, что бесполезно. Просто проживаю.

– Заедем куда-нибудь перекусить? – спрашиваю, когда удается разлепиться.

Дикарка смотрит так основательно, будто боится взгляд от меня оторвать.

– Можно, – отзывается тихо, но не сдавленно.

Хорошо нам. Хорошо.