Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

Не обижаюсь, понимаю ее. Просто справляюсь, как у нее прошел день, и что она планирует на завтра. Договариваемся встретиться на большой перемене в кафетерии академии и на том прощаемся.

Достаю пижаму и собираюсь в душ, когда в спальню без стука входит Чарушин.

– Идем со мной, – говорит сухо, но выглядит взволнованно.

Как бы он не умел скрывать, по глазам всегда вижу настоящие эмоции. Прячу пижаму и спокойно иду за ним в его комнату.

– Садись, – кивает на письменный стол.

Подчиняюсь, хоть эта просьба и удивляет.

Едва опускаюсь на стул, Артем гасит свет и включает настольную лампу. А потом… Цепенею, когда он высыпает на стол амулеты, крупные бусины и тонкие кисточки.

Остатки подвески. Остатки моего подарка.

– Собери обратно, – выталкивает грубовато, почти приказывает.

Интуитивно понимаю, что Чарушин просто прячет свои чувства. Не желает показывать, что на самом деле эта вещь для него так же важна, как и для меня. Понимаю, но… Хмурюсь, зажимаюсь и, отказываясь выполнять, мотаю головой.

– Сам собирай.

Оказывается, до сих пор горит обида за то, как он все порвал.

Артем вздыхает. Отшагивает от стола. Замирает.

Не знаю, о чем думает. Я слышу только одурелый грохот своего сердца и ощущаю, как с безумной скоростью растет трескучее волнение.

Еще один тяжелый вздох. Шаг к столу. И крайне тихое и мягкое:

– Пожалуйста.

– Нет… Я… Я не могу, Артем…

– Пожалуйста, – давит настойчивее. Наклоняется, касается губами моей щеки, горячо выдыхает. – Хочу, чтобы ты сделала… Надо, чтобы ты, – добивает, выражая, наконец, насколько это для него важно.

Мой черед вздыхать и колебаться. Впрочем, на нервные шатания не распыляюсь. В какой-то момент просто подаюсь ближе к свету и беру в руки новый кожаный шнурок.

Артем тут же опускается на стул, который находится у стены, рядом с боковиной стола. Лицом к лицу оказываемся. Не случайно, конечно. Он смотрит.

И выдает новую просьбу:

– Ты еще обещала рассказать, что все эти штуки значат.

Прочищаю горло, не поднимая взгляда к его наглым, но таким родным для меня глазам. Планомерно перевожу дыхание и беру в руки первый амулет.

– Слон – уважаемое и сильное животное. Он символизирует миролюбие и уверенность, – говорю тихо, пока продеваю шнурок. – Мне всегда казалось, что ты, Артем Чарушин, именно такой. Спокойный, сильный и уверенный, – закусывая нижнюю губу, уговариваю себя вскинуть взгляд. Его лицо ничего не выражает, но… глаза блестят. Разрываю контакт почти сразу же. – А еще… Еще… Еще… – часто дышу, чтобы побороть подступающее желание разрыдаться. – Еще оберег в виде слона работает на здоровье и долголетие.

Замолкаю, когда приходит черед темных, слегка шершавых бусин. С облегчением сглатываю и перевожу дыхание.

– Дальше, – хрипло подталкивает Артем, когда в моих руках оказывается следующая фигурка.

– Звезда Руси – это славянский оберег, – откликаюсь столь же тихо. – Символ мужского начала… Э-э-э… Символ лидера, добытчика и защитника семьи. Укрепляет духовные силы и приносит удачу, – чувствую, что краснею. Но сейчас меня это мало заботит. Раз развернули эту тему, должна сказать все, что год назад, когда дарила, не смогла. – Ты… – снова заставляю себя поднять взгляд. Глаза в глаза. А между ними молнии чувственного напряжения. – Чарушин, если все люди по парам, то ты – мой мужчина.

Прежде чем опустить веки, улавливаю, как он кивает.

Спешно беру в руки очередной амулет.

– Крест, – прибиваю и вынужденно беру паузу. Судорожно вдыхаю и быстро продолжаю. – Крест – это единение женской и мужской энергетики. Помогает раскрыть мудрость, мягкость, интуицию, волю… Олицетворяет счастливую жизнь. И оберегает, конечно.

После этого смотреть на Артема не решаюсь. Собираю мелкие детали подвески. В комнате затягивается тишина, разбиваемая лишь нашим отрывистым дыханием.

Когда подбираю дрожащими пальцами последний амулет, Чарушин ловит мою руку и, сжимая ее, вынуждает-таки поднять взгляд.

– Сердце… – проговаривает, оставляя интонациями многоточие.

Он начинает. Я должна закончить.

– Сердце – это… – выдыхаю, но сама себя не слышу. – Сердце… Сердце… Это в традиционном смысле, понимаешь? – голос срывается, а из глаз все же проливаются тоненькие ручейки слез. – Ничего сакрального… Просто… Просто люто, понимаешь?

Чарушин тянет мою руку, а потом и сам подается вперед. Рывок, и обнимает, крепко прижимая меня к груди. Всхлипываю, когда ощущаю, как сильно колотится его сердце.

– Понимаю, – выдыхает, наконец, задушено и хрипло. – Понимаю, – повторяет, вибрируя каким-то, как мне чудится, счастьем. – Понимаю, Дикарка.

41

Ну, привет, родная…

© Артем Чарушин

– Молодой человек! Это совершенно невозможно. Никакой информации о своих пациентах я не разглашаю! Покиньте кабинет, пока я не вызвала охрану… – заваривает бузу дородная краснощекая тетка с высоким званием «гинеколог», едва я раскрываю цель своего визита.

Но стоит выложить на стол несколько купюр в иностранной валюте, все ее возмущения на корню режет. Поджимая губы и закатывая глаза, врач в ускоренном режиме перестраивается с гнева на милость. Еще одно ловкое натренированное движение – кэш улетает в выдвижной ящик стола.

– Что именно вас интересует?

– Все, – толкаю решительно.

– Хм… Мне нужно войти в базу, – деловито накидывает на нос очки и тупится в экран стационарного компа. – Богданова Елизавета...

– Анатольевна.

– Дата рождения?

Называю и ее. После чего минут на пять зависает тишина. Тетка просматривает карту Дикарки, а у меня сердце выбивает ребра. Тащу свой самый плотный броник.

Настраиваюсь… Настраиваюсь, не осознавая, что готовлюсь услышать. Я в принципе слабо представляю, какие по этой части бывают проблемы. Но ввиду последних событий в семье, мое воображение буйствует капитально. Рисует конкретные ужасы. Задыхаюсь, блядь.

– В общем, девочка хорошая,