Извращённое чувство - Эмили Макинтайер

Он мой муж.

Мужчина, которого я должна ненавидеть.

Он провел всё своё детство, ставя других на первое место, и никогда не получал любви и внимания в ответ, его никогда не выбирали.

Так что, конечно, он будет возводить эти стены.

Конечно, он будет отворачиваться.

Я уверена, что все это пугает его так же сильно, как и меня, и осознание этого — осознание того, что ему приходится справляться со своими чувствами ко мне единственным известным ему способом, — заставляет меня бежать за ним, чтобы схватить его за руку.

Он напрягается, но останавливается как вкопанный, и я встаю перед ним, вытягивая шею, чтобы заглянуть ему в глаза. Мое сердце бешено колотится в груди, балансируя на краю обрыва, и я не знаю, что я должна сказать, но точно знаю, что не хочу быть похожей на своего отца, ждать, пока окажусь на смертном одре, чтобы разобраться со своими эмоциями и с тем, как подвела людей, которые мне небезразличны. И не хочу быть такой, как мать Джулиана, брать от него всё, что могу, и никогда ничего не давать взамен.

Я обхватываю его лицо ладонями, его щетина царапает мою кожу.

Он вздрагивает, но не отталкивает меня, его ноздри раздуваются, в то время как он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты упрямый, глупый мужчина, — я провожу пальцами по его подбородку и обхватываю его шею сзади, приподнимаюсь на цыпочки и тяну его вниз, пока его лоб не оказывается напротив моего. — Разве ты не знаешь, что я твоя? — шепчу я.

Он тяжело дышит, и его глаза медленно закрываются.

У меня внутри всё переворачивается, а сердце сжимается от страха, когда я думаю, не опоздала ли. Мне нужно было сказать ему об этом ещё в самолёте, когда он спросил, но я не была уверена вплоть до последнего момента.

До момента, пока мне не стало казаться, что я теряю его, хотя он и рядом.

— В такой ситуации легко растеряться, когда ты отрезан от всего остального мира, — говорит он, выпрямляясь и нежно целуя меня в висок. — Скажи мне это ещё раз, когда мы вернёмся домой, и, возможно, я тебе поверю.

Затем он хватает меня за руку и тянет за собой в здание.

34. ДЖУЛИАН

Когда мы входим в главное здание, все спят, скорее всего, потому, что на дворе середина ночи. Я не был здесь с тех пор, как «Sultans» купили это место. Я убедил Али, что нам необходимо найти потерянную лампу, а для этого нужно жильё, которое археологи могли бы использовать в качестве базы в перерывах между раскопками.

Я уже и забыл, насколько это место похоже на склад. Но здесь есть всё необходимое: жестяные стены, высокие потолки с выступающими балками и мебель, которая расставлена по всему пространству. Мягкие диваны и большие кресла-мешки окружают телевизор с плоским экраном. Под кухонным островком стоят высокие бамбуковые табуреты.

Это полностью открытая планировка, в которой длинный прямоугольный обеденный стол не отделяет кухню от гостиной.

В этом месте есть два небольших коридора. Один из них расположен справа и ведёт к двум спальням и ванной комнате. Другой коридор находится слева и ведёт к главной спальне. Этими коридорами не пользуются, если только мы с Али не приезжаем, а мы пока этого не делали.

За пределами основной территории расположены три небольших коттеджа, где археологи могут жить в комфорте и уединении. Поиск этой реликвии обошёлся дорого, но если мы её найдём, то это того стоит.

Я веду Ясмин через главный зал, не показывая ей окрестности. Это связано как с тем, что сейчас середина ночи, так и с тем, что своим заявлением она вызвала во мне бурю эмоций, которая не утихает.

Большая часть меня хочет поверить ей на слово, заклеймить её, трахнуть и сделать так, чтобы она забеременела, просто чтобы она никогда не смогла взять свои слова обратно. У меня возникает непреодолимое желание заставить её повторить их, а затем привязать её к себе всеми возможными способами, чтобы она не смогла уйти.

Но она играет в игру, с которой, я не уверен, что она достаточно взрослая, чтобы справиться. Поэтому я не поверю, что между нами действительно что-то изменилось, пока она не проведёт некоторое время с мальчиком. Таким образом, я смогу понаблюдать за её языком тела и понять, действительно ли она так же сбита с толку, как и я или просто водит меня за нос.

От одной этой мысли я готов наброситься на неё.

Однако лучше принять реальность сейчас, чем тешить себя иллюзиями. Я никогда не стоял у кого-то в приоретете, и я не настолько наивен, чтобы думать, что Бог проявит ко мне благосклонность.

Такие мужчины, как я, не попадают в рай, и нам не дают вторых шансов.

Когда мы подходим к спальне, я вхожу внутрь и, наконец, отпускаю её руку.

Я указываю на ванную комнату: — Душ.

На шкаф справа: — Одежда.

На матрас: — Кровать.

Она смотрит на меня, закусив губу, и кивает.

Я указываю на неё: — Оставайся здесь.

— Гав, — отвечает она.

Я улыбаюсь, хотя внутри меня всё напряжено.

— Мило.

— Ты не останешься? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Нужно работать.

Она поджимает губы, и я понимаю, что она хочет что-то сказать. Мне хочется, чтобы она произнесла эти слова, убедила меня забыть о том, что, по моему мнению, должно произойти, убедила меня просто взять её здесь и сейчас. Но если я это сделаю, то мне придётся запереть её в этой комнате, убить мальчишку, чтобы он не смог её увидеть, а потом отвезти её домой и заставить пообещать, что она никогда от меня не уйдёт.

И что-то подсказывает мне, что это уничтожит все наши шансы.

Мои мысли возвращаются к завещанию, которое я составил и оставил дома в ящике стола. Я знаю, что не смогу убить её. Мне давно это известно, но я просто не позволял себе думать о том, что, когда дело дойдет до этого, вещи, которые раньше были важны для меня, померкнут по сравнению с ней.

Мне абсолютно плевать, унаследую ли я «Sultans».

Мне безразлична судьба этой потерянной лампы.

Лишь бы только она была рядом со мной.

Я резко разворачиваюсь и выхожу из комнаты, чтобы не совершить поступок, о котором потом пожалею. В груди у меня всё горит, а горло сжимается.

Выхожу на улицу и иду по песчаным дорожкам,