Извращённое чувство - Эмили Макинтайер

С тех пор, как он спросил, принадлежу ли я ему. Снова.

И, вообще, как он мог спрашивать об этом?

Что ещё хуже, как я могла захотеть ответить ему «да»?

Это несправедливо. Особенно когда он лишает меня возможности выбора. Я принадлежу ему, нравится мне это или нет.

И пока эта ситуация не разрешится, как он может ожидать, что я разберусь, что реально, а что является какой-то ебанутой версией стокгольмского синдрома?

Но этот Джулиан, этот мужчина, сидящий рядом со мной, с глазами цвета обсидиана и хмурым взглядом, который так и норовит превратить тебя в пепел, — это тот Джулиан, которого я знала ещё, будучи девочкой.

Я и представить себе не могла, насколько сильно он изменился по отношению ко мне, пока он снова не надел свою маску.

Меня переполняют чувства, я не знаю, что делать: умолять его хотя бы взглянуть на меня или благодарить за то, что он дал мне передышку. Ведь если он исчезнет из моей жизни, мне не придется балансировать между моим замешательством из-за него и гневом, который я испытываю из-за того, что он натворил.

Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу окна и смотрю, как городские улицы превращаются в пустынный пейзаж. После нескольких часов езды по безлюдным дорогам вдали появляется большое здание, похожее на склад, а вокруг него — несколько небольших построек. Вся территория обнесена забором, на котором по обе стороны от въезда на подъездную дорогу висят таблички на английском и арабском языках, предупреждающие о запрете проникновения на частную территорию.

Наконец, мы останавливаемся прямо перед зданием.

Водитель покидает автомобиль, направляется к багажнику, откуда он выгружает наши сумки, и относит их в помещение. Я же остаюсь на месте, сидя сцепив руки на коленях и ожидая дальнейших действий Джулиана.

Он не произносит ни слова, просто отстёгивает ремень безопасности и выходит из машины. Я следую его примеру, и прохладный ночной воздух обдувает мои щёки. Я с облегчением разминаю мышцы, поднимаясь на ноги, и использую момент, чтобы потянуться, стараясь не обращать внимания на случайные боли, вызванные долгой поездкой.

Небо чёрное как смоль, за исключением огней здания, и я не помню, чтобы когда-либо видела звёзды такими яркими.

Их здесь так много.

— Где мы? — наконец спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

Джулиан даже не смотрит на меня.

— Это и есть комплекс.

— Да, я поняла, гений. Я имела в виду, в какой части страны?

Он пронзает меня острым взглядом, и по моим венам пробегает дрожь.

Наконец-то, хоть какое-то внимание.

— Это не имеет значения.

Я закатываю глаза, потому что знаю, что он терпеть не может, когда я так делаю.

— Что ж, это сужает круг поисков.

Он поворачивается ко мне всем телом, его челюсть напряжена, а взгляд становится холодным и решительным. Я чувствую лёгкий страх, но его заглушает бешеный стук моего сердца, которое радуется тому, что он снова обратил на меня внимание.

— Позволь мне внести некую ясность, — говорит он тихим и сдержанным голосом. — Ты здесь не на отдыхе. Не для того, чтобы осматривать достопримечательности. Не имеет значения, где мы находимся, потому что ты не должна покидать это здание.

Я фыркаю и подхожу к нему, скрестив руки на груди.

— Тот факт, что ты думаешь, что можешь обращаться со мной как с дерьмом, а потом все равно указывать мне, что делать, как будто я ребенок, просто потрясает.

На самом деле я не расстроена; я нарочно пытаюсь его разозлить.

Просто для удовольствия.

Просто чтобы посмотреть, сколько потребуется усилий, чтобы его ледяная маска дала трещину и вернула мне моего Джулиана.

Я приподнимаюсь на цыпочки, царапая ногтями его грудь, и наши лица оказываются так близко, что наши носы соприкасаются.

— Советую тебе взять себя в руки, Patatino, а то люди решат, что ты мой папочка, а не муж, — говорю я с улыбкой.

Он усмехается, глубоко и мрачно, наклоняет голову и смотрит на меня сверху вниз, протягивает свою мускулистую руку и касается моей щеки.

— Если я захочу быть твоим папочкой, я снова перекину тебя через своё колено, — говорит он.

Я чувствую, как трепещу от его тёплого прикосновения.

— Если я захочу быть твоим мужем, ты будешь рядом со мной, — продолжает он, поглаживая мою щёку большим пальцем.

— И если я захочу быть твоим возлюбленным, то убью парня, которого ты любишь, — добавляет он.

В том, как он произносит последнюю фразу, есть что-то, что заставляет меня сосредоточиться. Я начинаю задумываться: может быть, причина, по которой он так отчаянно хочет, чтобы я сказала ему, что принадлежу ему, в том, что он беспокоится об Эйдане.

О парне, который долгие годы владел моим сердцем. О том, кем ему приходилось манипулировать, чтобы разлучить нас, и о том, с кем ещё пару недель назад я была уверена, что хочу провести остаток своей жизни.

Конечно.

Если бы я была на месте Джулиана, разве я не чувствовала бы то же самое?

Мои мысли возвращаются к прошлому. К той ночи, когда всё изменилось. К тем маленьким моментам, которые были между нами. К тем, которых не должно было быть, но которые мы не могли избежать.

Где-то на этом пути всё изменилось для нас обоих. То, от чего я не могла спастись, превратилось в то, за что я пытаюсь держаться. И если это происходит со мной, логично предположить, что это происходит и с ним.

Его нельзя назвать человеком высоких моральных принципов, но, с другой стороны, мой отец тоже не такой. Я не обращала внимания на поступки, которые, как мне было известно, совершал Баба, потому что очень люблю его.

Так что же мешает мне признать, что мои чувства к Джулиану могут быть искренними, несмотря на то… как это началось?

Я смотрю на него, и всё видится мне в новом свете.

Возможно, для него это так же реально, как и для меня.

Он начинает двигаться, отворачиваться от меня и от разговора, но я так просто его не отпущу. Не тогда, когда он воздвигает эти стены, которые держат меня взаперти, когда я знаю, что ему действительно больно внутри.

Внезапно вопросы о том, принадлежу ли я ему, обретают смысл, и только сейчас я полностью опускаю свою защиту, отпускаю всё, из-за чего злилась, все тяжелые, болезненные эмоции и позволяю себе признать, что он мне небезразличен в головокружительном, болезненном смысле.

Я никогда не испытывала таких чувств ни к кому, даже