Великолепная пятерка - Сергей Гайдуков

Челюсть: номер не отвечает

Он не поверил своим ушам:

— Что значит — ФСБ? Ты имеешь в виду — Федеральная служба безопасности?

— Она самая.

— И что они тут делают?

— Они проверяют подвалы на предмет наличия оружия и взрывчатых веществ.

— Другого подвала они найти не могли?

— Кхм... Они там собираются дверь ломать, если мы сами не откроем.

— Даже так?

— Их там человек тридцать.

— А запасной выход есть?

— Нету запасного выхода.

— Значит, так. — Челюсть оглядел подвал и своих людей. — Оружие пусть останется только у тех, у кого есть лицензии... У остальных собрать... И выбросите его куда-нибудь на хер!!! Дарчиева... Отвяжите его, быстрее, быстрее!

И того, второго — тоже отвяжите! Позвоните в главный офис, расскажите про ситуацию, пусть нам сюда вышлют адвокатов, кого-нибудь из руководства... Нам надо отмазаться, надо что-то придумать... Так! — Его взгляд снова упал на Романова. — Ты! Иди сюда!

Романова подтащили к нему.

— Ты не вздумай что-нибудь вякнуть, — сказал Челюсть, борясь с желанием выдавить эти наглые смеющиеся глаза, что сейчас в упор смотрели на него. — Ты молчи про все, что было... Ты приехал сюда... Ты приехал сюда, чтобы опознать тело Дарчиева. Мы узнали, что здесь лежит тело нашего работника. Ты приехал его опознать. Все. Слово сверх этого — твоей девчонке не жить. Или жить под капельницей. Въехал?!

— Я хочу с ней поговорить, — нагло сказал Романов.

— Некогда... — отвернулся от него Челюсть. — Так, что еще?! Вытащи кассету из камеры!

— Значит, ее у вас нет, — тихо прозвучал голос Романова, словно выстрел в спину из пистолета с глушителем. Челюсть резко обернулся на этот мерзкий голос.

— Она у нас есть, — отчеканил он. — Я в игрушки с тобой не играю...

— Дайте мне с ней поговорить. Позвоните.

— Шеф, там они двери начинают ломать, — подошли к Челюсти, и он раздраженно махнул рукой. — Открывай, открывай! И никакого сопротивления! Полежите немного на полу, если придется! Сейчас наше начальство примчится, мы эту ФСБ сами поимеем...

— Позвонить, — упрямо повторил Романов. — Или убейте меня. Прямо сейчас.

— Я тебя убью, только попозже, — пообещал Челюсть. — Не можешь подождать пару часов?

— Позвонить.

— Да на, на, успокойся! — Челюсть, слыша краем уха какие-то вопли в дальнем конце подвала, набрал номер и сунул телефон Романову. — Разговаривай...

Судя по приближающимся звукам, люди из ФСБ особенно не церемонились.

— Там никто не отвечает, — сказал Романов.

— Ты не вовремя... Как это не отвечает?! — Челюсть нажат кнопку автодозвона. — Сейчас ответят...

— Там молчат... Там не отвечают... — Романов вдруг начал истерически смеяться. — Там никого нет... Там никого нет...

Черные куртки с желтыми буквами ФСБ появились совсем близко, и Романов вдруг рванулся к ним, поднимая руки вверх и вопя что было сил:

— Заложник — здесь! Я — заложник! Вот он — я! Наконец-то...

Прежде чем лечь лицом на холодный пол подвала, Челюсть проворчал:

— Вот ведь скотина... Вот скотина...

И подумал, что непременно уволит того козла на базе, который поленился снять телефонную трубку.

Парамоныч: лажа (2)

Усадив Олеську в машину, Парамоныч перезарядил ружье и держал его направленным на дверь рославской базы, пока изрядно поцарапанный Вася неторопливо вышагивал по выложенной желтой плиткой дорожке. Потом и Вася поместил свое солидное тело в машину, Парамоныч сел за руль и, выжимая педаль газа, сказал девочке:

— Олеся, у меня к тебе большая просьба... Ты только папе ничего не рассказывай, ладно? Как будто и не было ничего.

— Нопро, — сказала Олеся. — Ноу проблем.

— Вот и славно, — облегченно вздохнул Парамоныч, выводя машину на шоссе. Через некоторое время на базе зазвонил телефон, но снять трубку было некому.

Уничтожение файла

25 октября, в четверг, несмотря на высказанное пожелание следователя не покидать пределы города (а лучше вообще посидеть дома и никуда не высовываться), Борис Романов приехал в аэропорт Шереметьево-2. Он был не один — с дочерью, тринадцатилетней необычно серьезной девочкой, и двумя сопровождающими.

Сопровождающие зорко поглядывали по сторонам, пока Борис оформлял документы. Впрочем, оформлял документы уже не Борис — в его паспорте значилось другое имя. Тринадцать дней спустя эти документы все же пригодились ему. Хотя — и он до сих пор не мог в это поверить — использованы будут только два паспорта из трех. Один так и останется лежать во внутреннем кармане его пиджака. Позже он часто будет смотреть на вклеенную в паспорт фотографию и будет разговаривать с ней, а однажды даже заплачет... Но это будет позже, по другую сторону пограничного и таможенного контроля.

Прежде чем пройти на посадку, Борис обернулся к своим сопровождающим и сказал:

— Ну что ж, спасибо...

— Это еще за что? — спросила Морозова.

— Все-таки спасли мне жизнь...

— Мы не хотели, — сказала Морозова.

— Это вышло случайно, — добавил Монгол. — Побочный эффект.

— Ну и ладно, — не стал спорить Борис, быстро пожал Морозовой и Монголу руки, а потом пошел на посадку.

— Какие-то они странные... — проговорила на ходу Олеська.

— Странные, — согласился Борис и мысленно добавил, что хорошо бы судьба избавила его дочь от знакомств с такими вот странными людьми...

За шесть дней до этого, 19 октября, в пятницу, после того, как сотрудники ФСБ вместо склада оружия нашли всего лишь один труп, несколько неизвестно кому принадлежащих пистолетов и одного человека, который заявлял о том, что был похищен Службой безопасности корпорации «Рослав», Морозова приехала домой. Она все-таки приехала домой, хотя иногда у нее возникало ощущение, что этого никогда больше не случится и она будет всю жизнь болтаться по конспиративным квартирам, машинам, поездам, офисам, засадам...

Она стащила через голову свитер, скомкала и бросила его на стиральную машину. Потом туда же полетели джинсы. Морозовой хотелось не просто избавиться от этих вещей, в которых она провела весь страшный сегодняшний день, но сжечь их, уничтожить. Некоторое время она сидела, уткнувшись лицом в ладони, и думала, что если что-то и нужно сжечь, так это платье от Донны Каран, купленное Морозовой в состоянии краткого умственного расстройства и очередной депрессии. Выйти куда-то в этом платье было совершенно невозможно, точнее, некуда было в нем выйти. Но оно существовало, и каждый раз, открывая шкаф и натыкаясь взглядом на это платье, Морозова испытывала приступ тихого отчаяния. В этом долгом поединке между нею и платьем кто-то должен был неизбежно пасть жертвой, и Морозова решила, что это будет платье, а не она.

От мыслей об очищающем пламени ее оторвал звонок в дверь. Морозова взяла пистолет и пошла открывать.

— Это я, — раздался из домофона голос Монгола. Морозова не удивилась. Она только лишь с запозданием сообразила, открыв дверь, что стоит перед Монголом в нижнем белье. И с пистолетом.

Впрочем, Монгол не удивился.

— Знаешь, — сказал он, глядя на морозовские коленки. — Я вот тоже не могу дать никаких гарантий...

— И я тоже, — сказала Морозова.

Некоторое время они так стояли друг напротив друга, и у Монгола не хватило решимости переступить порог, а Морозова не смогла сделать шаг назад. Потом она просто закрыла дверь и пошла спать, бросив пистолет на прикроватный столик.

На следующий день, 20 октября, в субботу, утром Морозова сидела в кабинете Шефа, слушая его совершенно спокойно и расслабленно.

— То есть не выгорело? — хмуро поинтересовался Шеф.

— Не выгорело, — подтвердила Морозова. — Я с самого начала вам говорила — шансы нулевые...

— Уголовное дело по поводу каких-то там внутренних правонарушений в Службе безопасности «Рослава» — это тоже дело... Но это не то, что нам нужно.

— Я знаю, — сказала Морозова.

— У тебя две вакансии в команде...

— Да.

— Кандидатуры есть?

— Нет. А куда спешить? Кирсан из больницы выписался. Пока справимся. А случайных людей нам не нужно...

— Угу, — сказал Шеф. — Про Кабанова слышала? Всю его команду положили. Жалко мужика...

— А уж как мне жаль, — сказала Морозова, рассматривая свои ногти.

— Что-то мне подсказывает, — проворчал Шеф, — что твоя скорбь не совсем искренняя... Впрочем — ладно.

— Ладно, — согласилась Морозова.

26 октября, в пятницу, Леониду Ивановичу Сучугову все-таки была изменена мера пресечения. Он был выпущен под подписку о невыезде и под личное ручательство руководства корпорации «Рослав». Поначалу это событие вдохновило Сучугова, но в ту же пятницу, будучи привезен в кабинет начальника СБ, Сучугов радоваться перестал.

— Административный отпуск? — переспросил он. — На неограниченное время?

— На время следствия, — уточнил начальник. — Сам понимаешь, главное — вывести фирму из-под удара... Ты-то это должен понимать. И вообще — нашел чем человека по черепу лупить — собственным зарегистрированным оружием... Да еще под видеокамерой.