Великолепная пятерка - Сергей Гайдуков

Это не поддавалось никакому логическому объяснению, и это лишь усугубило паралич, охвативший Бориса. Он позволил запихнуть себя в микроавтобус, он никак не отреагировал на торжествующие слова Челюсти, которые тот произносил в мобильный телефон, рапортуя начальству об успехе... Рядом сидел бледный как смерть Дарчиев, и во взгляде его, помимо боли, было такое же удивление и неверие в то, что ситуация вышла для него боком.

Какое-то время спустя Борис все же разжал губы и спросил, чтобы поставить последнюю точку:

— Вы убили мою жену?

— Неужели? — Челюсть удивленно поднял брови. — С чего вы это взяли?

— Если бы она была жива, не было бы смысла тащить сюда актрису...

— Ну что ж, — пожал плечами Челюсть. — Ничего не скажешь, логично. Да, Борис Игоревич, вашей жены больше нет в живых. Так сложились обстоятельства. Видите, я честен с вами. Я не виляю, не выдумываю. Потому что нет смысла вас обманывать — вы ведь скоро умрете. И вы сами это знаете. Только не надо предлагать мне номер банковского счета, куда вы переправили деньги — мы его и так вычислим. Деньги не важны, важен факт наказания. Мы как-то уже об этом говорили с вами... Я думал, что вы искренни со мной — но я ошибся. Вы соврати, так что расплачиваться придется и за ложь. Вот и Владимир Ашотович, наверное, сейчас станет говорить, что его выходка с пистолетом была лишь глупой шуткой, но и это будет ложью, потому что если бы Владимир Ашотович был храбрым человеком, то пистолет был бы заряженным. Но Владимир Ашотович струсил, побоялся совершить мужской поступок — и придется ему умирать, расплачиваясь не за выстрел, а всего лишь за глупую шутку...

Дарчиев отрицательно покачал головой:

— Нет... Ты не посмеешь этого сделать... Генерал...

— Он устал от тебя, Вова. Ты его утомил. Генерал попросил меня избавить его от тебя.

— Я хочу позвонить, — быстро сказал Дарчиев. — Дай мне телефон! Дай мне...

Челюсть как бы нехотя ударил Дарчиева кулаком в нос. Борис вздрогнул, хотя ударили и не его. Вздрогнул и понял неотвратимость смерти, которая сейчас была доказана этим простым и безнаказанным актом насилия. Всякие там спасительные Парагвай, «Интерспектры», коричневые обезьянки оказались бестелесным мифом, который заслуживал лишь забвения.

— И еще одно, — сказал Челюсть, потирая кулак. — Чтобы вы уж окончательно все поняли, Борис Игоревич... Олеся не передает вам привет, потому что вы сломали ей жизнь. Вы плохой отец, Борис Игоревич. Слава богу, что у корпорации «Рослав» есть благотворительная программа спонсирования интернатов и детских домов. Скажите нам за это спасибо.

— Нужно было его застрелить, — сказал Борис Дарчиеву и съежился в ожидании удара, но вместо этого он услышан лишь смех, снисходительный смех победителя, особенно гулкий внутри салона микроавтобуса, который вез Бориса Романова умирать.

Боярыня Морозова: четвертый этаж (3)

Она выглянула в окно и увидела пустой столик на террасе кафе «Зазеркалье».

— Его забрали, — сказал Монгол. — Пока мы тут общались с Кабановым... Почему ты не отдала команду?

— Кому я должна была отдавать команду? — усмехнулась Морозова.

— Снайперам... И той группе, которая сидела внутри кафе.

— Монгол, Монгол... — вздохнула Морозова, убирая оружие. — Разве не учили тебя в детстве, что женщинам не всегда можно верить? Я думала, что только Романову можно легко запудрить мозги, а оказывается, тебя тоже припорошило... Мы здесь с тобой одни, Монгол.

— Что?! — не поверил он.

— Нет никаких снайперов. Нет никаких стрелков. Нет никаких машин. Самое смешное, что даже Карабаса нет...

Монгол резко повернулся и уставился в ту часть помещения, где еще пять минут назад валялся бесчувственный Карабас. Теперь там было пусто, и лишь следы на пыльном полу указывали на то, что когда-то там лежал человек.

— Ты, я, Дровосек и Карабас, — сказала Морозова. — Вот кто знал про сегодняшний обмен. Шефу я ничего не говорила, поэтому и не могло быть никаких снайперов и прочих штучек... Кто-то из четверых стукнул про обмен «Рославу», а они связались с теми нашими шишками, которым не нужно возвращение Лавровского. Они послали сюда Кабана навести порядок. Теперь давай разберемся, кто стукнул. Мы с тобой — вот они. Извини, что вчера целилась в тебя из пистолета.

— Дровосек? — предположил Монгол. — Он знал, что сегодня здесь будет Кабан со своими людьми, и поэтому не приехал...

— У меня такое чувство, что он просто обиделся. Он же такой тонкий и ранимый... А вот зачем Карабасу понадобилось давать деру отсюда?

— И он стоял внизу, караулил вход в здание, — напомнил Монгол.

— Ну и черт с ним, — махнула рукой Морозова. — В конце концов, я сама умею водить машину. И ты тоже.

— Было бы куда ехать... Романова с женой увезли, вдвоем мы их не отобьем.

— Монгол, — Морозова сказала это с такой интонацией, будто приглашала его проснуться. — Какая жена? Здесь не было его жены. Она или в больнице, или умерла.

— Как это?

— Помнишь, как ты во вторник запугивал беднягу из «Скорой помощи»?

— Ну...

— Я записала номер машины, позвонила ему потом и все выяснила насчет того вызова. В самом деле, обычно в «Славянку» не вызывают городских врачей. Значит, произошло что-то чрезвычайное. Тот парень из «Скорой» вспомнил, что звонил мужчина, очень взволнованный, он говорил, что нужна помощь раненой женщине... Пока «Скорая» доехала, женщину уже куда-то дели, не хотели ее показывать чужим. Вероятно, рана была из таких, что лучше не показывать. Когда я была в квартире Романова, то посмотрела на телефоне — «Скорую» вызывали оттуда. И врач по журналу вызовов подтвердил мне — вызывали на адрес Романовых.

— Его жену убили или ранили во вторник? А кто же тогда сидел там, в кафе?

— Лично я на месте Челюсти привлекла бы актрису или просто похожую женщину. Главное, чтобы она была похожа издалека, а когда Романов подойдет поближе и увидит подлог, все это будет неважно...

— Ты знала, что там не будет романовской жены, но ты вытолкала Романова в это кафе, чтобы его взяли люди Челюсти и увезли?! Извини, но я не очень понимаю...

— Конечно. Ты же не разговаривал с Романовым четыре часа кряду прошлой ночью.

— А ты разговаривала? Ну и что?

— Он бесполезен для нас. Монгол.

— В каком смысле?

— В таком смысле, что он ни черта не знает. Да, он переводил деньги, он был в том отделе... Но у него нет никаких фактов. Он знает лишь один номер счета — тот, на который он перевел свои триста тысяч. Больше — ничего. Он не накапливал информацию, он не делал никаких записей, он ничего не запоминал... Он не собирался торговать такими сведениями, он просто хотел сбежать со своей семьей из страны. Вытащив Романова на свет, предъявив его прессе или суду, мы получим полный ноль. Там будут просто слова, которые он не сможет доказать.

— То есть, — Монгол с трудом осмысливал услышанное. — Мы его вернули «Рославу» как некачественный товар... И пусть они с ним теперь делают что хотят. Они уже убили его жену, теперь они убьют его... Дочь Романова тоже неизвестно где... Мы вообще правильно поступаем? Мы выяснили, что Кабан и Карабас — вроде как предатели... И вернули Романова, потому что больше он нам не нужен. Так?

— Я тебе напомню нашу задачу, — сказала Морозова, — Наша задача — выставить корпорации «Рослав» такой ультиматум, после которого они согласились бы на возвращение Лавровского в Москву. У нас не было задачи спасать семью Романовых. Мне по-своему их жалко... Но деньги мне платят не за то, чтобы я кого-то жалела.

Монгол ничего ей не ответил, он просто кивнул, признавая своеобразную правоту этой женщины. Своеобразную — но не абсолютную.

— Грош бы была мне цена, — продолжала говорить Морозова, — если бы я каждый раз принималась всех жалеть, распускать нюни, спасать женщин, детей и особенно мужчин, не умеющих за себя постоять... Это было бы уж совсем... Это уже ни в какие ворота...

— Ты словно оправдываешься, — тихо произнес Монгол.

— Черта с два! Еще чего не хватало — оправдываться...

— Ты ведь гарантировала ему безопасность... — напомнил Монгол.

— А Валерка Мищенко гарантирован мне, что мы будем с ним жить долго и счастливо! — выпалила Морозова. — И что с тех гарантий?! Хотя... Зачем это я? Зачем я об этом сказала?! — Она недоуменно пожала плечами и отвернулась от Монгола. — Не понимаю, что на меня нашло...

У Монгола были кое-какие соображения на этот счет, но он предпочел оставить их при себе. Чтобы как-то вернуть Морозову в более безопасное поле, он сочувственно проговорил:

— Что, действительно ничего серьезного не удалось выжать из Романова?

— Ничего, — сердито буркнула Морозова. — Удивительно бестолковая память у человека. Никакой конкретики. Ему убийство человека показывают, а он даже его фамилию не запомнил.

— Какое еще убийство?

— Этот Романов... — Морозова нехотя повернулась к Монголу. — Он рассказал, что мысли о побеге появились у него после того, как ему показали видеокассету, на которой какому-то деятелю «Рослава» перерезали горло. За нелояльность.