Великолепная пятерка - Сергей Гайдуков

У Монгола были кое-какие соображения на этот счет, но он предпочел оставить их при себе. Чтобы как-то вернуть Морозову в более безопасное поле, он сочувственно проговорил:

— Что, действительно ничего серьезного не удалось выжать из Романова?

— Ничего, — сердито буркнула Морозова. — Удивительно бестолковая память у человека. Никакой конкретики. Ему убийство человека показывают, а он даже его фамилию не запомнил.

— Какое еще убийство?

— Этот Романов... — Морозова нехотя повернулась к Монголу. — Он рассказал, что мысли о побеге появились у него после того, как ему показали видеокассету, на которой какому-то деятелю «Рослава» перерезали горло. За нелояльность.

— О господи... Ну и нравы у них там... — поморщился Монгол, переступая через тело Кабанова, лежавшее на пути к лестнице.

— Так Романов даже не запомнил фамилию этого человека, не запомнил, когда и где это было...

— Может, на кассете этих сведений просто не было?

— Так нужно было выяснить!

— Он же просто человек, он не как мы с тобой... Он, может, названия цветов знает. Зачем ему про убийства знать?

— Я вот просто подумала вчера ночью...

— Да?

— Если в «Рославе» так поступают с предателями... Они же так и с Романовым теперь поступят?

— Скорее всего.

— Перережут горло перед видеокамерой. Это очень деликатная процедура. Нужно камеру притащить, освещение сделать... И чтобы посторонних не было. Романов сказал, что это был какой-то подвал.

— Ну и...?

— Его, наверное, прямо сейчас туда и повезли. Что с ним церемониться? И вот если бы нам удалось взять того оператора... А еще лучше — накрыть все это сборище в подвале...

— Его увезли почти полчаса назад, — напомнил Монгол. — Где ты теперь его будешь искать?

— Вот об этом я и подумала прошлой ночью. У него там была такая симпатичная обезьянка...

— Что ты с ней сделала?!

— Я вставила туда радиомаяк. И теперь Романова можно отслеживать по всей Москве. Не знаю, что из всего этого выйдет...

Монгол несколько секунд молчал как громом пораженный, а потом сказал Морозовой:

— Знаешь, ты... Ты на самом деле... Ты — страшный человек.

— Вот за это мне и деньги платят, — невесело ответила Морозова.

Дровосек: все под контролем (5)

Возможно, это было самоуверенной глупостью, но поначалу Дровосек на полном серьезе собирался ехать на «Профсоюзную». Он в три приема дополз до своей машины, забрался внутрь и кое-как заткнул те отверстия в своем теле, из которых хлестала кровь. После этого ему стало лучше. То есть он попытался внушить себе, что ему стало лучше, и если еще немного посидеть, то будет просто отлично и можно будет ехать к Морозовой... А то получится полный позор — и собственного сюрприза не притащил, и в общем деле не поучаствовал. Она же его съест, эта стерва...

Дровосек ждал, но лучше не становилось, и он понял, что может просто загнуться в этом лесу, откуда даже по мобильнику дозвониться никуда нельзя. Нужно было выбираться, и Дровосек, бледнея, исходя потом и кровью, завел двигатель, после чего стал медленно выезжать из леса.

На шоссе он разогнался было, но тут подступила вяжущая слабость, Дровосек даже закрыл глаза на несколько секунд, летя наугад, но затем справился с приступом боли, перестроился в правый ряд и поехал так, как никогда не ездил раньше, — медленно и осторожно. Словно катафалк.

За Кольцевой дорогой Дровосек сразу же нырнул в маленькую улочку и дальше такими же закоулками пробрался на одну из конспиративных квартир морозовской команды. Он не чувствовал в себе сил, чтобы добраться до дома, да и ехать через всю Москву с обожженной рожей, в окровавленной ниже груди одежде и с воняющим порохом стволом было не слишком разумно даже для Дровосека. Остановившись у подъезда ничем не примечательного панельного дома, Дровосек поблагодарил господа бога и самого себя за то, что он все-таки доехал. Потом он набрал на мобильном телефоне номер Морозовой, но та не отвечала. «Конечно, — с горечью подумал Дровосек, — она сейчас делом занимается...»

Он выволок свое теряющее подвижность тело из машины и потащил его в подъезд. В квартире Дровосек первым делом зашел в ванную, открыл кран и сделал несколько больших жадных глотков. Однако лучше ему не стало, напротив, было такое впечатление, что выпитая вода тут же превратилась в кровь и с новой силой заструилась из его ран.

Дровосек прошел в одну из комнат, сложил в изголовье подушки одну на другую, чтобы было удобнее, положил свое пульсирующее болью тело и позвонил в главный офис, Шефу.

— Сейчас тебя подберут, — обнадежил его Шеф. — А Морозова в курсе?

— Нет, — ответил Дровосек, удивляясь, какой вдруг тяжелой стала трубка мобильного телефона. — Она сейчас... Меняет Романова...

— Что? — Было такое впечатление, что для Шефа это абсолютная новость. — Романов у нее? А на что она его меняет?

— Ну там... Там жена его и... — Дровосек понял, что больше не хочет разговаривать об этих совершенно неважных для него вещах, и уронил мобильник на кровать.

Минут десять он пролежал неподвижно, смежив веки и вытянув руки вдоль тела, непривычно тихий и смирный. Дровосек давно не видел себя таким. В ушах слышалось низкое гудение, будто рой пчел висел в комнате и пытался психологически давить на Дровосека. Потом гудение было нарушено резким хлопком, будто кто-то невидимый засадил по невидимым пчелам из невидимого ружья. Прошло минуты две, прежде чем Дровосек сообразил — это хлопнула входная дверь.

«Это уже за мной? — подумал Дровосек. — Быстро...» Он хотел позвать или просто издать громкий звук, чтобы приехавшие люди не блуждали по квартире, но тут вдруг понял, что никто не блуждает и никто никого не ищет. Вошедший в квартиру человек не стал проходить вглубь, он стоял в прихожей и набирал номер на телефонном аппарате, причем он так волновался, что в первый раз его палец сорвался с диска, и все пришлось делать заново.

Дровосек насторожился. Насторожился и прислушался.

— Алё... — сказал невидимый человек, наконец дозвонившись. Он сказал «алё», и Дровосек понял, что уже слышал этот голос.

— Алё... Это я... Алё... Возьмите трубку кто-нибудь! Черт! — Звонивший явно был взволнован. Возможно — испуган. Возможно — он куда-то спешил. Но перед этим ему обязательно нужно было сделать один телефонный звонок.

— Алё... Алё... Слушайте, это я, я звоню в последний раз, потому что я больше не могу и я ухожу... Сегодня вообще все пошло не так, не ваши нашим, а наши вашим наваляли, и ваши забыли, кто я... Треснули мне по башке, так что до сих пор болит! Я не мог там больше оставаться, наши наверняка меня уже раскусили! Так что я хочу все свои деньги — и быстро, а потом я сваливаю... Значит, напоследок — я написал все, что смог вспомнить про прошлые дела, про всех наших... И оставил эту папку в обычном месте, в камере хранения. За эту папку я хочу дополнительно двадцать тысяч баксов! И мне все это нужно срочно, потому что...

— Тебе уже ничего не нужно, — хрипло сказал Дровосек, привалившись плечом к дверному косяку. — Баксы покойнику не нужны...

Карабас обернулся.

— Твою мать... — с чувством сказал он, сжимая в руке телефонную трубку. — Как тебя покромсали, однако...

— Тебе хуже придется, — пообещал Дровосек, наводя на Карабаса пистолет. — Предателям всегда хуже... Хуже всех.

— Я ж к пенсии хотел подкопить, — виновато улыбнулся Карабас. — Всего-то навсего... Я никому ничего плохого не хотел. Слушай, давай я тебе «Скорую» вызову?

— Она уже... Уже едет. Такая специальная «Скорая»... Там тебя тоже полечат.

Карабас изменился в лице и повесил трубку.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — С тобой не договоришься по-человечески...

— Не договоришься, — подтвердил Дровосек, стараясь удерживать ствол пистолета в горизонтальном положении. — Стой, скотина, и не шевелись...

— Стою, — грустно пообещал Карабас. — Не шевелюсь...

И в этот же миг он резко сорвался с места. Дровосек инстинктивно нажал на курок.

Карабас взялся за ручку входной двери, потянул ее на себя, и дверь открылась. Однако сил переступить порог у Карабаса уже не было. Он медленно осел на пол, пытаясь зацепиться за что-нибудь, что удержало бы его на ногах; но пальцы стремительно соскальзывали вниз, и Карабас в конце концов просто сел под дверью, устало повесив голову.

Дровосек посмотрел на него и испытал непреодолимое желание вот так же сесть, бросить невыносимо тяжелый пистолет, закрыть глаза и уснуть, отключившись от боли и тяжких мыслей. Так он и сделал. Таким его и нашли.

Челюсть: творец ремейков

Как-то Сучугов видел по телевизору дискуссию насчет того, что первично — кино или реальность. В смысле, то ли кино приспосабливается к реальности, то ли, наоборот, реальность приспосабливается к кино. На своем опыте Сучугов теперь мог бы смело утверждать, что вернее второе утверждение. Сначала появляются инсценировки для видеокамеры с участием дешевых белорусских актеров, а потом...