Под каблуком у Золушки - Елена Лабрус

ещё она к ней прикипела за дни, проведённые в офисе «Золушки». И что бы там у них с Кайратом не было, Таня была его другом. Иногда это даже больше, чем семья.

— Говори помедленней, — возмущалась Оксанка.

Она под Танину диктовку записывала перевод.

— Так пиши быстрее, — отвечала Таня, зевая и почёсывая голые ноги. — У меня и кроме тебя ещё есть дела.

— Неправда, сегодня ты должна быть весь день в моём полном распоряжении.

— Всё то она знает, — снова зевнула Таня.

— Скажи, — отложила Оксанка свои записи и достала из папочки, что оставил ей Кайрат, фотографию. — Это кто?

— Написано же. Судовой врач, — ткнула Таня пальцем в подпись под распечатанным снимком парня с родинкой над бровью.

— А он тебе никого не напоминает?

— Ну, разве что актёра одного, — посмотрела она без энтузиазма. — Как же его зовут-то? Страшненький такой. Ах, да, Брэд Питт.

— Таня, я серьёзно. Вот смотри, — она закрыла пальцем родинку. — Это убрать, волосы зачесать назад, бородку рыжеватую клинышком, очёчки в тонкой оправе.

— Погоди, погоди, — наконец, загорелся в её глазах интерес. — Ты про Козлобородого?

Она прикрыла всё ненужное ладонями, оставив только глаза.

— Точно, ведь на коуча нашего похож. На какую тему мы там последний тренинг слушали?

— Искусство торговать, — напомнила Оксанка. — Мы ещё возмущались на кой нам-то, ведь мы закупёры.

— Да, я и не слушала его. Тем более вещи говорил банальнейшие. Их Том Хопкинс лет пятьдесят назад уже озвучил, — убрала руки Таня.

— А акцент? Помнишь его акцент?

— И, сука эта толстозадая ведь к нему тоже клеилась.

— Инночка?

— Ага, клизма эта дырявая.

— Она уже дома, кстати? — Оксанка улыбнулась, подозревая в Тане скорее ревность, чем праведный гнев.

— Нет, что ты. Там аппарат Елизарова у неё на одной ноге, гипс на другой. Пока не снимут, будет в больнице загорать. — Таня потянулась за своей сумкой, а потом встала, накинув на плечо длинную лямку. — Не хочешь её навестить?

— Нет, — встала Оксанка. — Но поеду.

Эта девица с повисшими сосульками грязными волосами и чёрными кругами под глазами мало походила на круглощёкую Инночку. Но пришедшим гостям, как ни странно, обрадовалась.

Назаров оплатил девушке индивидуальную палату, и это оказалось для неё худшим наказанием, чем лежать в тесноте и вони общей — поговорить не с кем и по каждой мелочи приходилось дёргать дежурную медсестру.

Это она им поведала, пока Таня поправляла ей подушку, а Оксанка открывала окно, чтобы её не стошнило от запаха мази Вишневского или какой другой такой же резкой гадости.

— Вот уж вашего нашествия так точно не ожидала, — разрумянилась Инночка толи от стыда, толи от свежего воздуха.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, татаро-монгол, саранчу или рок-фестиваль, — подвинула к ней свой стул Таня. — Но мы здесь по делу, а не ради твоего удовольствия.

— Вы же обе уволились, — не понимала девушка.

— Не важно. Скажи, помнишь был у нас как-то тренинг, и вёл его такой смазливый тип с козлиной бородкой?

— Оскар? — расплылась в улыбке Инночка.

— Оскар, — всплеснула руками Таня. — А фамилия у этой кинопремии есть?

— Кажется, Вуд. Я не спрашивала, но его так представили.

— А о чём ты спрашивала?

— Откуда он приехал. Где живёт его семья. Трудно ли было освоить русский язык. Да, много о чём. Мы же встречались. Ну, пару раз в кафе посидели. А потом он с этой дылдой из бухгалтерии вроде встречаться начал.

— Юля, наверно, — подсказала Оксанка. — Стройная такая девушка, светленькая. Очень симпатичная.

— Да, да, с Юлькой. Но вроде тоже не заладилось у них. Потому что он какой-то странный. Водит всех в одно и то же кафе, садится за один и то же столик, и никогда не смотрит в глаза. Всё время по сторонам.

— А кафе называется? — встала Таня, как будто всё уже узнала.

— «Солёный пёс». Он говорил, оно на английский паб похоже.

— По родине, значит, скучает. Ну, ну, — кивнула она. — Ладно, пока!

— Поправляйся, — Оксанка тоже встала и пошла к двери.

— Что даже спасибо не скажете?

— Так тебя смотри уже как красиво отблагодарили, — повернулась Таня. — И всё за то, чтобы думала, прежде чем беременных женщин обижать, да к чужим мужикам цепляться.

— А мне её жаль, — сказала Оксанка, спускаясь по лестнице.

— А мне нет, — подала ей руку Таня. — Слава богу, что в этой машине оказались не ты и не я.

Оксанку не хотели посвящать в дальнейшие планы, но она настояла. Тем более Кай вышел на связь, и пока в офисе они с Алексеем решали рабочие вопросы, она просто улыбалась, рассматривая на экране монитора его загоревшие руки, хвостик, в который он затянул на макушке свои мешающиеся волосы, и просто слушала его голос.

Его дела затягивались. Она и не догадывалась, что он взялся там ещё заключить договоры на поставку оборудования, и решить другие рабочие вопросы. К счастью, все они вроде уже подходили к концу.

По «колзобородому» он тоже всё внимательно выслушал.

— Подключите Шаталину, — сказал на прощание Алексею Кай.

Лёшка записал продиктованный номер и деликатно вышел.

— Счастье моё, потерпи! Я два вечерних платья уже надевал, ещё два осталось, — Кай улыбался ей с экрана, словно был совсем рядом. Жаль нельзя протянуть руку и притронуться к нему.

— Хорошо, — старалась улыбаться и Оксанка.

— Завтра я уезжаю на несколько дней на остров. Не теряй меня. Если смогу, пришлю тебе фотки с видами Майами.

— А что Альваресы?

— О, — сморщился он. — Меня записали, обещали перезвонить. Там всё так серьёзно. Так что, буду ждать. Скучаю по тебе как одержимый. Люблю тебя!

Он сложил ладонями сердечко. Оксанка повторила его жест. Он подмигнул и отключился.

Они проговорили минут тридцать, а ей казалось, он сказал только этих два слова.

И жизнь дальше медленно поплелась без него.

Оксанка скучала, переживала, но держалась, тем более она нашла себе занятие, которое делало его ближе. Она начала собирать историю его семьи.

Учитывая популярность фамилии Альварес, это оказалось непросто. Среди них встречались и испанцы,