Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Путешествие, которое Ирод намеревался завершись в две недели, растянулось на долгих три месяца. Иудея была разорена. Люди бедствовали. Все, с кем ни доводилось беседовать Ироду, ругали его и жалели Антигона. Антигон-де, говорили ему, был богобоязненным царем и желал блага своему народу, а чужеземец Ирод, обманом пленивший Антигона, откусил ему уши и съел их, после чего отрубил голову и тоже съел, за что римляне, ненавидевшие Антигона, объявили Ирода царем Иудеи. «Сбывается реченое пророками за прегрешения отцов наших, отступивших от уставов Господа, – говорили Ироду случайные собеседники. – И проклятием проклял нас Господь, весь народ Свой, и отдал нас на поругание нечестивцу».

Эти нелепые слухи, распространяемые по всей Иудее, не могли не иметь общего источника. И вскоре Ирод обнаружил этот источник. В ходе своего путешествия по стране он посетил множество синагог [231], в которых трижды в неделю собирались на богослужение иудеи. Ирод не мог не обратить внимания на то, что в каждой синагоге после традиционной молитвы, которую он помнил с детства [232], следовало чтение пророков, причем, как по сговору, всюду читалась одна и та же книга Малахии, начинающаяся словами: «Я возлюбил вас, говорит Господь. А вы говорите: “в чем явил Ты любовь к нам?” – Не брат ли Исав Иакову? говорит Господь; и однако же Я возлюбил Иакова, а Исава возненавидел и предал горы его опустошению, и владения его – шакалам пустыни. Если Едом скажет: “мы разорены, но мы восстановим разрушенное”, то Господь Саваоф говорит: они построят, а Я разрушу, и прозовут их областью нечестивою, народом, на который Господь прогневался навсегда. И увидят это глаза ваши, и вы скажете: “возвеличился Господь над пределами Израиля!”…» [233]

Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы догадаться: ненависть к Ироду как к представителю рода Исава искусственно культивируется, и культивируется прежде всего в синагогах, откуда затем растекается по всей стране. Это насторожило Ирода, помнившего, что в свое время Малих, вознамерившийся стать царем Иудеи и ставший причиной смерти его отца Антипатра, использовал в качестве базы для подготовки переворота синагоги. Появился ли в Иудее новый Малих, взявшийся за организацию свержения законного царя Иудеи? Этого Ирод не знал и не пытался узнать, поскольку ненависть к нему евреев, подогреваемая священнослужителями, зашла слишком далеко. Необходимо было выбить почву из-под ног тех, кто распускает о нем слухи чуть ли не как о людоеде, а для этого, думал Ирод, оказалось мало того, что он, сформировав первое в Иудее правительство, не включил в него ни одного священнослужителя, тем самым отстранив их от участия в управлении страной. Следовало озаботиться о создании некой новой структуры, которая, формально не завися от его, Ирода, царской воли и не подчиняясь ему, взяла бы под свой контроль все существующие в Иудее и за ее пределами синагоги и умонастроение людей.

Продолжая путешествовать по стране и размышляя над вопросами укрепления Иудеи и роста ее авторитета среди соседних стран, Ирод определил для себя задачи, нуждающиеся в первоочередном решении. Среди этих задач он поставил на первое место усиление границ страны, для чего наметил строительство новых крепостей и восстановление старых, где разместятся гарнизоны и устроены арсеналы для хранения оружия. Следующей по важности задачей он наметил для себя реформу правосудия, взяв себе за образец римское право, представлявшееся ему наиболее подходящим для Иудеи [234]. Но как заставить народ озаботиться больше делами земными, прежде всего ростом собственного благосостояния, ограничив влияние на него священнослужителей и при этом не оскорбив его религиозного чувства? Ирод решил повременить с решением этого вопроса и посоветоваться прежде с Гирканом, имевшего пусть небольшой и в целом неудачный, но все же опыт первосвященства.

Вернувшись после долгого отсутствия в столицу, он сразу же уединился с Гирканом и поведал ему обо всем, что услышал и увидел собственными глазами в ходе своего странствия по Иудее. Старик, польщенный доверием, которое оказывает ему Ирод, внимательно его выслушал и, когда Ирод закончил свой рассказ, сказал:

– Ты спрашиваешь моего совета, как тебе поступить, чтобы, не вмешиваясь в дела веры, усмирить священнослужителей и ограничить их влияние народ? Позволь мне посоветовать тебе сделать то, что сделал по повелению Господа Моисей, избрав себе совет семидесяти из числа старейшин, который сопроводил его на гору Синай, но приблизиться к Господу не посмел [235]. Эти семьдесят пусть да будут твоими советниками и судьями народа во всякое время и по всем вопросам, не касающимися дел твоих и тебя, возведенного на царство сенатским установлением в Риме и волею Предвечного на небе.

В словах Гиркана был резон, и Ирод по некотором размышлении собрал правительство, пригласив на заседание Гиркана и первосвященника Ананила. Здесь он объявил о своем решении учредить при Храме синедрион [236].

Весть о создании нового высшего органа управления страной быстро распространилась по всей Иудее и выплеснулась за ее пределы. Одни с одобрением отнеслись к нововведению Ирода, приструнившего таким образом местные религиозные власти, которые за годы борьбы между ним и Антигоном вышли из-под какого бы то ни было контроля и стали явно злоупотреблять своей властью. Другие, и в их числе приверженцы Ирода, отнеслись к учреждению синедриона скептически, полагая, что разделение высшей власти на два самостоятельных органа – исполнительную царскую власть и власть религиозную, на которую возлагались судебные функции, – ослабит Иудею в решении как внутриполитических, так и, в особенности, внешнеполитических вопросов. Третьи сочли учреждение синедриона очередной блажью Ирода, который, не зная, как править непокорными евреями, придумывает все новые и новые затеи.

Известие об учреждении синедриона, всецело подчиненного первосвященнику, вызвало ярость у Александры. Теперь она чувствовала себя не только оскорбленной, но и смертельно раненой, когда ей только и остается что умереть, навсегда унеся с собой в могилу надежду на то, что ее сын Аристовул – последний представитель некогда славного рода Хасмонеев – обретет хотя бы видимость власти. Она написала новое письмо Клеопатре, жалуясь на то, что Ирод оказался никчемным царем, не способным самостоятельно решить ни одного вопроса, которые должен решать любой царь. «То он объявляет своим соправителем моего выжившего из ума отца, – писала она, – то делит свою власть со случайными людьми, которые только и умеют, что без конца помазывают елеем его седую голову, а то выдумал какой-то совет, назвав его синедрионом, и назначил старшим над этим советом выскочку из вавилонян Ананила, который абсолютно не знает страны и традиций ее народа и потому ничего, кроме вреда, принести Иудее не может. Единственный человек, который в состоянии возвеличить Иудею, это мой сын Аристовул, но Ирод понимает, какую опасность таит для него мой мальчик и всячески его унижает, превратив в частное лицо, которое тем только и отличается от раба, что не горбит свою спину от зари до зари в каком-нибудь винограднике и не пасет овец». Заканчивалось письмо Александры словами: «Я бы почла за великую честь, милая Клеопатра, если бы ты приняла меня с моим единственным мальчиком под свое крыло и предоставила нам кров, но самая мысль о том, что Ирод каким-то образом узнает про мое намерение, страшит меня: это ничтожество, которое только и умеет, что заделывает моей красавице дочке одного за другим детей, при этом страшно ревнуя ее ко всем, кто посмеет посмотреть на нее, тут же прикажет убить нас».

Клеопатра показала это письмо Антонию, о чем Ироду тут же сообщила Ревекка, присовокупив при этом, что триумвир лишь посмеялся над страхами Александры, заявив, что Ирод действует обдуманно и смотрит далеко вперед, куда не в состоянии заглянуть ни один смертный, не наделенный талантами Ирода.

Клеопатра закатила Антонию истерику.

– Ты слишком доверяешь своему любимцу, которого называешь не иначе, как львом. А лев всего лишь лев, удел которого плодить себе подобных, дожидаться, когда его львицы принесут ему готовую добычу, и следить за порядком в своем прайде. Но для того, чтобы следить за порядком в прайде, не подпуская к нему посторонних львов, не нужно быть царем, – для этого достаточно нанять евнуха. Твой Ирод – евнух, и я сильно сомневаюсь в том, что дети, которых одного за другим рожает Мариамна, его дети. Он не только никакой не царь, но даже не мужчина!

– Ты говоришь так, как если бы провела с ним ночь в постели и лично удостоверилась в его неспособности быть мужчиной, – продолжал смеяться Антоний.