Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

– Ты не обыкновенная земная женщина, ты сама богиня Лето, которую изводила своей ревностью Гера. – говорил он теще Ирода Александре, красневшей от неумеренных восторгов гостя, – и дети твои не обыкновенные земные дети, а солнцеликий Аполлон и подобная луне Артемида, которые заслуживают поклонения [217]. От имени триумвира Марка Антония должен выразить тебе, Александра, внушение за то, что ты утаиваешь от мира своих божественных детей. Единственное, что может извинить тебя, так это то, что ты немедленно пригласишь художника и велишь срисовать с Аристовула и Мариамны их портреты. Эти портреты я покажу Антонию, и можешь быть уверена, что мой господин, едва увидев их, выполнит любую твою просьбу.

Иосиф, муж Саломии, с улыбкой наблюдал за Деллием и посылал Ироду ироничные взгляды. Ирод, напротив, был мрачен. Ему претили женоподобные мужчины, а Деллий и не пытался скрыть своих педерастических наклонностей [218]. Особенно Ирода взбесило то, что его теща Александра, вступившая в тайную переписку с Клеопатрой, затеяла собственную игру, не поставив об этом в известность Ирода, и продолжала как ни в чем не бывало гнуть свое, отлично понимая, что Ирод не посмеет возразить против предложения Деллия написать портреты Мариамны и Аристовула. Художник действительно в тот же день появился во дворце Гиркана и в три сеанса написал в красках заказанные ему портреты.

Портреты ему удались. Мариамна и Аристовул выглядели на них как живые. Вопреки иудейскому запрету изображать людей, Ирод с удовольствием оставил бы эти портреты у себя. Но заказ на их написание поступил не от Ирода, а от Александры, работу художника оплатил Деллий, и у него не было никаких оснований воспрепятствовать их отправке в Александрию. Спустя два месяца в Иерусалим прибыл уже не очередной легат, а целая депутация от Антония с письмом, адресованном Ироду. Антоний писал, что хотел бы лично познакомиться с Александрой и ее детьми и надеется, что со стороны Ирода это не вызовет возражений. Правда, продолжал он, поскольку поездка тещи Ирода и его жены Мариамны в Египет может вызвать в среде иудеев ненужные кривотолки, он просит Ирода отпустить в Александрию одного лишь Арстовула, о храбрости которого он наслышан, а теперь и покорен его красотой. Письмо Антония заканчивалось словами: «Если только это не представит затруднений».

Приписка к письму оказалась как нельзя более кстати. Ирод тут же написал Антонию ответное письмо, в котором указал, что отъезд Аристовула из страны приведет к смутам среди иудеев, поскольку тем только и нужен повод для совершения государственного переворота. «Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, – писал Ирод, – сколь нетерпимы иудеи к назначению меня, инородца, царем Иудеи. Теперь, когда я делаю все для того, чтобы навести в стране порядок, любой опрометчивый шаг с моей стороны может привести к нежелательным последствиям и отторжению Иудеи от Рима, что, полагаю, ни в твоих личных интересах, ни в интересах наших стран».

Ирод, отправляя письмо с депутацией Антония в Александрию, заботился не только о чести своей семьи, что могло вызвать неудовольствие со стороны падкого на сомнительные удовольствия триумвира. Как только ему стало известно о казни в Антиохии Антигона, он действительно предпринял ряд шагов по укреплению своей власти в Иудее. Прежде всего он разыскал давнего друга своего покойного брата Фасаила Офелия и через него выяснил, что Гиркан, после того как Антигон нанес ему тяжкие увечья, был увезен Пакором в Парфию в качестве пленника на случай, если Антигон его обманет и не расплатится с ним обещанными тысячью талантами и пятьюстами самыми прекрасными женщинами-еврейками. Пакор, однако, был убит, как, впрочем, был казнен и Антигон. Тем не менее изувеченный Гиркан постеснялся возвратиться в Иудею, где его помнили и почитали как первосвященника, и, заручившись посредничеством Сарамаллы, злейшего врага Пакора, обратился к провозглашенному царем Парфии Фраату с просьбой разрешить ему навсегда остаться в Вавилоне. Фраат, узнав со слов Сарамаллы о печальной участи Гиркана, такое разрешение дал, благо местные иудеи, во множестве осевшие в Вавилоне при Навуходоносоре, продолжали считать его первосвященником и воздавали ему соответствующие почести.

Ирод направил Фраату письмо, в котором просил его, равно как подчиненных ему вавилонских иудеев, не сердиться на него, если он пригласит Гиркана вернуться в Иерусалим и разделит с ним его царскую власть, дарованную ему три года назад сенатом Рима, а теперь вверенную ему волею Предвечного. В подтверждение своего намерения царствовать совместно с Гирканом он уговорил Сарамаллу в качестве своего полномочного представителя лично переговорить с Фраатом и убедить его в том, что Ирод глубоко почитает Гиркана как друга своего отца Антипатра и что как раз теперь наступил тот момент, когда он сможет отблагодарить его за все благодеяния, оказанные ему бывшим первосвященником за полученное воспитание и образование, а также за спасение его жизни во время суда, учиненного над ним по наущению его врагов-иудеев в отместку за справедливую казнь разбойников-галилеян, грабивших миролюбивых соседей-сирийцев.

Сарамалла, имевший на Фраата влияние, блестяще справился с возложенной на него миссией, и Гиркан, несмотря на мольбы вавилонских иудеев не покидать их и не верить на слово Ироду, который, как все идумеяне, обещает одно, а делает прямо противоположное, собрался в дорогу. Иудеи снабдили его значительной суммой денег, а вавилонский священник Ананил, покровительствовавший Гиркану за годы его вынужденного изгнания, вызвался проводить его до самого Иерусалима.

Нельзя было без чувства горечи и сострадания смотреть на изуродованного старика, которому перевалило за восемьдесят лет. Его дочь и теща Ирода Александра без устали рыдала и ни на шаг не отходила от отца. Не просыхали от слез и глаза его внучки Мариамны и внука Аристовула. Гиркан и сам разрыдался при виде поседевшего Ирода. Оставшись наедине с Гирканом, Ирод спросил:

– Что я могу сделать для тебя?

– Мне, старику, ничего не нужно, с меня достаточно того, что я снова дышу воздухом моей родины. Лучше позаботься об Ананиле, в доме которого я нашел приют и заботу об мне.

Ирод тут же назначил Ананила первосвященником вместо казненного Антигона. Это решение Ирода вызвало крайнее неудовольствие со стороны Александры. Как-то во время ужина, когда за столом собралась вся семья, включая приглашенного в качестве почетного гостя Ананила, с нею случилась истерика.

– Как ты мог, – кричала Александра, – как ты мог до такой степени унизить не только меня, но и моего отца, который был первосвященником при самом Помпее? Или ты, простолюдин, выскочивший в цари, решил, что отныне все важнейшие должности в Иудее станут занимать такие же простолюдины-выскочки, как ты?

За столом наступила гробовая тишина. Гиркан сидел, глядя в свою тарелку, и не смел ни на кого поднять глаза. Покрасневший Ананил, для которого назначение его первосвященником явилось полной неожиданностью, сослался на какие-то неотложные дела и, извинившись, вышел. Ирод, дождавшись, когда Александра немного успокоится, спросил:

– А кого бы ты хотела видеть на месте первосвященника?

– Моего сына и твоего шурина Аристовула! – с вызовом ответила Александра. – И я добьюсь, что Аристовул станет первосвященником!

По тому, как испуганно вскрикнула Мариамна, всем стало ясно, что Александра хватила через край. Дорис, снова непомерно располневшая, с интересом наблюдала, во что выльется эта внезапно вспыхнувшая ссора. Насторожившаяся Кипра всем своим видом умоляла сына не давать волю гневу. Даже Ферора, демонстративно сторонящийся всего, что происходит в их семье, и тот присмирел, с тревогой глядя на Саломию, которую, это было видно по ее помрачневшему взгляду, особенно задели слова Александры об ее брате-простолюдине, выскочившем в цари, и, стало быть, всех их, наследниках Антипатра, с которым считались первые лица Рима, – ничтожном происхождении.

– Кто станет первосвященником, а кто нет, – тихо произнес Ирод, обращаясь к одной лишь теще, – решаю я и никто другой. Ты, Александра, поступишь благоразумно, если раз и навсегда усвоишь это.

Тон, каким были произнесены эти слова, привел, наконец, Александру в чувства. Ирод же после этого злополучного ужина сделал для себя вывод: поскольку он по воле Предвечного царь и, послушный Его воле, должен оставаться таковым и впредь, то начинать следует с наведения дисциплины и полного послушания в собственном доме.

Начать, однако, ему пришлось не со своего дома и даже не с усмирения страны, народ которой продолжал роптать против его утверждения в царском сане, а с отражения внешней угрозы. Без всяких видимых причин царь Аравии Малх перешел со своим войском через Иордан и, вторгшись в пределы Иудеи, стал грабить и убивать ее население. Ирод, никак не ожидавший такого коварства со стороны родственника, немедленно снарядил и послал к Малху посольство с намерением вразумить того и объяснить, что Иудея, равно как ее царь Ирод, никоим образом не являются врагами Аравии, а, напротив, рассматривают ее как своего ближайшего соседа, с которым Иудея жила прежде и намерена жить впредь в мире и согласии. Малх, даже не приняв послов, приказал убить их. Это было невиданным нарушением всех норм взаимоотношений между соседними государствами. Ирод спешно собрал войско и выступил навстречу Малху. В первом же сражении арабы потерпели поражение и вернулись восвояси. Ирод расставил вдоль Иордана сторожевые посты, приказав им не вступать в стычки с арабами, если те вздумают снова вторгнуться в пределы Иудеи, а сам с основными силами вернулся в Иерусалим. Когда войско было уже на марше, в тыл ему неожиданно ударили невесть откуда взявшиеся египтяне под командованием Афениона, с которым Ирод по пути в Рим имел несчастье познакомиться во время своего кратковременного пребывания в Александрии. Афенион был евнухом, бесконечно преданным Клеопатре. Тот факт, что Ирод уклонился от удовлетворения похоти крючконосой царицы, вызвал в Афенионе презрение к нему. Клеопатра, потакая влюбленности в нее Афениона, позволяла ему наблюдать через специальную дырочку, сделанную в пологе кровати, за ее интимными утехами с мужчинами, доставляя тем самым своему обожателю единственную радость, на которую тот был способен. Лишившийся этой радости Афенион, рассчитывавший насладиться зрелищем связи царицы с гостем из Иудеи, сразу же возненавидел Ирода. Когда отвергнутая Клеопатра сказала Ироду: «Берегись отвергнутых женщин, они бывают страшно мстительны», – судьба его для Афениона была решена. Выпроваживая Ирода из покоев царицы, Афенион сказал ему: «Ты запомнил, что сказала тебе моя госпожа? Берегись, Ирод: оскорбление, которое ты нанес сегодня самой прекрасной в мире царице, не подлежит прощению».